Тем временем ожили уличные громкоговорители, прибавляя свои гнусаво-хриплые голоса к негромкому шуршанию устилавших мостовые листовок.

Стиль Дарианы Дарк я узнал сразу. Клеймились «национал-предатели», существующая система власти объявлялась погрязшей в коррупции, все депутаты, само собой, состояли на содержании у имперской разведки. Новый Крым объявлялся на военном положении, со всеми его непременными атрибутами, такими, как запретом митингов, шествий, демонстраций и собраний, «временным роспуском» политических партий, прекращением работы выборных органов и так далее и тому подобное. Не забыли упомянуть и обязательную сдачу населением холодного и огнестрельного оружия.

Продовольственные поставки для Федерации объявлялись главным приоритетом.

Ну и конечно – порция обязательных лозунгов. Дариана Дарк между делом, видать, тоже почитывала историю. «Всё для фронта, всё для победы!», «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!». Да, и я не забыл упомянуть, что обращение начиналось со слов «Братья и сёстры!»?..

– Начудила наша Даша, – только и качал головой отец. – Вляпалась. Не думал, что она всё-таки купится на такую немудрёную приманку, как наша. Впрочем… на это мы и рассчитывали. Не удивлюсь, если назавтра против неё окажется вся планета, а мальчишки и девчонки их интербригад разбегутся по домам. Непрофессионально. Настолько, что даже думаешь – а не померла ли бедняжка Дариана от твоей пули? Ну, скажем, сепсис или что-то в этом роде…

Я не стал спорить. Мы ехали на трёх машинах (сзади и спереди – джипы с охраной) – туда, где должен был находиться штаб Дарианы. Или, во всяком случае, место, откуда исходили приказы начать мятеж в Новом Севастополе.

План прежний, как и на Шестой бастионной. «Шумовая группа» имитирует атаку. Я пробираюсь внутрь и действую по обстановке. И на сей раз я не промахнусь и рука у меня не дрогнет. Конечно, повторять один раз удавшийся приём опасно, но мы надеялись накрыть командира «Бандера Россы» и, быть может, сэкономить не один миллион марок на Конраде.

База Дарианы (хотелось верить, что именно её) нашлась на старой ремонтной верфи. Её закрыли, когда стало ясно – грех держать такие места под заводами, гораздо выгоднее построить отель и принимать туристов, изнемогавших без моря в своих Дальних Секторах.

Закрыть верфь закрыли, но строить ничего так и не начали. Началась всем известная заварушка. Часть старых эллингов и ангаров снесли, часть ещё продолжала стоять. Не слишком привычный для «энвиронменталистского» Нового Крыма постпромышленный пейзаж.

Собственную энергостанцию тем не менее сносить не стали. На заводик можно было подать напряжение.

Остановились мы в полукилометре от верфи. Операция задумывалась широко, в море дежурила наша команда на лёгкой «Катрионе», секреты залегли, окружив верфь широким полукольцом.

Я скользнул в густые заросли.

Остальные остались на дороге. Их дело – имитировать атаку и не лезть под пули. А дальше – моя работа.

Позади остались подъездные пути, повалившаяся ограда из проволочной сетки. Уже сгустилась ночь, на фоне звёздного неба угрюмо чернели стены корпусов – крыши не то уже разобраны, не то просто снесены, здесь прошлось несколько ураганов. Разумеется, ни звука, ни огонька.

Я подумал, что ребятам сейчас придётся вызывать огонь на себя, и мне поплохело.

Однако я не успел проползти и десятка метров, как в тишине злобно затрещали автоматные очереди, гулко бухнула граната, и у меня в наушнике раздался голос отца – быстрый и словно сквозь зубы:

– Пять, пять, пять!

Три пятёрки. Мне лучше поторопиться. Всё с самого начала пошло не так, как планировалось; разумеется, ни один оперативный план не остаётся неизменным после первого соприкосновения с неприятелем, но в наш, похоже, изменения придётся вносить слишком быстро и слишком капитальные.

На этом заводике мне раньше бывать не приходилось, в отличие от Шестой бастионной. Однако и я стал другим, визит в логово Дарианы не прошёл даром. Вторично искупавшись в живом студне биоформов, сейчас я чувствовал их гораздо острее. Все чувства послушно обострились, я не превращался в «супера», но, словно хорошая ищейка, издалека взял верховой след, ведущий к резервуару, заполненному шевелящейся коричневатой жижей.

