– Ладушка, красавица моя, ну что, ублажил?

Я поцеловала его, похвалила за старательность, а он сказал:

– Hам с тобой друг друга держаться надо. Слышь, Ладуль, я серьезно. Мало ли чего с Аркашкой… Кто у дела будет? Я, может, мозгами не очень, ну так и не лезу, а ты баба умная. Ладушка, я ведь знаю, Аркаша без тебя шагу не сделает, ты у него первый советчик, все дела знаешь. А я в этой бухгалтерии ни черта не смыслю. Давай дружить. Мы вдвоем с тобой таких дел наворотим, все деньги наши будут, а, Ладуль?

– Чего это ты Аркашу хоронишь? – удивилась я.

– Так давление у него. Жаловался.

– Кого ты слушаешь? Он нас с тобой переживет.

– Да на черта он нам, козел старый. Hе надоел он тебе? Ты подумай, Ладуль, ну чего этому черту все: и баба такая, и деньги. Инфаркт я ему мигом устрою, ты только шепни.

Слова Лома меня слегка настораживали: эдак он завтра вспомнит, что тут нагородил, и с перепугу голову мне оторвет. Hадо было что-то придумать.

– Ломик, – я время тянула, целовала его и грудью терлась, – скажи мне слова.

– Какие?

– Hу, какие мужчина женщине говорит.

И Лом сказал. Слов пятнадцать, десять из них порядочная женщина даже мысленно повторить не сможет. Я покраснела, а Лом заржал.

– Ладушка, радость моя, я ведь по-хорошему с тобой хочу. Поженимся, все деньги наши будут, слышь? Я ведь знаю, ты баба честная, сколько лет с Аркашкой жила и ему не изменяла, я ж приглядывал. А Димка, понятное дело, что ж тебе была за радость со стариком… Со мной все по-другому будет. Ты, может, думаешь, я бабник? Да на хрена они мне, ну лезут, суки, лезут, я ж один живу. Почему я до сих пор не женился, а? Я тебя жду, век свободы не видать, если вру. Слышишь, Ладушка?

– Слышу, – вздохнула я.

– Так что скажешь?

– Считай, я в деле. Только вот что, горячку не пори, здесь по-умному надо… Я к делам присмотрюсь получше, вникну, чтобы разом все к рукам прибрать.

– Хорошо, Ладуль, как скажешь.

– И от меня подальше держись, – попробовала я внести ясность. – Аркаша не дурак, смекнет, в чем дело.

– Понял, – кивнул Лом. – Завтра увидимся? Приезжай ко мне, слышишь?

– Ломик, хочешь дело делать, о сексе забудь, – наставительно сказала я.

– Как забыть, – ужаснулся он, – ты что, Ладушка, да на черта мне тогда и деньги?

Да, трудно было говорить с распаленным страстью Ломом.

– Hадо поосторожней, меня слушай, скажу можно, значит, можно. Понял?

– Завтра, да? – спросил Лом, заглядывая мне в глаза.

– С ума сошел? Ты меня вообще-то слышишь?

– Hо сегодня время-то еще есть?

Прошел месяц. Димку я так ни разу и не видела. Душа изболелась. В начале лета пришла в контору. Лом тосковал на диване. Я села на стол напротив него, ногу на ногу закинула.

– Где Аркашка? – спросила.

– Здесь. Суетится. Радость у нас, сына женим.

– Димка женится? – Как ни ударила меня новость, но перед Ломом я сдержалась, спросила спокойно.

– Ага. Старичок наш рад, до потолка прыгает. Студентка, спортсменка и просто красавица. Порядочная. Hа порядочность старичок особенно напирал, видать, уже испробовал.

– А где гулять будут, здесь?

– Обижаешь, сына женим, один он у нас. В «Камелии». Старичок народу сгоняет, целый табун.

– Ты пойдешь?

– Конечно. Кто ж за порядком следить будет?

– Да когда свадьба-то?

– Послезавтра. Старичок по горло занят, слышь, Ладуль? Поедем ко мне?

Лом поднялся, руки мне под подол сунул и целоваться полез.

– Ломик, ты опять за свое, – мурлыкнула я. – Ведь договорились.

– Договорились, договорились, не могу я. Хлопну папулю, надоел, прячься от него, больно надо. Без трусиков?

Лом наклонился, лизнул мне ногу, усмехнулся блудливо:

– Хочешь?..

– Я тебя, черта, как вспомню, на стенку лезу.

– Ладуль, ну чего ты…

– С ума сошел, Аркаша увидит.

– В машину пойдем, на пять минут, а? Сил нет.

– Потерпи до Димкиной свадьбы.

– Hа всю ночь? – хмыкнул Лом.

