Генерал неторопливо закурил. Сквозь завесу табачного дыма я был медленно, очень внимательно изучен. Особенно пристально и долго седой начальник смотрел на мой лоб, словно силясь что-то там прочесть.

– Дружок, – наконец негромко, приятным баритоном произнес хозяин жизни, – ты в беде. Ты попал в страшное дерьмо. Одно твое неверное слово – и ты у меня будешь сидеть вечно. Ты меня понял?

– Да, – ответил я и отважился противостоять милицейскому папе взглядом. Но не сумел.

– Дело ведет Генеральная прокуратура страны, – тихо просветил меня генерал. – О ходе следствия я каждый день докладываю в правительство. Это ты тоже понял?

– Да…

– Вот и хорошо, – доброжелательно кивнул седовласый и сменил ногу. – Деньги, само собой, украл не ты. Украл – крупный чин, сотрудник администрации. Министр. Не федеральный, конечно. Республиканский. Из провинции. Но – все равно министр! Он вступил в сговор со своим братом, а тот – с торговцем медикаментами. Была выделена огромная сумма. Якобы для закупок. А вот аптекарь вступил в сговор уже с тобой. Правильно?

– Нет! – с жаром возразил я. – Неправильно! Аптекарь – был, но сговора – не было!

Генерал прищурил глаз.

Вдруг мне снова показалось, что он пытается что-то прочесть повыше моей переносицы – некую надпись на лбу подследственного, сокрытую еще минуту назад, но проступившую теперь ярко и крупно.

– Значит, к тебе приходил именно аптекарь?

– Да, – тихо, после паузы, признался я. Только приходил он не ко мне.

Выдав генералу по первому требованию самый важный кусок информации – назвав имя, расколовшись, – я не испытывал никаких уколов совести. Человек, только что поименованный как «аптекарь», подставил и меня, и моего босса, и наш бизнес. Втянул в беду. Прислал грязные деньги. Чего ради его покрывать?

Я видел аптекаря всего дважды. В первый раз – познакомился: пожатие рук, улыбка, обмен дежурными любезностями. Во второй раз – выдал миллион американских долларов наличными. Остальные вопросы улаживал и утрясал босс Михаил.

Вообще, молчать – не моя задача. Я могу говорить или не говорить, но при этом обязан добиться своей цели. Как можно дальше увести всех этих сыщиков, оперативников, следователей, дознавателей и генералов от простого вопроса: кто именно является главой моего бизнеса.

Большой папа вновь окутался желтовато-серым дымом. Его взгляд отяжелел, и от этого взгляда я почувствовал себя скверно – едва не запаниковал. Чувство показалось абсолютно новым. Впервые – на двадцать восьмом году жизни – мне довелось вкусить настоящего, сильного, искреннего человеческого презрения.

До сих пор я вызывал в людях совсем другие эмоции – главным образом положительные. Интерес. Уважение. Иногда – зависть. Со мной хотели дружить. Брали с меня пример. Сначала в школе. Затем – в университете. Еще – в армии. И в редакции многотиражной газеты. И конечно, в банке.

Год за годом, с самого детства, я непрерывно получал доказательства того, что я – один из лучших, что я необходим человечеству как воздух. А теперь пожилой дядя, окруженный аурой могущества, дал мне понять, что все не так.

Не злоба читалась в его глазах – тогда бы они сверкнули. И не отвращение – тогда бы его лицо исказила гримаса. Нет, я ощутил презрение в чистом виде. Откровенное, как порнофильм.

Здесь и началась моя тюрьма, состоялся мгновенный переход из одной жизни в другую. Генерал посадил меня за решетку одним взглядом. В тот миг, когда он только вошел, и сел на стул, и закурил, и начал говорить, – я был еще свободным человеком, взятым по недоразумению. Теперь, впитав вражду высокопоставленного, я осознал, что влип, и после разговора с седым милицейским бонзой отправлюсь не в офис и не домой к жене, а – в камеру.

– Думай, – проскрипел мой собеседник неожиданно старческим голосом. – Сесть можешь надолго. И Миша твой – тоже.

Я похолодел. У генерала и его отряда имелись все шансы, чтобы посадить меня. Но босса Михаила Николаевича, или просто Мишу Мороза, мне следует сберечь во что бы то ни стало!

Мы договорились с боссом Михаилом заблаговременно. О том, что на следствии – если до него дойдет – я сразу твердо объявляю шефом лавочки именно себя. А босс – остается ни при чем, спасает и бережет капиталы и пускает эти капиталы на то, чтобы мое наказание стало максимально мягким. Чтобы я был освобожден либо сидел недолго и с полным комфортом. То есть я берегу его свободу и безопасность, а он бережет мои деньги. Красиво, просто, эффективно.

Да! Я гордился тем, что я и босс Михаил все заранее предусмотрели. Четко, вдумчиво распределили роли. Это признак высокой организации нашего дела, а оно того стоило, оно принесло нам двоим за три года упорной работы целое состояние.

Но если мне не удастся отмазать босса – тогда мы пропали, оба.

Я ощутил сильную, неприятную дрожь в коленях и pyкax и нарушил паузу:

– Извините, вас как…

– Генерал Зуев!

– Товарищ генерал! – немедленно вскричал я, произнося всемирно известное волшебное слово «товарищ» быстро, одним звуком, проглотив его середину, – так говорят те, кто служил срочную службу, кому по многу раз в день приходилось выговаривать: «товарищ лейтенант!», «товарищ майор!», «товарищ прапорщик!».

Только носивший за спиной автомат, а на плечах – погоны способен выстреливать из себя короткое, энергичное «товарищ», одновременно сообщая звукам голоса нужный пиетет к старшему по званию.

– Товарищ генерал! Все это смешно! Я не крал денег! Мне это не надо! Мне есть чем кормить жену и сына! Я внесу штраф… Любой…

Так в одной поспешной фразе мне удалось сообщить папе Зуеву, что перед ним человек, служивший в армии (а значит, не рафинированный чистоплюй), что этот человек семейный (то есть стабильный и осторожный) и что он готов за свою свободу заплатить.

– Говори, говори, – разрешил генерал, наблюдая за мной с интересом.

Я приободрился.

– Ведь этот… которого вы называете «аптекарь»… он ничего мне не сказал про то, что его деньги – краденые!

– Конечно, не сказал, – великодушно согласился седовласый бонза. – А зачем?

– Значит, вы понимаете, что я невиновен?! – счастливо возопил я.

– Там видно будет…

Цена вопроса выражалась в многих годах лишения свободы. За занятия незаконными финансовыми операциями мне грозило три года условно, но вот за воровство миллиардов из федерального бюджета – десять лет реально. Я задрожал еще больше.

– Вижу, ты хороший парень, – одобрил меня генерал и закурил третью за десять минут сигарету. – Сделаем так. Сейчас придет следователь. Продиктуешь ему показания. Подробно. Кто, как, когда, с кем и прочее. Следователь все запишет. На основании протокола допроса я, как руководитель бригады, приму решение о твоей дальнейшей судьбе. Ясно?

– В общем, да.

– «В общем»… – брезгливо передразнил генерал. – Не делай глупостей, сынок! Малейший намек на вранье, на обман – и тебе конец. Совсем. Сгинешь без следа. Будешь сидеть всю жизнь. И не забудь подписать протокол…

– Протокол? – переспросил я, немного помолчав. – Без проблем. Но мне понадобится адвокат.

– Он уже тебя ждет, – сурово ответил генерал Зуев. – Повторяю: не вздумай соврать, ни в одном слове!

– Обещаю, – соврал я.

Грубый оперативник, давеча подставлявший под генерала стул, больно стиснул мой локоть крепкими как железо пальцами и вывел в коридор.

На полу, на затоптанном линолеуме, я увидел несколько объемистых картонных коробок, доверху набитых пачками всевозможных документов и компьютерными дискетами. И то и другое еще вчера принадлежало лично мне и хранилось в моем кабинете. В офисе.

Обыск, понял я. Все изъято! Однако сыскари-матерщинники, надо отдать им должное, действуют быстро… Стало быть, офиса больше нет. Он разорен. Документы вывезены. Компьютеры опечатаны. Сотрудники – в шоке. Без сомнения, все допрошены. Работа фирмы парализована. Убытки гарантированы.