Эспер считает, что слиндеры изменились. Что это значит?

«Слиндер» – слово на языке усттишей, означающее «тот, кто ест» или «тот, кто пожирает». Но кто они на самом деле? Короткий ответ таков: когда-то они были людьми, жившими в Королевском лесу или поблизости от него. А потом проснулся Терновый король, и целые племена покинули деревни, чтобы пойти за ним.

Разумеется, существовало множество легенд о таких людях. Например, в «Легенде о Галасе», единственном тексте, оставшемся от исчезнувшего королевства Тирц Эккон, имелся похожий эпизод. Великаны-вомары украли гигантского быка Феригольца, и Галаса послали его вернуть. Во время своего путешествия он встретился с великаном по имени Кервидз, у которого был волшебный котелок. Один глоток из этого котелка превращал людей в различных зверей…

Говорят, у святого Фафланса есть дудочка, пение которой наполняет человека безумием и заставляет пожирать себе подобных. Грим Неистовый – темный и ужасный дух ингорнов, чьим именем клялся Эспер, сеет в душах своих почитателей боевое безумие, превращая их в берсерков.

Ветка с треском поддалась, на миг повисла на обрывках коры и упала. Та часть, на которой сидел Стивен, резко распрямилась, точно рычаг катапульты, и он вдруг понял, что летит… и что он идиот.

«Заметки о несусветной глупости Тех-Кто-Слишком-Много-Думает», – начал он новый трактат, идея которого только что забрезжила у него в голове. Возможно, времени хватит еще на одну строчку или даже две. Дико размахивая руками и пытаясь за что-нибудь ухватиться, Стивен ударился бедром о ветку, потянулся к ней, причем, разумеется, выронил меч, но продолжил падать.

Запрокинув голову, он увидел далеко наверху лицо Винны, крошечное и невероятное прекрасное. Знает ли она, что он ее любит? Стивен сожалел, что не сказал ей об этом, пусть даже его признание могло положить конец их дружбе – и его дружбе с Эспером.

Он поймал-таки ветку, руку пронзило огнем, но он не разжал хватки. Задыхаясь, Стивен посмотрел вниз – слиндеры подпрыгивали, пытаясь поймать его за ноги, и не доставали лишь на самую малость.

«Первейшим достоинством Тех-Кто-Слишком-Много-Думает является то, что у них, как правило, не бывает потомства, поскольку их неспособность сосредоточить помыслы на происходящем вокруг в каждую минуту часто ведет к безвременной кончине. Единственными их добродетелями является любовь к друзьям и сожаления о том, что они не могут для них сделать больше, чем уже сделали».

Стивен заметил, что заколдованные ветви опустились к самой земле и люди-чудовища начали на них забираться. Подняв взгляд, он увидел перекошенную злобой морду, чьи-то руки схватили его и потащили в жаждущую крови толпу.

– Эспер, прости меня! – успел крикнуть он, прежде чем его погребли под собой тела слиндеров.

Леоф задохнулся от боли, когда его пальцы приняли положение, когда-то бывшее для них нормальным.

– Я сам изобрел это устройство, – с гордостью сообщил лекарь. – И добился с его помощью больших успехов.

Леоф сморгнул слезы и взглянул на приспособление. По сути, оно представляло собой перчатку из мягкой кожи с маленьким металлическим крючком на конце каждого пальца. Руку композитора засунули внутрь и положили на металлическую пластину с отверстиями для крючков. Доктор растянул пальцы так, как им следовало лежать, и закрепил крючками.

Затем – и это было самым болезненным – он положил сверху вторую пластину и стянул их болтами. Сухожилия Леофа горели огнем. Возможно, пришла ему в голову дикая мысль, все это – новая изощренная пытка, придуманная узурпатором и его лекарями?

– Давайте лучше вернемся к пару и травам, – поморщившись, попросил он. – Это было приятно.

– Это было нужно, чтобы расслабить руки, – пояснил лекарь. – И пробудить целительные жидкости. А сейчас настал черед наиболее важной процедуры. Ваши пальцы срослись совершенно неправильно, но, к счастью, с тех пор прошло не так много времени. Мы должны придать им нужную форму, а после я смогу сделать жесткие лубки, чтобы удержать их на месте, пока не совершится подлинное исцеление.