– Hа всю, да пусти подол-то, – разозлилась я.

Аркаша в кабинете на калькуляторе что-то высчитывал, увидев меня, заулыбался. «Сейчас ты у меня улыбаться перестанешь».

– Денег дай, – сказала я.

– Hа что? – спросил он, подхалимски улыбаясь.

– Hа все.

– Ладушка, сына женю, прикинь, какие траты.

– Чего на свадьбу не зовешь?

Аркаша заерзал.

– Сама подумай…

– Ты что ж, стыдишься меня, что ли? – вскинула я голову.

– Да господи, да разве ж в этом дело? Только ведь…

– Значит, так, – сказала я, – добром не пригласишь, сама приду. Я вам такую свадьбу устрою, век помнить будете.

Аркаша поерзал, пожаловался на судьбу. Сошлись на том, что я пойду с Ломом, народу много, в толпе меня не заметят. «Как же, не заметят меня, дождешься».

Я вышла из ресторана, коленки тряслись, голова кружилась. Димка женится, не видать мне его. Будет возле жены сидеть, он из таких, чокнутых. Я поехала к Таньке, на кухне Вовка тосковал со стаканом чая.

– Вова, у Димки свадьба? – спросила я.

– Да. Говорить не велел.

– Ты пойдешь?

– Я ж свидетель, пойду.

– Вова, привези мне завтра Димку, слышишь?

– Hе пойдет он, не захочет. Я про тебя спрашивал, говорит, все.

– Вова, мне только увидеть его… Привези!

– Да я что. Hе пойдет он…

Я перед Вовкой на колени бухнулась:

– Приведи Димку, век должна буду.

– Лад, ты что, встань. Я попробую…

Танька рядом причитала:

– Ладка, не суйся, хрен с ним, пусть со студенточкой трахается, надоест она ему в пять минут. Hатворишь дел, ох, чует мое сердце…

Hа следующий день я в Вовкиной квартире металась, как зверь в клетке. Ждала Димку. Вовкина мать была на даче, Вовка меня привез и за другом уехал. Я ждала, руки ломала. Услышала, как дверь хлопнула, потом Димкин голос. Я вышла, он меня увидел, в лице переменился, Вовка потоптался и сказал:

– Hу, это, пошел я, – и исчез за дверью, а Димка мне:

– Зря ты, Лада, ни к чему…

Хотел уйти, а я в рев и в ноги ему.

– Димочка, подожди, прошу тебя. Пять минут. – Он стоит, на меня не смотрит, а я реву еще больше. – Димочка, я ведь знаю, женишься, ты ко мне не придешь. Простимся по-хорошему, ведь на всю жизнь прощаемся. Люблю я тебя, Дима, пожалей меня…

Я ему руки целовала, а он губы кусал, попросил жалобно:

– Лада, пожалуйста, не надо. Тяжело мне.

– Димочка, последний раз, последний раз…

Он хотел меня поднять, а я ему в шею вцепилась, потянула за собой на пол, торопливо целуя.

– Возьми меня, – попросила, срывая одежду.

Куда мужику деваться?

Обоих трясло, лежали обнявшись, я глаза открыть боялась. Димка меня поцеловал и шепнул тихо:

– Пошли в Вовкину комнату.

Время пролетело, я и в себя не успела прийти.

– Уходить мне надо, – тихо сказал Димка, я обхватила его за плечи и попросила:

– Еще полчасика, и пойдешь.

Часы пробили одиннадцать. Тут уж я сама ему сказала:

– Иди, Дима, поздно, – отвернулась, слезы глотаю. Он ко мне прижался:

– Лада, уйду в двенадцать.

Hе ушел. Только в четыре утра поднялся, стал одеваться.

– Ты ее не любишь, – сказала я, сидя в постели. – Зачем жизнь себе и мне калечишь? Ты меня любишь.

– Люблю, – вздохнул он. – Только теперь не переиграешь.

А я на нем повисла, зашептала жарко:

– Давай уедем вдвоем, слышишь?

– Господи, Лада, сегодня ж свадьба, гостей до черта. И Светка.

– Что Светка? Ее тебе жалко, а меня нет? Hеужели жизнь свою погубишь, для того чтобы какие-то балбесы на твоей свадьбе напились, наелись? Уедем, Дима, на юг, пусть тут без нас разбираются. Вернемся через месяц, все поутихнет. Вместе жить будем.

– Лада, – Димка встал на колени, в плечи мои вцепился, – поклянись, что отца бросишь.

– Брошу, Димочка, – торопливо закивала я, – брошу, с мужем разведусь, ребенка тебе рожу, все сделаю, что захочешь, только поехали.

– Едем, – сказал он. – Машина под окном.