– Это Вальдес? Это он убивает ваш мир?

– Нет, дело не в Вальдесе. – Флюмер взволнованно взъерошил руками шевелюру – седую, не по-стариковски пышную. – Вернее, не только в нем. Вальдес – всего лишь червь, который завелся в ране. Один из многих червей, что завелись в ранах нашего мира за последние столетия. Все дело в Госпоже Дум. Она больна. Мне даже кажется, что она умирает. Она уже не следит больше за тем миром, который создала. Она уже не обращает больше внимания на таких рассадников заразы, как Вальдес.

– Госпожа Дум – ваша богиня? Почему вы думаете, что именно она создала мир? Может быть, и нет никакой Госпожи, и все это только выдумка, миф?

– Ты пришел из другого мира, ты не понимаешь этого! – Флюмер посмотрел на меня сердито, как на богохульствующего недоумка. – Может быть, в вашем вельте совсем по-другому. Но для нас, жителей Кларвельта, Госпожа Дум – это не выдумка! Это даже не абстракция! Она живет в наших умах, она повелевает нашими душами! Мы слышим ее голос!

– А ее видел кто-нибудь из людей? Как она выглядит?

– Нет, никто не видел ее. Мы только слышим ее голос – иногда добрый, иногда грозный, но всегда повелительный. Она живет в Замке Дум. Замок этот находится в самом центре Кларвельта. Любой человек может увидеть этот замок, но никто не может зайти внутрь. Ибо это лежит за пределами человеческого существования.

– Инквизиция… Великий инквизитор Вальдес… Сжигание еретиков и демонов… – Я обдумывал все то, что услышал. – Знаешь, Флюмер, я не помню ничего о том мире, из которого я пришел, но вся эта мерзость кажется мне удивительно знакомой. Мне кажется, если бы я вспомнил свое прошлое, то смог бы объяснить многое из того, что у вас происходит.

– Ты уже не вспомнишь свое прошлое, – уныло констатировал старый Флюмер. – Не успеешь. Я не знаю, откуда берутся демоники – из вашего мира или из каких-то других вельтов, но Вальдес заботится о том, чтобы они не успели ничего вспомнить. И у него это всегда получается. Всегда.

Да, делишки… В хорошую историю я вляпался. Я улегся на пол, подложив руки под голову. Мне хотелось думать о чем-нибудь хорошем в эти последние часы моей жизни. Но что хорошего я мог вспомнить? Вальдес не оставил мне времени на то, чтобы воскресить свою память.

Обидно было умирать так – помня только один день из собственной жизни. Причем день настолько отвратительный, что хуже не бывает.

Обидно.

И куда пропала эта девчонка с китайскими глазами? Она выручила меня там, на арене. Кто она такая? Демоник? Но если она демоник, то почему всеведущий Вальдес до сих пор не учуял ее?

Я лежал и пережевывал десяток неразрешимых вопросов. Это было единственным, что мне оставалось делать.

Снаружи тяжело лязгнул засов. Толстая дубовая дверь камеры распахнулась и сырой свежий воздух, ворвавшийся из коридора, показался живительным вестником свободы. Однако, это не было истинной свободой – скорее, иллюзорным ее отпечатком, быстро растворившимся в смердящей реальности тюремного склепа. Два стражника – рослых и красномордых, быстро вошли и встали по обеим сторонам двери. За ними вразвалочку вошел…

Вальдес? Я почувствовал, как живот свело судорогой от страха. Я не был пугливым, но Вальдес с его руками, вытягивающимися на двадцать шагов, привел бы в ужас и не такого, как я.

Нет, не Вальдес. Это был человек, старавшийся во всем походить на Вальдеса. Такая же короткая стрижка, светлые, а может быть, специально покрашенные под блондина волосы. Такой же черный плащ и фальшивая улыбка, приклеенная к бледному вытянутому лицу. Но до Вальдеса он явно не дотягивал – ни по росту, ни по жестокой холодной силе. В конце концов, если есть Великий Инквизитор, то, наверное, существуют и просто инквизиторы – не великие. Инквизиторы мелковатые и нагловатые.

– Эй ты, ничтожный еретик! – Инквизитор ткнул пальцем во Флюмера. – Я вижу, ты тут неплохо устроился. Можно сказать, благоденствуешь на казенных харчах. Пойдем, еретик, сейчас мы поговорим с тобой. Поговорим по душам. Ты ведь любишь вести философские беседы, да, еретик?

