Теобальд поманил портье пальцем, чтобы тот приблизил ухо к его губам:
– Между нами говоря, повезло вам, что его сиятельство прислал сюда меня! – доверительно шепнул он в ухо портье. У вас тут очень любопытный метод уборки.
– Что вы хотите этим сказать?
– Что вам не помешало бы послать кого-нибудь в двести седьмой номер. Вы очень удивитесь, когда увидите, как он выглядит...
Высказавшись, Теобальд подхватил багаж и с достоинством вышел на бульвар Мадлен, чтобы сесть там в такси, поскольку ни одна из стоявших у отеля машин доверия ему не внушала. Вернувшись на улицу Жуффруа, он рассказал Альдо о том, в каком состоянии нашел его номер, и вручил ему пакетик, заметив при этом:
– Великолепный тайник! Комнату перевернули вверх дном, обшарили каждый уголок, а жемчужину не нашли. Осталось узнать, кто приходил с обыском. Полиция?
– Вот уж точно нет! – ответил Морозини. – Либо я перестал разбираться в людях, либо комиссар Ланглуа не из тех, кто действует подобным образом. Если бы он проводил подобные изыскания, то делал бы это тщательно, в моем присутствии или, по крайней мере, в присутствии кого-то из служащих «Ритца», и уж, во всяком случае, не со злобой, которая охватывает бандитов, не находящих того, что искали.
– Тогда кто же? – спросил Адальбер.
– В том-то и вопрос! У похитителей не было никакой возможности узнать, что я замешан в эту историю, если только один из них не был на улице Равиньян в тот момент, когда мы привезли малыша Лебре, а потом отвечали на вопросы инспектора.
– Уже кое-что! Но есть более серьезная проблема: они подозревают, что именно ты взял вещь, спрятанную в камине. Что ты написал в письме, которое Теобальд отнес в «Ритц»?
– Что я намерен провести двадцать четыре часа у одного из друзей, после чего уеду в Лондон. Если допустить, что им дадут прочесть это письмо, они там и станут меня искать...
– Ты забываешь только о том, что Ланглуа, весьма любезно, но твердо попросил тебя не покидать Францию, и даже больше того – не уезжать из Парижа. Не держи его за дурака, Альдо! Этот парень не промах...
– Но при этом, похоже, звезд он с неба не хватает. И все же я допускаю, что ты прав. Так что я сообщу ему, что останусь у тебя, и попрошу, если возникнет необходимость, прийти поговорить со мной сюда или назначить встречу где-нибудь еще, соблюдая осторожность... Кстати, насчет «поговорить»: мне необходимо встретиться с князем Юсуповым. За его адресом я и шел в «Русский домик».
– Этот-то зачем тебе понадобился?
– Всего-навсего затем, чтобы передать одну вещь!
Альдо развернул бумагу, взял в руки прелестное украшение и положил его на стол между собой и Адальбером.
– В конце концов, драгоценность принадлежит ему, поскольку его дед купил ее самым законным образом. Он может поступать с ней, как захочет, а главное – пусть сам разбирается с комиссаром Ланглуа. А я смогу наконец вернуться домой.
– В «Ритце», что ли, тебе не дали его адрес?
– Нет, ты же знаешь Франка, их бармена. В отличие от большинства своих коллег, он – сама скрытность, сама корректность. Он только и сказал мне, что Юсупов живет где-то у Булонского леса...
– У меня есть старый друг, который живет там же. Наверное, он сможет тебе помочь. Такому экзотическому персонажу, как Юсупов, вряд ли легко было бы затаиться... Сейчас позвоню другу.
Но Адальбер позвонил не сразу, он еще помедлил и, протянув руку к жемчужине, взял ее за бриллиантовую подвеску, как взял бы за хвостик ягоду клубники.
– До чего хороша! – вздохнул он, любуясь тем, как играет на ней свет. – Неужели тебе не хочется оставить ее у себя? Я думал, ты неравнодушен ко всем историческим драгоценностям?
– Только не к этой! Во-первых, для меня это «красная» драгоценность...
– От пролитой крови? Но ведь это участь почти всех украшений, у которых есть история. Ты уже забыл камни с пекторали?
– Нам и тогда больше всего на свете хотелось одного: как можно скорее вернуть их на их законное место. Кроме того, жемчуг я люблю меньше, чем камни. Он может умереть, а камни не умирают никогда. И, наконец, «Регентша» связана с Наполеоном, а я, как и положено истинному венецианцу, всегда относился к императору без всякого восторга.
