– Значит, ментам повезло, – вздохнула Машка.
Я потерла исцарапанное предплечье, подняла голову и… увидела кассету. Обыкновенную кассету для видеокамеры, которая застряла между веткой кустарника примерно в метре от земли. Я взяла кассету и протянула Машке.
– Как думаешь, это то, что мы ищем?
– Похоже, что так, – улыбнулась она. Ее радость была мне не очень-то понятна, но я тоже улыбнулась. – Не думаю, что кассеты произрастают на деревьях, так что повезло все-таки нам, а не ментам.
Везение тоже представлялось мне сомнительным. Машка на всякий случай еще раз все кругом тщательно осмотрела, и мы сошлись во мнении, что ничего здесь больше не найдем. Той же дорогой мы шли к электричке, кассета лежала у меня в сумке, а Машка гадала, что на ней может быть.
– Что-нибудь скверное, – хмурилась я. – Из-за нее человека убили.
– Так хочется посмотреть… А тебе? – забегая вперед, спросила Машка.
Я пожала плечами.
– Иногда лишние знания вредят.
– Это ты про ненужных свидетелей? – загрустила она.
– Ага, – кивнула я. – Знать бы, что с этой кассетой теперь делать.
– Для начала посмотреть, что там.
Но посмотреть было не так просто: видеокамеры у нас в наличии не имелось, равно как и видеомагнитофона. Забегая вперед, скажу: запись мы так и не увидели. Только через несколько лет я узнала, что было на пленке.
В тот вечер мы вернулись поздно. Подойдя к квартире, услышали, что в прихожей надрывается телефон. Звонили нам редко, и такая настойчивость удивила, я поспешно открыла дверь, сняла трубку и… едва не свалилась в обморок. Звонил Пашка.
– Привет, – сказал он. Голос его звучал как-то странно, точно он запыхался после быстрого бега.
– Ты? – только и спросила я.
– Разумеется, я. Что это значит? – понижая голос, задал он вопрос. – Ты сказала, что была в доме…
– Да, была.
– В каком доме и почему я должен об этом знать?
Его слова здорово меня разозлили. На самом деле меня, конечно, разозлило другое: Пашка и не собирался звонить, пока не узнал о доме, и сейчас позвонил вовсе не потому, что испытывал ко мне какие-либо чувства, – его интересовало, что там произошло. И я довольно раздраженно сказала в трубку:
– Если ты звонишь, значит, прекрасно знаешь, о каком доме идет речь.
Некоторое время он молчал, я тоже молчала. Машка рядом стискивала в волнении руки, усиленной мимикой пытаясь что-то донести до моего сознания, но совершенно напрасно. Я вслушивалась в Пашкино дыхание и в биение своего сердца.
– Что ты видела? – наконец спросил он.
– Я видела, как его убили.
– О черт, – зло выругался Пашка и горячо зашептал: – Никому об этом ни слова. Слышишь? Никому. И Петровичу зря сказала, он может сообразить. Забудь о том, что видела. Эти типы настоящие убийцы, они психи, понимаешь?
– Понимаю. Я даже смогла убедиться в этом. – Секунду я колебалась, стоит говорить или нет, и все-таки сказала: – Кассета у меня.
Пашка вновь замолчал, но теперь пауза длилась недолго.
– Как она оказалась у тебя?
– Тот дядька успел выбросить ее в окно, а я нашла.
– Тебя не заметили?
– Нет.
– Все равно будь очень осторожна. – Он помедлил и добавил: – Пожалуйста.
– Что на этой кассете?
– Бомба. Встретимся завтра, принесешь кассету с собой. Если заметишь что-нибудь подозрительное, сразу же уходи. Ты поняла?
– Конечно.
– Конечно… – передразнил он. – В прошлый раз ты тоже сказала «конечно» – и что из этого вышло? Кассету держи в кармане, в случае чего сразу от нее избавься. Встретимся в два часа на площади Победы, возле фонтана. Ты с Машкой? – помедлив, спросил он.
– Конечно.
– Передай ей привет.
– Что значит «бомба»? – хмурилась Машка, вертя кассету в руках.
– Это значит, что, если она попадет не в те руки, будет большой скандал.
– А Пашкины руки те?
– Откуда я знаю? Завтра идем или нет?
Машка была изумлена вопросом.
– Конечно. Ты же хотела его увидеть.
Разумеется, я хотела. Но теперь очень сомневалась, что исполнение желания принесет мне радость. Скорее наоборот. Но на следующий день в 13.45 мы с Машкой были на площади. В этом смысле прошлый опыт ничему ее не научил – она категорически заявила, что пойдет со мной.
На счастье, народу на площади было очень много. В основном, конечно, туристы. Жара стояла страшная, и народ старался держаться поближе к фонтану. Мы пристроились на зеленой травке, держа в поле зрения все четыре дорожки, что сходились у фонтана, и пытались не пялиться на часы каждые десять секунд. Ровно в два я поднялась и направилась к фонтану.
