Ей захотелось поскорее уйти, но Кон подошел к дыбе.

— А эта штука функционирует?

— В определенной степени. Вы хотите посмотреть?

— Непременно.

— Черт побери, Кон, ведь это женщина! — возмутился де Вер.

— Это всего лишь восковая фигура в парике. Но почему, скажи, мы должны испытать больше жалости к страданиям женщины, чем к страданиям мужчины?

Сьюзен обошла фигуру, ухватилась за большое колесо и с большим напряжением повернула его на дюйм. Спина женщины выгнулась, и она испустила тонкий, пронзительный крик, эхом отразившийся от стен камеры.

— Боже милосердный! — воскликнул Кон и, подскочив к механизму, повернул колесо назад, так что натянутые веревки ослабли. Фигура осела, ее восковые руки безжизненно повисли. Крик прекратился, перейдя в тяжелый хрип заканчивающего работать механизма, спрятанного внутри.

На мгновение они и сами застыли, словно восковые фигуры, потом Кон схватил со стены топор палача и разрубил веревки на руках жертвы. Потом он разрубил веревки на ногах, снова поднял топор и разнес вдребезги храповик, приводивший все это в движение.

Де Вер хотел было оттащить в сторону восковую фигуру, но потом сбросил с плеч камзол и схватил со стены булаву. Он ударил булавой по машине с такой силой, что во все стороны так и брызнули разные детали. Кон рассмеялся, тоже сбросил камзол и размахнулся топором.

Ошеломленная Сьюзен отступила в угол, чтобы не попасться под горячую руку двум крушащим все вокруг мужчинам, которые всего несколько мгновений назад казались вполне цивилизованными джентльменами. Она зажала рукой рот, но не от страха, а от истерического смеха при виде этой сцены — дикой, но справедливой. В Крэг-Уайверне давно пора разнести кое-что на куски.

Кроме того, ее заворожил вид Кона, охваченного лихорадкой разрушения и размахивающего тяжелым топором. Возможно, ей бы следовало испугаться, но он был так великолепен физически, что у нее закружилась голова. Он стоял к ней спиной, и сквозь сорочку она видела его мускулы, напрягшиеся до предела во время этой оргии разрушения.

С первого удара в нем не осталось ни робости, ни застенчивости. Ее нежный, смешливый Кон размахивал устрашающим оружием и наносил удары, чтобы убить, прежде чем убьют его.

Это приводило ее в смятение.

И вызывало страстное желание, так что мороз пробегал по коже.

Она взглянула на де Вера, такого же мускулистого, такого же яростного, если не больше. Его лицо было повернуто к ней, и была в нем такая ярость и страсть, что становилось страшно. Однако ярость и страсть де Вера не возбуждали у нее никаких эмоций, тогда как при взгляде на Кона ей хотелось содрать с него одежду.

Она повернулась к нему, чтобы увидеть выражение его лица. Но он неожиданно остановился, опираясь на топор и с трудом переводя дыхание, оглядел картину разрушений. Его рубаха, взмокшая от пота, прилипла к телу.

Де Вер все еще продолжал крушить булавой разбитую машину. Намерен ли Кон остановить его? Опасаясь, что де Вер может случайно убить, она собралась с духом и ринулась вперед, готовая вмешаться.

Кон обернулся к ней.

Она не поняла, что выражало его лицо, но что-то подсказывало ей, что она должна быть готова сдаться на милость дракона.

Он неожиданно резко наклонился к ней, и она почувствовала какой-то безжалостный поцелуй.

Возможно, она могла бы избежать его, отвернувшись или вовремя наклонив голову. Но она подчинилась.

Среди грохота разрушения, стоявшего в комнате, она позволила поцелуй, который не имел ничего общего с милыми, робкими поцелуями одиннадцатилетней давности.

Помнила ли она его вкус? Ей казалось, что помнит, но, возможно, она заблуждалась. Вот его запах она помнила. Теперь он стал сильнее, это был запах зрелого мужчины, терпкий и сильный, и таким он запечатлеется в ее памяти навсегда.

Леди Анна. Мысль о ней возникла неожиданно из каких-то глубин сознания.

Ради леди Анны она не протянет к нему руки, не обнимет его за плечи. Но она продолжала стоять, словно завороженная горячими губами дракона и его терпким запахом, так что соски ее напряглись и болели, а ноги дрожали.

В конце концов ноги предали ее и она медленно осела на пол, скользя спиной по двери и больно ударяясь о ее металлические детали.

Не отрывая губ от ее рта, он опустился на пол вместе с ней.

Прижав к себе руки, она все еще пыталась не прикоснуться к нему, но по ее щекам текли слезы, возможно, именно потому, что она не прикасалась к нему…

Они молчали.

В комнате стояла тишина.

Не отрываясь от его жадных губ, она заставила себя окинуть взглядом комнату. Она не увидела де Вера, но он, должно быть, смотрел на них.

Она оттолкнулась от плеча Кона, пытаясь высвободиться из его неослабевающей хватки.

— Перестань!

Глупо да и поздно говорить об этом. Но он все-таки остановился и сел, закрыв глаза.

Этот поцелуй зажег более глубокий, более сильный огонь.

Теперь она увидела де Вера, который давно пришел в себя и наблюдал за ними с пониманием и сочувствием. Кон все еще держал ее пригвожденной к полу всем своим весом. Спина у нее была в синяках и ссадинах, а ноги затекли.

Интересно, о чем он думал? Думал ли о том, что огонь разгорается с новой силой? Или его терзали сожаления?

Придав голосу максимальную твердость, она сказала:

— Кон, позволь мне встать.

Он вздрогнул всем телом, взглянул на нее и быстро поднялся на ноги, подняв ее на ноги вместе с собой, как он это сделал на вересковой пустоши в ночь своего приезда. Ноги не сразу послушались ее, так что пришлось прислониться к двери. Он все еще держал ее за руку и смотрел на нее, как будто не зная, что сказать.

Что можно сказать, особенно в присутствии свидетеля?

И что могло бы случиться, если бы свидетеля не было?

На мгновение она подумала о том, что все могло бы закончиться очень приятно. Но тут же вспомнила, что это, возможно, заставило бы его нарушить брачный обет, данный другой женщине.

Неожиданно он вздрогнул всем телом и, отпуская ее, повернулся к своему другу.

— Ну как, насытился разрушением, отвел душу? — чуть охрипшим голосом спросил он.

— Прошу прощения, — сказал де Вер, как будто он всего лишь нечаянно столкнул со стола дешевенькую вазочку. Но возможно, он извинялся за то, что наблюдал за ними?

— Возможно, это был полезный выхлоп энергии, — сказал Кон. Он поднял с пола свой камзол и стряхнул с него щепки. — Я уверен, что в Крэг-Уайверне немало вещей, которые следует разрушить до основания.

Оба они словно игнорировали присутствие Сьюзен. Ничего себе любезность! Да ведь если бы они сюда не явились, ничего бы и не произошло!

А может быть, это было задумано как оскорбление?

Как бы то ни было, но она его хотела. Она хотела Кона до дрожи, до боли. Если бы не леди Айна, она забыла бы о гордости, отбросила всякие приличия и напросилась к нему в постель, пусть даже всего на одну ночь. Как и он, она хотела проделать то, что они делали одиннадцать лет тому назад, но став теперь уже взрослыми людьми, имеющими опыт, силу и зрелое желание.

И сердце. Конечно, и сердце. Но это была ее тайна.

— Меня, собственно, Отрезвило нечто не поддающееся разрушению, — заявил де Вер.

Его тон быстро отрезвил и ее. Она увидела, как де Вер, отступив на шаг, жестом указал на кучу разломанного дерена и искореженного металла. Сьюзен оттолкнувшись от двери, доковыляла до кучи обломков, чтобы разглядеть получше, что там такое.

Тело?

Или еще какое-нибудь странное приспособление?

Она увидела блеск золота в тот самый момент, как де Вер произнес:

— Вот и ваши исчезнувшие деньги, милорд.

Она остановилась и замерла, глядя на кучу металла и щепок и золотые монеты под ними. Некоторые щепки были частями разломанных сундуков, в которых хранилось золото.

Силы небесные! Теперь нет никакой возможности доказать, что золото принадлежит Дэвиду. И ей не удастся удержать его от следующего рискованного рейса, а Гиффорд начеку, он только и ждет своего часа…