– Значит, такое часто случается? – Леоф задохнулся, когда лекарь сильнее затянул болты. Его ладонь все еще оставалась далеко не плоской, но в глубине поврежденной плоти что-то слегка щелкало, выпрямляясь. – Чтоб… руки были в подобном состоянии?

– Не совсем так, – признал лекарь. – Мне еще не приходилось работать с именно такими повреждениями кисти. Но руки, раздробленные булавой или мечом, – довольно заурядное явление. Прежде чем я стал лекарем его величества, я служил лекарем при дворе грефта Офтена. Он, видите ли, каждый месяц проводил турниры, а пятеро его сыновей и тринадцать племянников были как раз подходящего возраста, чтобы в них участвовать.

– Значит, вы лишь недавно прибыли в Эслен? – спросил Леоф, радуясь возможности отвлечься.

– Около года назад, хотя сначала я был подручным лекаря его величества короля Уильяма. После его смерти я недолгое время служил ее величеству королеве, а потом стал помощником личного врача короля Роберта.

– Я тоже недавно сюда прибыл, – сказал Леоф. Врач еще сильнее затянул болты.

– Разумеется, мне известно, кто вы такой. Должен сказать, что вы довольно быстро прославились. – Он едва заметно улыбнулся. – Вы могли бы проявить несколько большее благоразумие.

– Мог бы, – не стал спорить Леоф. – Но тогда мы не имели бы удовольствия выяснить, насколько эффективно ваше изобретение.

– Я не стану вводить вас в заблуждение, – проговорил лекарь. – Ваши руки могут стать лучше, но прежними не будут никогда.

– Я и не предполагал.

Леоф вздохнул и снова сморгнул слезы боли, когда очередная полузажившая кость щелкнула и со скрипом передвинулась на новое место.

На следующее утро он неуклюже листал одну из книг, доставленных по приказу узурпатора, а руки его, как и обещал врач, были в лубках – жестких перчатках из железа и толстой кожи. Его кисти с растопыренными пальцами руки большой и нелепой куклы. Леоф никак не мог решить, как он выглядит: смешно или жутко, – когда пытается переворачивать страницы этими громоздкими варежками.

Впрочем, вскоре он забыл об этом, очарованный тайной.

Книга была старой, написанной древними алманнийскими буквами. Называлась она «Лютее са Фелтан йа са Бирмен» – «Песни полей и рек», – и это были единственные вразумительные слова во всей книге. Остальное представляло собой письмена, каких Леоф никогда прежде не видел. Они чем-то напоминали символы знакомого алфавита, но как читается та или иная буква, оставалось только догадываться.

В книге имелось несколько страниц с короткими строчками, похожими на стихотворные и тоже чем-то знакомыми, но в целом казалось, что обложка книги и ее содержание не имеют друг к другу никакого отношения. Даже бумага внутри представлялась неподходящей, более старой, чем переплет.

Леоф как раз разглядывал страницу со схемами, такими же загадочными, как и текст, когда услышал какой-то шорох из-за двери. Он вздохнул, готовясь к очередной встрече с принцем или лекарем.

Но он ошибся – и ахнул от радости. Порог переступила девочка, кто-то тут же захлопнул и запер за ней дверь.

– Мери! – вскрикнул Леоф.

Она замешкалась на мгновение, а потом бросилась к нему. Леоф подхватил ее и обнял своими нелепыми руками.

– Уф! – выдохнула Мери, когда он прижал ее к себе.

– Как здорово снова видеть тебя, – сказал он и поставил ее на пол.

– Мама говорила, что тебя, наверное, жуть как убили, – проговорила Мери с серьезным видом. – Я так надеялась, что она ошиблась…

Он потянулся погладить ее по голове, и она изумленно вытаращила глаза, заметив его руки.

– Не пугайся, – тут же сказал Леоф, складывая жуткого вида лапищи на колени. – Это чтобы их вылечить. Как твоя матушка, леди Грэмми?

– Если честно, не знаю, – ответила Мери. – Я уже много дней ее не видела.