– Отпустите меня… – Флюмер растерянно пятился назад. – О чем с вами можно разговаривать?

– О чем разговаривать? – Инквизитор ухмыльнулся и стражники дружно хохотнули по сторонам от него. – Ты расскажешь нам много всего интересного, плохой старик! У нас есть специальная комната, где люди становятся очень разговорчивыми! Там есть всякие умные приспособления, которые заставляют болтать таких плохих, грязных людей как ты, со всей скоростью, на которую способен ваш лживый язык! Ты выдашь нам всех своих сообщников, а когда они попадут в нашу обитель закона и справедливости, то в свою очередь выдадут нам всех, кого знают они. Мы вырвем ваше гадючье гнездо еретиков со всеми корнями!

– У меня нет никаких сообщников! – сказал Флюмер. Он держался мужественно, хотя видно было, что сердце его разрывается от страха. – Сожгите меня, если уж так мне суждено и справедливость умерла в этом мире. Но не трогайте больше никого. Никто не виноват в том, что я знаю правду и отказываюсь признавать вашу ложь.

– Заткнись, сучий ублюдок!!! – Голос инквизитора повысился до визгливого фальцета. – Ты думаешь, что легко отделаешься? Думаешь, что мы предадим огню твое старое дряхлое тело, сожжем его, и на этом все закончится? Ну уж нет! Мы знаем, что такие мерзкие рассадники зла, как ты, не существуют в одиночку! Вам обязательно нужно собрать себе подобных, сплотиться в маленький смердящий кружок, шептаться за спиной у благородных граждан, распространять идиотские слухи, порочащие Святую инквизицию, Книгу Дум и даже саму Госпожу! Вы любите мерзко хихикать над благопристойными господами, воображая себя умными и свободомыслящими. Так вот, посмотрю я, как ты захихикаешь сегодня под пытками! Как ты будешь рассуждать о правде, вычитанной из дурацких книжонок, когда тебя растянут веревками на дыбе и загонят иглы тебе под ногти. Как ты будешь булькать о справедливости, когда в твой вонючий рот через воронку будут вливать ведро воды. Как ты во всю глотку завопишь о гибели Светлого Мира, когда тебя посадят на кресло с шипами и начнут закручивать винты!..

Боже мой, как все это было мне знакомо… Я вдруг осознал, что когда-то, в настоящей своей жизни, уже слышал такие омерзительные слова. Возможно, я даже когда-то побывал в инквизиции. И сейчас каждое слово этого негодяя впивалось в мой мозг раскаленным стержнем. Я испытывал невероятные муки, потому что осознавал, что не могу встать и заставить замолчать этого безнаказанного садиста.

– Эй, ты, инквизитор, заткни хайло! – сказал я. – Ты недостоин даже того, чтобы ловить вшей в бороде этого благородного и образованного господина. Зачем тебе нужно подвергать его пыткам? Чтобы узнать имена сообщников? Черта с два! Просто ты хочешь получить свое тупое собачье удовольствие. Ты будешь смотреть на то, как он мучается, и язык твой будет высунут от похоти и вожделения, и слюна будет капать с него. И каждые полчаса будешь выбегать в соседнюю комнату, чтобы подрочить и кончить на стену. Потому что ты не можешь сделать этого с женщиной. А все твои слова о торжестве закона и Святой инквизиции – не больше чем головка твоего вонючего члена, засунутая между твоими скрюченными пальцами…

Я не успел договорить. Инквизитор сперва побледнел, затем побагровел, а потом подскочил ко мне и въехал носком своего тяжелого сапога прямо мне в челюсть. Я не отрубился, но способность к членораздельной речи пропала. Я попытался сказать ему, что когда удеру из этой тюряги, сделаю из него отбивную, но смог издать только невнятное мычание.

– Поистине, демоники – самое отвратительное отродье, когда-либо существовавшее в мире, – заметил инквизитор. – Чего вылупились? – прикрикнул он на стражников. – Берите еретика Флюмера и тащите его в пыточную. – А тобой, Шустряк, – он наклонился надо мной и дыхнул на меня чесночной отрыжкой, – я займусь через пару часов. Обычно мы не пытаем демоников, мы просто жарим их на огне, как поросят. Они прекрасно прожариваются, эти демоники. Но ты, Шустряк, заслуживаешь особого внимания. И я уделю тебе особое внимание. Я думаю, что ты оценишь искусство моего душевного разговора. Ты почувствуешь его всем своим существом. Каждой дрянной частицей своего тела…