— Не изменился. Наверное, и под пыткой будешь гнуть свое! Бог с тобой, помилую. Но чтоб я еще раз услышал, что я тебе выслужиться не даю… Все упрямство твое проклятое!
— Кто из нас упрямее? — проворчал Странник.
— И возражений не потерплю. Небось думаешь, что я тебя отпущу на королевскую службу — и не надейся!
— Я и так на королевской службе.
— Не хитри, знаю я тебя. Я ведь не посмотрю, что на тебе теперь плащ с серебром и кровный конь под седлом! Печать при тебе?
Странник насторожился. Вельф крайне редко спрашивал его про печать.
— Да, а что?
— Хорошо.
— И все-таки, до чего вы там договорились?
— Ни до чего! Союзнички, чтоб их! О короле дурного не скажу, я старика люблю и уважаю, но остальные… Епископ этот — и где он раньше обретался? Католик я ему плохой! В неположенные дни воюю! Да я, может, лучше него католик, когда меч в руках. Хлебнем мы еще с этим епископом горя, помяни меня. Хоть Лонгин здесь… Слушай, тебе ночевать-то есть где?
— Есть, — привычно соврал Странник.
— Устал я, спать хочу до смерти. Приходи завтра ко мне — и потолкуем обо всем спокойно. А на королевское покровительство не рассчитывай, пробиваться будешь сам!
Он ушел, а Странник не последовал за ним. Он, в общем, понимал с самого начала, что этим и кончится.
«Так узнаю я что-нибудь сегодня или нет?»
Может, стоит поискать Раймунда? Он огляделся Раймунда нигде не было видно. Справа, шагах в тридцати, стоял часовой, опираясь на пику. Судя по его позе, он наблюдал за рекой. Слева, у потухшего костра на земле спало несколько человек, и между ними кто-то пробирался, пригнувшись. Кто-то?
Адриана развернулась к нему, положив руку на рукоять кинжала. Вспомнила, как сердился Вельф. «Чтоб я да стала убегать от этого?»
— Следишь? — бросила, осклабившись.
— Я все видел, — голос его звучал хрипло.
— Я ни от кого не скрываюсь, болван!
— Не скрываешься… Я ведь говорил тебе — со мной лучше не шути.
— И тебе говорили — убью. И утоплю. Там был пруд, здесь Энол. Даже лучше.
— И безо всякого стыда… с ним… я же догадывался, ведь ты от него пришла… а я ей честно замуж предлагал… а может, и не только с ним… этот, черный, тоже с тобой всю дорогу…
До нее не сразу дошло, о чем речь.
— Я всегда знала, что ты глуп, но что ты настолько глуп…
— Оправдываться будешь?
— Оправдываться? Ты радоваться должен, что тебя сразу не убили, благодарен быть, что нытье твое и рожу тошную терплю, а ты права предъявлять? Нет у тебя прав на меня. И ни у кого нет. Ни у Вельфа, ни у Раймунда, ни у короля. Ни у одной живой твари нет и быть не может.
— Правда? — по-видимому, он все же принял эту филиппику за попытку оправдаться.
— К черту! Кто ты такой, чтоб тебе еще и врать?
— Кто я? — Он снова возмутился. — Я — рыцарь Даниель Арнсбат. Сын Николаса.
— Не поминай родителя всуе! Арнсбат… А я Адриана. И Странник. И они оба вместе. Чего тебе от нас надо?
— Я люблю тебя, Адри.
— Слышали уже. Придумай что еще. И ты, плакальщик, всех перебудил, спать людям не даешь.
Действительно, один из лежавших сел и подбросил хвороста в тлеющий костерок. Полыхнув, высоко взлетел язык пламени. Адриана спокойно подошла, села, протянула руки к огню. Никто не обратил внимания — Странник мог подсаживаться к любому костру.
— Привет, Странник, как живешь?
— Помаленьку…
Протянули горсть орехов.
— Спасибо, Рейни. А у вас что слышно?
А вот Даниель так сесть не мог. И заговорить не мог. И он это понял.
Адриана сидела, грызла орехи. Ну и денек! И спать не хочется. И ведь если бы осталась в Книзе, не исключено, что и вышла бы за этого Даниеля — по бедности да из уважения к старику. Только, по счастью, в Книзе между ними, кроме «здравствуй» и «прощай», ничего не было. Однако Странник-то каков! Король с полководцем из-за него спорят! «В Книзе, когда я подыхала от одиночества, никто меня не любил, ни одна собака. А теперь всем Странник понадобился, жить без него нельзя!»
Запахнувшись в плащ, она смотрела в огонь, и простая истина открылась ей — никого не люби, и все будут любить тебя.
Но это открытие не доставило ей никакой радости.
На следующее утро Странник сводил Кречета к Энолу, вычистил его, накормил. Потом, как договорились, направился к Вельфу. По пути завернул к казначею и взял у него деньги — мало ли что! Вельф сам бескорыстный и думает, что если он Страннику не платит, то этим его выделяет. Но у людей другие системы оценки… Казначей глядел на него, как на врага рода человеческого, но полный кошель золотых все-таки выдал. Странник небрежно сунул его за пазуху. Выходя от казначея, тут же узрел спину маркграфа Унрика, который жаловался Северу, что «безродный проходимец завоевал расположение его величества, в то время как иные, честно носящие свое имя…»
— Не проходимец, а Странник! Разница, — поправил лазутчик, минуя возмущенную спину. Унрик вздрогнул и застыл, не кончив фразы.
Это происшествие несколько развеселило Странника, и он продолжал путь с легким сердцем. Вельфа он застал беседующим с Саулом Лошадиной Гривой, люди которого вернулись ночью из разведки. Странник подождал, когда разговор закончится. Судя по словам Саула, противник располагал значительными силами.
Первое, что спросил Вельф, было:
— Ел сегодня?
Получив отрицательный ответ, он вызвал Ива. Тот приволок холодный пирог с зайчатиной и баклагу с вином. Странник ел, пил, а Вельф смотрел на него с видимым удовольствием. Проглотив последний кусок, Странник поинтересовался:
— Сделай милость, скажи, что хоть у вас было без меня?
— А что было? Как всегда. В предгорье столкнулись со вспомогательным отрядом ордена, который сюда спешил. Там они и полегли. А дальше — Гернат. Убили кое-кого из тех, что ты знал. Кимона Арвена, Грегора…
— А Халкис? Я его не видел.
— Увидишь. У северного входа в долину сухое дерево. Он там висит.
— Гернат?
— Нет. — Губы его раздвинулись, обнажив ряд ровных зубов. — Струсил в сражении, отступил. Ряды смешались. Из-за него и Герната упустили. Трусов — ненавижу! Повесил я его. И за ноги… пока глаза не лопнут. Чтоб другим неповадно было. Ты чего?
— Ничего, — пробормотал Странник, отставляя кружку с вином. В самом деле, с чего это он взял, что Вельф лучше других?
— Так. Ты принес сегодня мою печать?
— Она всегда со мной.
— Дай мне ее.
Странник медленно снял с руки ремешок, на котором висела печать, и протянул Вельфу. Сердце его сжалось в тягостном предчувствии. Вельф мгновенно взглянул на печать и обмотал ремешок вокруг запястья.
— Ты… забираешь?
— Да. Печать останется у меня.
— И каждый имеет право меня убить?
— Печать — знак разведчика и гонца, а ты им больше не будешь.
— Да уж… какой из меня теперь разведчик? Загубили вы меня вместе с королем. Почему бы сразу не приставить ко мне двух герольдов, и чтоб орали: «Вон идет Странник!»
— Как знать, может, когда-нибудь так и будет.
— Ты что же…
— То! — Вельф не дал Страннику договорить. — Хватит с меня. Предупредил я тебя вчера. Сделаешь, как я велю. Конь у тебя теперь есть, остальное я дам.
— Смысл-то какой…
— Опять за свое принимаешься? Или испугался? Что я о трусах думаю, ты знаешь.
Странник легко вскочил на ноги.
— Ну, соглашусь я, — с трудом выговорил он. — А смысла все равно никакого. Странника ты потеряешь, а рыцаря не приобретешь. Не такой я человек. Рыцарь должен любить войну, а мне от нее тошно.
— Наладился еще с лета ругать войну! Все мы ею живем — и я, и ты, и все кругом. И без войны настоящему человеку на земле делать нечего. И раз уж человек от природы не ничтожная козявка, он должен с бою добывать себе высокую долю, а ты — черт бы тебя драл! — с упорством держишься за ничтожество.
— Это смотря что считать за высокую долю.
— Снова! Скорее Саул свою лошадиную гриву острижет, чем ты, Странник, признаешься, что был неправ.
