– Хорошо, – согласно кивнула я.

И через два дня у нас в доме появилась Ритка.

Она была на двадцать лет моложе папы и к моменту водворения у нас уже трижды побывала замужем, но каждый раз неудачно. Мы с ней сразу же подружились. Ритка была настроена весьма критически ко всем особям женского пола, и потому подруг у нее не было. Папа в первый же день предупредил нас, что волновать себя по пустякам не позволит, и если мы начнем конфликтовать, он это быстро прекратит, и при этом так взглянул на супругу, что стало совершенно ясно, что он имел в виду. Ритка и не думала конфликтовать со мной, потому что я с готовностью согласилась с тем, что она, во-первых, красавица, во-вторых, разбирается в жизни лучше, чем я, и потому мне стоит прислушиваться к ее советам. Прислушиваться я была готова к чему угодно, насчет красоты и жизненного опыта тоже никаких проблем, так что наша жизнь мгновенно наладилась.

Ритка нигде никогда не работала из принципиальных соображений и мне не советовала, поэтому раз по пять на день вопрошала:

– На кой черт тебе сдался этот институт? Лучше пошли в солярий.

Я и сама толком не знала, нужен мне институт или нет, но вознамерилась его закончить, в чем и преуспела. К тому моменту папа числился видным деятелем нашего города, а пить стал значительно больше, то есть это мы так предполагали, хотя видели его исключительно редко, в основном в начале месяца, когда он выдавал нам деньги на расходы, а также ценные указания, как их потратить.

Иногда мы с удивлением узнавали, что папа на Канарах или Мадейре, но с вопросами не лезли, так как папа этого не любил. Однако доходившие до нас слухи о том, что папу уже давно никто не видит трезвым, всерьез тревожили нас, потому что последнее время папа жаловался на здоровье.

– Твоему отцу не мешало бы поберечь себя, – выговаривала мне Ритка за неимением родителя, а я согласно кивала.

По окончании института возник вопрос о моем трудоустройстве, и папа в начале месяца сказал:

– Я подумаю. – Но потом по обыкновению исчез, а когда я по телефону пыталась напомнить ему о его обещании, повторял: – Я подумаю. А ты пока отдохни.

В результате я отдыхала целый год и уже всерьез не верила, что папа что-нибудь придумает, и в конце концов устроилась на работу сама, решив, что папа при его занятости об этом даже не узнает. Но он узнал (подозреваю, настучала Ритка, потому что шататься по салонам и магазинам одной ей было скучно) и был в гневе.

– Что это за работа за две тысячи в месяц? – сердито выговаривал он мне. – Ты что, сирота? Горбиться за такие деньги…

Хотя я вовсе и не горбилась, но почувствовала себя предателем: в самом деле, что это я отца позорю? Папа в очередной раз обещал подумать, с прежней работы я ушла, чтобы сделать ему приятное, а на новую так и не устроилась, потому что папа внезапно свалился с инфарктом (должно быть, в нашей семье эта болезнь занимала особое место). Мы с Риткой здорово перепугались, врачи в один голос твердили, что, если папа немедленно и навсегда не бросит пить, они ни за что не отвечают, поверить же, что папа откажется от своих привычек, было нелегко, но я набралась смелости и поговорила с папой.

– Фигня, – отмахнулся он, тут к нему подскочил лечащий врач и заговорил о возможных последствиях (летальных), увлекаясь все больше и больше. Речь произвела на меня впечатление, и я тут же, не сходя с места, поклялась никогда не брать в рот спиртного.

Через неделю папа выписался из больницы и начал вести свой привычный образ жизни.

– Любопытно, что из этого выйдет, – вздыхала Ритка, имея в виду папину полемику с врачами.

К сожалению, победили врачи. Где-то в Карибском море папа в состоянии похмелья нырнул и не смог вынырнуть. Предположительно, не выдержало сердце. Так как папа последние три года дома появлялся редко и напоминал фантом, став личностью мифической, данное событие скорее взволновало, нежели огорчило. Мы с Риткой много говорили о папе, но увидеть его было практически невозможно, и то, что папа вдруг исчез, вовсе ничего не значило, ничто не мешало ему появиться вновь.

