Она всхлипнула. Я попытался перевести разговор на другую тему.

– А профессор почему-с не завтракают-с?

– Профессор? – очнулась она от мрачных мыслей. – Ах, да! Он уснул крепчайшим сном! Он даже нарушил свой график работы. А так он встает раньше всех. Но сегодня, сегодня… Сами понимаете, привычный распорядок дня нарушил не только он.

– Видимо, на него так подействовала сильная доза снотворного.

– Снотворного? – удивилась Ли-Ли. – Я вас не понимаю!

– Что тут не понимать, – махнул я рукой. – Он пожаловался, что не мог уснуть и поэтому принял несколько транквилизаторов.

– Вы шутите! – всплеснула она пухлыми ручками.

– Отнюдь. И что тут удивительного?

– Все, все удивительно! Профессор принципиально никогда не принимает подобные лекарства. У него по этому поводу выстроена целая теория! Да и зачем ему нужно было поскорее уснуть, если он в такой-то час и не ложиться!

– А в этот вечер он, возможно, плохо себя чувствовал и захотел уснуть, – упрямо настаивал я.

– Да, но он крайне принципиальный человек! Он борется с такими методами лечения, как снотворное. Он считает, что это крайне отрицательно воздействуют на психику и мешает нормальной работе мозга. А у него умственная работа. Требующая четкого и логического мышления. Он не стал бы себя подвергать риску. И потом… Он сам не раз публично заявлял, что лучше в случае бессонницы или дурного самочувствия принять грамм сто коньяка.

Вано не выдержал и расхохотался. И ласково потрепал Ли-Ли по кругленькой щечке.

– Милая, вы сами себе противоречите. У вас же коньяка днем с огнем не сыщешь!

Ли-Ли обижено пожала плечами, приняв слова Вано за насмешку. И печально посмотрела своими глазками на моего товарища. У меня закралось подозрение, что чувства Вано к Ли-Ли не лишены взаимности.

– Зря вы так, Иван Демьянович. К тому же, профессор Заманский и не пьет вовсе. Он целиком придерживается нашей морали. Хотя и не заявляет об этом вслух. И все-таки это странно… – и Ли-Ли внимательно посмотрела на меня. Чувствуя, что к ее предположениям я отношусь более терпимо. – Вам так не кажется, Ник? Профессор именно в этот вечер нарушил свой распорядок и принял дозу снотворного, которого у него, кстати, нет.

– А вы откуда знаете, милая?

Вопрос Вано застал ее врасплох.

– Я? Я вовсе не знаю. Откуда мне знать наверняка? Но предположить я могу, поскольку не раз слышала от Заманского, что транквилизаторы – это яд замедленного действия. Убивает незаметно, но верно.

Я махнул рукой. В конце концов теория Заманского меня не интересовала. Мыслями я уже был далеко от этого идиотского места. И мне мои мысли нравились.

– Знаете, что я вам скажу, Ли-Ли. Даже если Заманский солгал? Ну и что? Может, он не хотел выбегать на эти крики. Может, он был увлечен работой. А, возможно, уже улегся в теплую постель. В этом случае я его понимаю. Вот он и ляпнул первое попавшееся, чтобы я не подумал, что он бесчувственный чурбан. И никаким образом не реагирует на ваши трогательные душераздирающие крики. Ученые вообще народ рассеянный. Они увлечены только собственным делом.

Вано нежно прикоснулся к пухленькой ручке Ли-Ли.

– Ну, что вы так волнуетесь, красавица. Слава Богу, не вашего же мужа убили, – неудачно ляпнул Вано.

– Тьфу-тьфу-тьфу! – перекрестилась Ли-Ли. – Что вы такое говорите, Иван Демьянович.

И при этом ее глазки как-то подозрительно блеснули. Похоже, мысль про кончину мужа не раз приходила в ее прелестную головку.

– Вы как, счастливы со своим благоверным, – не унимался Вано, откровенно и восхищенно оглядывая хозяйку отеля.

Ли-Ли покраснела и потупила взгляд.

– Он мой супруг, как же иначе, – целомудренно заявила она. – Кстати, он скоро должен прийти. Ушел за покупкам. Эту работу выполняет он.

– Он великодушен! – восхищенно причмокнул Вано языком. И краем глаза я заметил, как его рука вновь подкрадывается к ручке Ли-Ли. Впрочем, небезнадежно. Но в этот пикантный миг дверь гостиницы распахнулась. И в холл ввалился шеф милиции Савнидзе. И заорал прямо с порога.