Кажется, они ещё не успели устроиться тут по-настоящему. Оно и понятно, какие на обычном старом заводе катакомбы и потайные бункеры? Оборону организовали, это уж как водится – ночь вокруг меня то и дело вспыхивала россыпями трассеров, – но глубоко им тут не запрятаться, нет, не запрятаться…

Последние слова я твердил, словно мантру. Они никуда не денутся. Они тут, стоит только протянуть руку.

Всё-таки в «Танненберге» учили на совесть. Господин старший мастер-наставник, штаб-вахмистр Клаус Мария Пферцгентакль гонял нас не зря. Я ужом проскользнул сквозь последние кусты и очутился в углу заброшенной заводской площадки. Здесь с незапамятных времён остались невывезенными какой-то железный лом, ржавые древние контейнеры, вагонные тележки и тому подобный хлам. Кое-где, пробив трещины в бетоне, к свету поднимались гибкие ветки стенолома, упрямого и извечного обитателя Нового Крыма. Неприхотливый, он покрывал скалистые склоны за миллионы лет до того, как нога человека ступила на поверхность планеты.

Бой шёл в стороне, там то и дело вспыхивали осветительные ракеты, доносилась звонкая трель пулемёта; время от времени вспухали рыжие огненные грибы – люди отца запаслись «муспелями» и сейчас не жалели гранат.

Сам двор освещали несколько прожекторов, но Зденек, наш снайпер, со свойственным его народу хладнокровием, уже расстрелял их всех с предельной дистанции. Когда-то он тоже состоял в интербригаде, только другой, не «Бандера Росса», а имени Костюшко, но вовремя понял, что добром это не кончится, уехал на Новый Крым, а там они с отцом быстро нашли друг друга.

Я скользил от одного контейнера к другому, про себя благословляя «ещё встречающиеся порой у нас недостатки» в виде бесхозяйственности на одной, отдельно взятой законсервированной стройке.

«Запах» биоформов становился всё заметнее. Как в детской игре – «тепло… теплее… ещё теплее… горячо…».

Потом я заметил первого часового. Мальчишка в косо надвинутом на ухо чёрном берете, похоже, неимоверно страдал, что не мог принять участия в бою. Я аккуратно закинул к его ногам газовую гранатку. Пока всё шло хорошо, даже лучше, чем на Шестой бастионной.

Даже слишком хорошо.

Так или иначе, я без помех проник внутрь. Заводской корпус стоял тёмный и опустевший, оборудование отсюда давно вывезли. След свернул вправо, к морю, к самому крупному эллингу, так и оставшемуся неразобранным.

Я полз по пыльному бетону, то и дело натыкаясь на срезанные автогеном шпеньки подведённых к станкам коммуникаций. В глухой тени я позволял себе встать; и, хоронясь за остатками толстенной, как обожравшаяся анаконда, вытяжки, я увидел железные ворота эллинга, наспех сложенную возле них из бетонных шпал баррикаду, стволы пулемётов-спарок над нею и круглые каски стрелков. Совсем молодые лица, как и принято в интербригадах: на смерть Дариана Дарк гнала восторженных юнцов – «новиков», как сказали бы в старину на Руси.

Я не стал рисковать. В стороне продолжали греметь очереди, медленно, как и положено, смещаясь прочь от верфи, – отец скомандовал отход, стараясь увлечь противника за собой.

Теперь постараемся аккуратно обойти эту громадину…

Справа и слева от большого эллинга некогда помещались стапели поменьше, их успели разобрать, но демонтажники оставили после себя такой хаос, что хоть сейчас снимай тут героико-патриотический фильм об уличных боях в Сталинграде. Тут можно было бы провести целый взвод, и охрана ничего не заметит, а когда заметит, то уже не успеет ничего сделать.

Однако обход ничего не дал. Здесь у Дарианы всюду стояли посты, пулемётчики внизу, обычные стрелки – наверху. Кошку не забросишь, не залезешь. А героически разносить ворота гранатой мне, скажем так, не очень хотелось. «Запах» биоформа, тёплого, живого, голодного начинал сводить с ума. Ненависть закаменила скулы, мне большого усилия стоило удержать себя в руках. Хотелось хоть на миг обрести мощь истинного мага, чтобы с нагой ладони сорвался бы поток истребительного пламени, чтобы сразу – и наверняка.