Однако рассчитывали мы на это напрасно, через месяц нам предположительно доставили папу. Говорю предположительно, потому что сопровождающие его люди сами, похоже, были в этом не уверены, а проверить догадки не представлялось возможным. В общем, папу похоронили, а нам на руки выдали свидетельство о его смерти. Еще до папиных похорон начались вещи, прямо скажем, мистические. Кто-то бродил по квартире, переставлял вещи, а однажды даже пробил стену в ванной. Ритка заявила в милицию, заявление у нее приняли с постным выражением лица и интересным пожатием плеч. По ночам мы с Риткой не спали, а все больше прислушивались, поэтому я не возражала, когда у нас появился Севка, как-никак мужчина в доме, это успокаивает. Севка был любовником Ритки, и его наличие меня ничуть не удивило, раз уж папа был скорее идеей, чем человеком из плоти и крови. Но у парня оказался скверный характер, к тому же он начал ко мне приставать, будучи моложе Ритки на восемь лет. Но так как предполагалось, что она у нас краше и лучше всех, стучать на Севку и расстраивать ее я не стала. Когда же он в очередной раз приступил к домогательствам, я легонько задвинула ему по известному месту, он присел от неожиданности, а я нечаянно задела рукой чайник и в результате ошпарила Севку, хотя это в мои планы не входило. После чего мы стали врагами. Ко мне он цеплялся по сто раз на день, но рук уже не распускал. Меня это вполне устроило, но, чтоб держать его в тонусе, я время от времени напоминала, что он живет в моей квартире.

На самом деле квартир у папы было шесть, хотя мы, конечно, жили в одной. По старой привычке папа оформил их на меня, так же, как и четыре машины, которые имелись в нашей семье. Дача была записана на покойную тетку и после ее смерти тоже отошла ко мне. Умирать папа не собирался и потому завещания не оставил, хотя похоже было, что завещать, собственно, нечего.

После похорон мы обнаружили в папином столе две тысячи долларов, у нас с Риткой оставалось еще пятьсот, и это все, что мы имели. Ни сберегательных книжек, ни иных документов, сейф на работе тоже оказался пуст. У папы были пластиковые карты, но все деньги с них он успел потратить. В общем, выяснилось, что папино богатство не более чем миф, что меня, признаться, не удивило, а вот Ритку здорово расстроило.

– Мы погибнем в нищете, – прижимая руки к груди, заявила она. Но и в это я не верила.

После похорон папин друг и по совместительству коммерческий директор дядя Витя, к которому я питала самые добрые чувства, так как, в отличие от папы, он появлялся у нас значительно чаще и даже интересовался моими делами, отвел меня в сторонку и со вздохом сказал:

– Девочка моя, фирма отцу не принадлежит, ты же знаешь папу, он терпеть не мог что-то оформлять на себя. Но ты мне человек не чужой, и я считаю себя обязанным… ты будешь получать каждый месяц по тысяче долларов. Хорошо?

– А как же Рита? – нахмурилась я.

Дядя Витя пожал плечами, тем самым давая понять, что Ритку близкой родственницей не считает.

– И ты согласилась? – рычала Ритка тем же вечером, когда я рассказала ей о предложении дяди Вити. – Да ты хоть понимаешь, что эта фирма…

– Она официально папе не принадлежит. Папа большую часть своей жизни прожил с мыслями о конфискации, и это наложило отпечаток…

– Нас обобрали! – воздев руки над головой, вопила Ритка.

– Не глупи, – попробовала я вразумить ее, достала листок бумаги из стола со столбиком цифр, над которым не так давно усердно трудилась, и подвинула его Ритке. – Вот смотри, мы сдаем пять квартир, что приносит доход в пятьсот долларов в месяц, тысячу обещал дядя Витя. Осенью я устроюсь на работу, летом все же хочется отдохнуть. Ты тоже могла бы… – Ритка скривилась, а я кивнула: – Ну, хорошо, хорошо. По семьсот пятьдесят долларов каждой тоже неплохо. В нищете мы не умрем.

Ритка прослезилась, обняла меня за плечи и расцеловала.