– Допустим! Но Наполеон не был ловцом жемчуга. Она ведь должна была существовать и до него? И прежде всего, почему ее называют «Регентшей»?
– Думаю, из-за Марии-Луизы, которой пришлось стать регентшей, когда ее супруг отправился воевать в Москву...
– Эта гусыня? Она ни на что была не годна. А уж тем более – на то, чтобы править, и незачем было награждать эту великолепную жемчужину титулом, который ей совершенно не подходил. Тебе не хочется копнуть чуть поглубже? Ведь должна же быть другая причина? Другая регентша! Настоящая!.. Или, может быть, она принадлежала какому-то регенту, как большой луврский бриллиант?
– Нито, который продал жемчужину Наполеону, может быть, что-нибудь об этом и знал, но Нито ведь давным-давно умер...
– После таких людей остаются архивы...
Морозини встал, взял со стола жемчужину и засунул ее в карман.
– Адальбер, не искушай! Лучше найди мне адрес Юсупова!
Юсуповы жили в доме 27 по улице Гутенберга, довольно красивом здании, состоявшем из главного корпуса и двух пристроек, выходивших одна во двор, другая в сад. Последняя по прихоти князя, страстно любившего представления, была переделана в театр.
Альдо пришел к Юсуповым около четырех часов пополудни, рассудив, что это вполне подходящее время для человека, не предупредившего о своем визите. Конечно, ему было бы намного удобнее договориться о встрече по телефону, но в сложившихся обстоятельствах он предпочитал действовать с предельной осторожностью.
Попросив таксиста, который его привез, немного подождать, венецианец вошел в распахнутые ворота, поднялся по ступенькам крыльца и позвонил у дверей. Открыл ему верзила, задрапированный в длинную хламиду, своей белизной подчеркивавшую черноту самой черной кожи, какую только можно было отыскать во всей Африке. Слегка поклонившись элегантному посетителю, это существо, не дав ему и рта раскрыть, произнесло:
– Я – Тесфе, слуга хозяина. Что тебе надо от него, о чужестранец?
– Минуту внимания. Не мог бы ты передать ему вот это? – ответил Морозини, протягивая негру визитную карточку, на которой приписал от руки несколько слов.
Черный исполин взял у незваного гостя из рук карточку, снова поклонился, ушел и пропал навсегда. Вместо него явился белокурый юноша, чей украшенный очками нос, бесспорно, выдавал в нем секретаря. Так оно и оказалось. Этот молодой человек, по фамилии Кетли, учтиво осведомился о цели столь внезапного визита.
– Мне хотелось бы поговорить с князем Юсуповым об очень важном деле, требующем его личного присутствия. Дело несколько... деликатное. Именно по этой причине я не предупредил о своем приходе заблаговременно.
– Вы ничего не можете рассказать мне о сути этого дела?
Альдо был способен проявлять терпение лишь в тех случаях, когда считал, что овчинка стоит выделки. Ему и в голову не могло прийти, что человек, благодаря своему браку ставший племянником покойного царя, окажется до такой степени труднодоступным.
– Нет. Только самому князю – или никому! Должно быть, вы обо мне не слышали, иначе знали бы, что я прихожу сам, только если дело крайне важное...
– Но... князь болен!
– Очень жаль. Когда он почувствует себя лучше, позвоните мне, пожалуйста, по этому номеру...
Альдо уже потянулся за карточкой, чтобы записать на ней номер телефона, когда за спиной у секретаря раздался смех, дверь распахнулась, чтобы пропустить одно из самых прекрасных созданий, каких Морозини когда-либо доводилось видеть. Причем красота этого создания была довольно редкой разновидности: архангел, одевающийся у самых модных лондонских портных. Черты его лица были до того тонкими, что, озаренные завораживающим взглядом зеленовато-голубых глаз, казались женственными. В ранней молодости Феликс Юсупов этим пользовался, белыми санкт-петербургскими ночами разгуливая по увеселительным местам в юбках, позаимствованных им у своей матушки. Так развлекался князь, обладавший когда-то несметным богатством, – вероятно, самым крупным состоянием в России! – позволявшим ему удовлетворять любые прихоти. Со всем этим было покончено раз и навсегда после его женитьбы на княжне Ирине, племяннице Николая II, однако многочисленные таланты и артистические наклонности требовали реализации: он до безумия любил музыку и литературу, прекрасно танцевал, пел, играл в спектаклях и руководил домом моды куда лучше, чем иные профессионалы. Альдо сам смог убедиться в том, насколько великолепным голосом одарен Юсупов, когда тот воскликнул:
