Я посмотрел, куда он показывал, – на индикатор вертикальной скорости. Вместо нуля, что красовался там совсем недавно, сейчас светилось какое-то число, только весьма и весьма малое. Мы действительно «падали», но со скоростью несчастных сантиметров тридцать в секунду!

Конечно, это меня огорчило. Пусть я не профессионал, но значит ли это, что надо мной можно вот так подшучивать?

– Кошмар! – сказал я спокойно, но вместе с тем и слегка озабоченно. – И правда падаем! Если так пойдет дальше, то от нас ничего не останется витка через полтора.

И я ему подмигнул: мол, вас понял, и нечего меня разыгрывать. Нынешний рейс Коршунов рассматривал как генеральную репетицию. Облет Луны с посадкой в точке старта. Лунолеты типа «Кон-Тики» еще никогда не выполняли подобных рейсов, никто и не подозревал, что они на такое способны. Четверть витка мы уже прошли – осталось три четверти. Три четверти, но никак не полтора.

В его холодных глазах не появилось и тени улыбки – лицо было таким же, как много часов назад, когда Эдик Рыжковский бормотал: «Я просто хотел пошутить».

– Смотри лучше, штурман, – сказал он.

Я последовал его совету. И вдруг понял. Число на указателе скорости не оставалось постоянным. Оно медленно росло – разумеется, с отрицательным знаком. На нас, стало быть, действовала неучтенная слабая сила…

– Что это значит? – озадаченно спросил я.

– Что значит? – повторил он. И вдруг опять закричал: – Я впервые на этой луне, как я могу знать? Я уже спрашивал, штурман, и спрашиваю еще раз: какие есть препятствия на выбранном вами маршруте? Я посмотрел на карту.

– Их нет. Отклонения рельефа от условного нуля не превышают одного-двух километров. Лишь на обратной стороне мы пройдем над протяженным горным массивом с максимальными высотами около трех с половиной километров…

– Что мне та сторона? – крикнул он. – Мы еще пока что над этой, и нас тянет вниз. Что у тебя здесь, штурман? – Он ткнул пальцем в карту. И, надо сказать, именно туда, куда следовало. Все сразу стало понятно.

– Маскон! – обрадовался я. – Локальный концентрат массы! Он-то и тянет нас вниз.

– Отлично, – кивнул Коршунов. – Даже превосходно. Почему же, докладывая обстановку, вы не упомянули об этом масконе?

– А что он может? – пожал я плечами. – Гравитационная аномалия в эпицентре не превышает одного процента. Так записано в лоции. Один процент и без того слабого лунного тяготения! Ну, подпортит немножко орбиту. Но мы над ним быстро пройдем, потом она восстановится. Поле-то потенциальное! Пусть у меня мало опыта, но здравый смысл…

– Значит, вы полагаете, что нам ничего не грозит?

– Естественно.

– Хорошо, – сказал Коршунов. – Оставим все как есть.

На вид он полностью успокоился, но мне показалось, что это не совсем так, и я с удвоенным вниманием следил за приборами. Судя по карте, маскон мы уже миновали, но скорость снижения продолжала расти, хотя не достигла еще и метра в секунду. Земля скрылась за горизонтом, сразу за ней – Солнце. «Кон-Тики» окутал мрак. Только небо вверху было усыпано бесчисленными немигающими звездами, а внизу звезды заслоняла Луна.

И вдруг мне стало страшно.

Мы летели все-таки на очень небольшой высоте – кто знает, что таится внизу, в этом бездонном мраке? Что, если там какая-нибудь вершина, не замеченная картографами? Или врет альтиметр? Совсем немного, на какой-нибудь километр? Кроме того, высота неуклонно падала, вертикальная скорость и не думала убывать. А мы и так опустились уже почти на полкилометра…

Я дал подсветку на карту. До опасного высокогорного района оставалось меньше тысячи километров – минут десять полета с нашей скоростью. И тут до меня дошло, что мы уже летим ниже вершин – не воображаемых, а вполне реальных, – что, если так будет продолжаться, через десять минут мы неминуемо врежемся!..

Как ни удивительно, это открытие меня успокоило.

– Михаил! – сказал я. – Не понимаю, в чем дело, но орбита, кажется, восстанавливаться не собирается. Мы уже опустились ниже гор…

– И какие будут рекомендации, штурман? – насмешливо прищурился он в неярком свете индикаторов. – Идти вверх?