– Куда это вы намылились, приятели?

Он даже не удосужился с нами поздороваться.

– Погостили, пора и честь знать, – хмуро ответил я.

– А вот я так не думаю! Или вы не знакомы с законом? До закрытия дела никто не имеет права покидать Жемчужное.

– Именно потому, что мы знакомы с законом, мы и собираемся покинуть ваш город. Поскольку по делу даже не будем проходить как свидетели.

– Так не пойдет, – замотал он своей черной кудрявой головой. – В день вашего приезда произошло убийство. И вы находились недалеко от места преступления. Советую, ребятки, об этом подумать. К тому же мне еще необходимо всех опросить. И вас в том числе. Так, что – увы. Позагорайте пока на нашем пляже. Он, кстати, очень хорош. Чистота – райская!

– Нам ваш рай уже вот где, – и Вано провел ладонью по своей бычьей шее.

Но Гога его не услышал. Его взгляд с жадностью пробегал по столу. И вскоре шеф милиции уже вовсю уплетал баклажаны.

Нам было не интересно смотреть за его двигающейся челюстью и любоваться, как струйки молока стекают по его чернющим пышным усам. Жалея о парном свежем молочке, которое нам так и не довелось испробовать. Мы молча поднялись на второй этаж.

Едва мы поравнялись с комнатой профессора, дверь тот час отворилась. Судя по всему, Заманский прислушивался к нашим шагам.

– Молодые люди, – тихо сказал он. – Мне нужно с вами срочно поговорить.

Однако только мы попытались сделать шаг навстречу, как профессор закрыл грудью дверной проем.

– Нет-нет, только не у меня. Если вы позволите, я пройду ваш номер.

Нам ничего не оставалось, как позволить.

Профессор вел себя неспокойно. На наше любезное предложение присесть он так и не отреагировал. Он нервно пересекал комнату вдоль и поперек своими крупными шагами. При дневном свете я его разглядел более точно.

Он был не так молод, как мне показалось вчера вечером. Глубокие морщины исполосовали его красивое лицо. Но не испортили, напротив, они делали его более мужественным и привлекательным.

– Я, право, не знаю с чего начать, – наконец произнес он. – Вам может это показаться глупостью, но… Мне бы хотелось высказать предположения по поводу этого несчастья.

– Мы бы с удовольствием выслушали вас, профессор, но, боюсь, это ничего не даст. Мы собираемся покинуть ваш город.

– Да? – он сделал вид, что удивился. Но, по-моему, он уже давно знал об этом. Или по крайней мере догадывался. И я оказался прав.

– Дело в том. Я бы хотел попросить вас… Конечно, вы вольны поступать, как угодно. Но… Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли. В этом городе крайне отрицательно относятся к Угрюмому. Кроме его дочери, безусловно. И на мой взгляд, следствие будет вестись необъективно. Город только свободно вздохнет. Если Угрюмого осудят. А вы – люди незаинтересованные. Вот я и подумал…

Слишком уж осторожно он выражался. Судя по всему, он не верил, что преступление совершил Угрюмый. Или был лично заинтересован в его оправдании. И я резко повернулся к профессору и прямо спросил, глядя ему в глаза.

– Скажите, профессор, вы знали Угрюмого раньше?

Едва заметная тень пробежала у него по лицу. Но он тут же взял себя в руки.

– Я не понимаю, о чем вы? И как я мог быть с ним знаком? Мы совершенно разные люди. У нас совершенно противоположные интересы и круг общения. Просто… Просто мне жаль этого человека, к которому все относятся с предубеждением. И потом… Вы знаете. В последнее время он, как мне показалось, в некотором роде подружился с убитым адвокатом.

Я искренне удивился этому заявлению. А Вано саркастически отметил:

– Но, насколько я понимаю, Угрюмый и адвокат тоже совершенно разные люди. И у них тоже противоположные интересы и круг общения. Что их могло связывать?

– Людей, бывает, связывают совершенно неожиданные вещи. Независимо от их интеллекта.

– Вы что-то знаете, профессор?

– Я ничего не знаю, – сухо ответил он. – И поскольку вы все-таки решили уехать, думаю, меня ничего здесь больше не задерживает. Всего доброго, молодые люди.