– Вроде все спокойно, – шепнула мне Машка, чуть поотстав.
Я шла не торопясь, стараясь высмотреть в толпе Пашку.
Я бы его ни за что не узнала, если бы не голос. Высокий, светловолосый парень в бейсболке задел меня плечом и шепнул:
– Давай кассету.
Я машинально сунула руку в карман джинсов, он перехватил мою руку, и на мгновение наши пальцы сплелись. А потом заорала Машка:
– Сматываемся!
– В разные стороны, – скомандовал Пашка, и мы разлетелись по площади горошинами.
Точно помню: за мной бежали двое. Никогда – ни до ни после – с такой скоростью я не бегала. Я бежала, не разбирая дороги, то и дело натыкаясь на кого-то в толпе, выскочила на проезжую часть, чудом не попав под машину, пересекла дорогу, повторяя как заклинание: «Уйду, уйду…» Впереди начиналась старая часть города, с двухэтажными домиками, утонувшими в зелени. Я вбежала в чей-то двор, увидела калитку и оказалась в саду, легко перемахнула через забор, добротный и низкий, и побежала к реке. За спиной ни топота ног, ни криков. Тишина. Я еще бежала некоторое время, не веря в свое везение, а потом устроилась на скамье возле реки, смотрела на ровную гладь воды, на лодки, что спускались вниз по течению, и вдруг заревела. Потом подумала о Машке, и мне стало стыдно. «А если Машка не смогла уйти?» – с ужасом думала я, возвращаясь домой.
Машка бросилась ко мне, лишь только я повернула ключ в замке. Мы обнялись и некоторое время стояли замерев.
– Пашка ушел, – сказала она, отступив на шаг. – Его кто-то в тачке ждал.
«Вряд ли они не подумали о машине», – решила я, но промолчала.
Несколько дней я ждала звонка от Пашки, изнывая от беспокойства. Потом убедила себя: его молчание вовсе не значит, что он оказался в руках этих типов. Пашка замешан в каких-то темных делах, и ему сейчас попросту не до меня. Скорее всего, и раньше я не занимала в его жизни особенно большого места. Так, юношеская любовь, которая проходит довольно быстро. Пашка изменился. И дело не только в светлых волосах. Я внезапно поняла, точно сподобившись откровения, что передо мной был совершенно другой человек. А может, это я другая?
Такие мысли занимали меня недолго, всего несколько дней. Потому что в моей жизни вновь возник Никита Полозов, теперь уже основательно и надолго. Его появление было подобно появлению богов в греческой трагедии: внезапное и все же ожидаемое. Все это время меня мучило смутное беспокойство, и вот наконец оно обрело вполне реальные черты.
Закончив работу, мы шли к остановке трамвая и в переулке увидели джип, а рядом с ним Ника. Он стоял, привалясь к капоту, и улыбался радостно и зазывно, точно Санта-Клаус в канун Рождества.
– Привет, – сказал ласково.
Мы с Машкой еще не успели испугаться по-настоящему, а откуда-то из-за спины появились его дружки, завернули нам руки за спины и запихнули в машину.
Какое-то время мы пытались изображать дурочек, но я уже тогда, в первые минуты, поняла: этот тип знает, что мы были в доме. Не представляла, откуда и как, но он знает. Разумеется, Ник вытряхнул из нас все. На такие дела он мастер. А потом был кошмар, растянувшийся на сутки. Были семеро пьяных придурков, которые чувствовали себя абсолютно безнаказанными, точно им заранее отпустили все грехи. Я помню, как орала в душном подвале. Не от боли даже, а чтобы не слышать Машкиных криков. Истерзанные, еле живые, мы не очень-то верили, что выберемся оттуда. Но Ник предпочел оставить нас в живых, рассчитывая на то, что Пашка, возможно, свяжется с нами. Еще трое суток мы просидели взаперти. Иногда парни появлялись, тогда я стискивала зубы и закрывала глаза. От собственного воя закладывало уши. Но скоро они выдохлись, и фантазии их заметно поблекли, а колотили скорее по привычке. Поздно вечером явился Ник и сказал, что нас отвезут домой. Я ни на секунду в это не поверила. Я ехала умирать, потому что у Машки была сломана нога, и удрать мы, при всем везении, не смогли бы. Но джип остановился возле подъезда, нас вышвырнули из машины, и парни уехали. Поначалу ничего, кроме изумления, я не почувствовала. А потом мы зализывали раны и нервно вздрагивали при каждом звуке. Мы боялись выходить на улицу и боялись оставаться дома, мы не могли спать по ночам и, прижавшись друг к другу, с тоской ждали рассвета, а днем просыпались от собственных криков, в который раз переживая все заново.