– Немедленно!

– Наконец-то разумные речи, – усмехнулся он, берясь за рычаги управления. Двигатель снова запел, но на этот раз перегрузка не ощущалась. С облегчением я следил, как скорость уменьшилась до нуля, потом изменила знак… Мы шли вверх. Маневр, надо сказать, был выполнен своевременно – прежней высоты мы достигли, если верить карте, уже в районе предгорий.

Я представил себе, как невидимые в темноте, всего в нескольких сотнях метров под нами проносятся зазубренные пики лунных гор, и мне вновь стало жутко. Вдруг альтиметр дает все-таки неверные показания…

– Не нервничай, штурман, – услышал я голос Коршунова. – Они прямо под нами, и до них не меньше пятисот метров. Опытный пилот чувствует такие вещи. Мы чувствуем это кожей…

Я так и не знаю, правду ли он говорил или просто чтобы меня подбодрить. Через некоторое время опасный район остался позади. «Кон-Тики» уверенно приближался к месту своего назначения. Впереди наметилась извилистая огненная линия – лучи невидимого еще Солнца скользили по склонам высоких лунных цирков. Еще немного – и «Кон-Тики» вновь выйдет на освещенную сторону.

Мой взгляд упал на индикатор топлива. Много ли мы израсходовали на непредвиденную встречу с масконом? Вряд ли. Перегрузка почти не ощущалась…

Но я увидел такое, от чего волосы у меня на голове буквально встали дыбом.

– Михаил, – проговорил я с трудом, – посмотри сюда. Видишь?

– А в чем, собственно, дело? – поинтересовался он довольно флегматично.

– Когда мы вылетали, – сказал я, – в баках было три с половиной тонны топлива. Так?

– Да, и ни граммом меньше.

– Оказывается, мы почти все истратили, – продолжал я. – Проклятый маскон! Мы сожгли больше двух тонн! Мы не сможем теперь сесть!

– Ты в этом убежден, штурман?

– Да, – твердо сказал я. – Нам придется просить помощи. Пока не поздно. Пока мы еще на орбите!

– Чтобы я просил помощи? – бросил он яростно. И замолчал. Я следил за его лицом. На его тонких губах появилась улыбка.

– Вспомнил одну старую историю, – ответил он на мой недоуменный взгляд. – Значит, штурман, ты полагаешь, топлива на финиш не хватит? – Я молча кивнул. – Допустим, что это так. Но если бы в кабине был только один из нас, топлива бы хватило. Масса человека в скафандре – килограммов сто пятьдесят, если не ошибаюсь?

– Да, – пробормотал я, еще не понимая, куда он клонит.

– Тогда у нас остается единственный выход. Над безатмосферными лунами так иногда делают. Один из двоих идет за борт, становится спутником луны, а второй садится, заправляется, потом взлетает и подбирает товарища.

Я не смог ничего ответить. У меня пересохло во рту.

– Дальше начинается арифметика, – проговорил он жестко, и я сразу вспомнил его профессиональное прозвище. – Если за борт пойду я, ты все равно не сядешь. Погубишь и себя, и «Кон-Тики», и в конечном счете меня. Если же за борт пойдешь ты…

Он смотрел на меня холодными, немигающими глазами.

– Словом, как говорилось в той истории, Боливар не вынесет двоих. Что скажешь, штурман?..

Мы стояли рядом с «Кон-Тики» на лунных камнях. Тени прятались под ногами. Машина подтвердила, на что способна: совершив кругосветное путешествие, «Кон-Тики» вернулся на собственную стоянку, в ту же точку, откуда взлетел. Коршунов придерживался за посадочную опору, его пошатывало. Что ж, он поработал на совесть. Когда амортизаторы коснулись грунта, топлива в баках не осталось ни капли, зато и скорость ушла в ноль – и вертикальная и горизонтальная. Я, надо сказать, тоже не чувствовал себя бездельником – одних только цифр («высота… скорость… высота… скорость…») за последние минуты пришлось надиктовать сотни. Но все это было в прошлом.

А здесь, куда мы столь блистательно возвратились, все осталось как было. Все так же стояли на своих местах лунолеты, из-за близкого горизонта выступали здания промышленного блока. С момента старта минуло чуть менее двух часов, и Солнце по-прежнему висело в зените. Разве что отодвинулось от Земли на пару своих диаметров.