– Да что ж это я, совсем с ума спятил? Моя семья в заточении, а я про красильню думаю! – вслух отчитал себя Каспар, а жеребец, решив, что ругают его, перешел на спорую рысь.

Внезапно он фыркнул, и из-за куста на дорогу выскочил вооруженный луком оборванец. Он с ходу натянул тетиву, Каспар припал к лошадиной гриве, и стрела с шумом пролетела на два фута выше него. Пока разбойник пребывал в замешательстве – ведь он промахнулся с трех шагов, Каспар пустил жеребца прямо на него и каблуком в лоб сшиб злодея на землю.

Остановив коня, он соскочил на дорогу и прислушался. По листьям тихо шелестел дождь, но никаких посторонних звуков слышно не было – видимо, оборванец был один. Мардиганец тоже вел себя спокойно и потянулся к уже начавшей желтеть жесткой траве.

Оборванец застонал, открыл глаза и принялся ощупывать лоб, затем поймал на себе недобрый взгляд Каспара.

– Убьешь? – спросил он, садясь.

– А ты как думаешь?

– А мне теперь все едино. Если жратвы не достану, к вечеру, должно, помру. Ну в крайности – к утру, так что давай, убивай.

Оборванец опустил голову, смиряясь с судьбой. Выглядел он сильно исхудавшим, штаны и надетые одна на другую холстяные рубахи порядком износились и никогда не были стираны. Неумело согнутый лук и несколько кривых стрел валялись в стороне, на поясе висел отточенный обломок кинжала – видимо, им оборванец брился (бороды он не носил). Чуть в стороне возле куста лежала грязная холщовая котомка с вывалившимися на траву сухими кореньями.

– И много народу ты загубил на этой дороге?

– Где там, – отмахнулся оборванец. – Я первый день как на промысел вышел и сразу вот – в лоб получил.

Он снова ощупал лоб и надувающуюся на нем шишку.

– А до этого где промышлял?

– На западной дороге, но там мне тоже не везло, только выскочил перед телегой, кобыла-дура возьми да и лягни меня с перепугу. Так мужик соскочил с телеги да оглоблей меня – она у него запасная в телеге лежала. Едва ноги унес, два дня потом в лесу отлеживался. – Оборванец вздохнул. – Не идет у меня разбойный промысел, не приучен я к нему. Да и неудачлив по жизни.

Они помолчали. Оборванец из-под кустистых бровей взглянул на Каспара и спросил:

– Ну так что?

– Что? – не понял Каспар, он снова погрузился в невеселые думы.

– Убивать-то будешь или нет? А то ведь я встану – если мне еще жить придется, так на сырой земле сидеть не надобно.

– Вставай, – сказал Каспар, подобрал лук и поломал об колено.

– Зачем же ты так? – возмутился оборванец. – Жизнь подарил, а инструмента пропитания лишаешь!

– Это не инструмент, а срам один. До города ты и без него дойдешь.

– А чего в городе делать? Там мне никто не подает, а воры, если прознают, что товар с рынка таскаю, прирежут. У них там быстро.

– Быстро, – согласился Каспар, садясь в намоченное дождем седло. – У тебя чего в сумке-то – небось имеются еще харчишки?

Оборванец бросился к забытой котомке, поднял ее и заботливо сложил обратно рассыпанные корешки.

– Это что за коренья у тебя? От болезни, что ли?

– Не обращай внимания. – Оборванец накинул на плечо сделанный из бечевки ремень и сдвинул сумку на поясницу – подальше от глаз незнакомца.

– Так что ты в ней прячешь? – усмехнулся Каспар, он заметил смущение горе-разбойника.

– Это мои «дела давно минувших дней». Большего не скажу.

– Ну и не надо. Сейчас пойдешь в город, найдешь кабак «Черный дрозд» и будешь ждать меня до самой темноты.

– Зачем это? Меня там судорога голодная скрутит, в «Черном дрозде» потрошка куриные варят, дух идет на всю улицу.

– Так ты зайдешь да покушаешь этих самых потрошков, а потом меня будешь ждать.

Оборванец вновь хотел возмутиться: как это он может откушать потрошков, если у него не то что медяка, куска хлеба черствого уже три дня как в котомке не водилось? Однако заметив в руке незнакомца тугой кошель, замер.

– Вот тебе на пропитание и за службу, чтоб меня ждал.

Каспар бросил монетку, и оборванец ловко поймал ее на лету.

– Серебро, чтоб я сдох! – воскликнул он и тут же попробовал монету на зуб. – Целый рилли! Эх, дурья я башка, ну дурак! Ну дурак! – неожиданно стал причитать он и хлопать себя по макушке.

– Да в чем же ты дурак, ведь целый рилли получил? – удивился Каспар.

– Дак если б я в тебя не промахнулся, теперь бы весь кошелек мой был!

– Дурак, право слово, – усмехнулся Каспар. – Ладно, не спеши. Тебя как звать?

– Лакоб.

– Не спеши, Лакоб, может, у тебя еще серебра и поболе окажется. Дай срок.

С этими словами Каспар хлопнул мардиганца по крупу и поскакал по дороге на Ливен.

– Значит, уговорились! У «Черного дрозда»! – крикнул ему вслед оборванец.

Каспар только махнул рукой.

Не останавливаясь возле своего дома, Каспар проскакал по улице Бычьего Ключа и свернул налево, чтобы миновать запруженную в этот час Рыночную площадь.

Он промчался грязными переулками, где жили колбасники и на весь квартал воняло требухой, и выскочил перед самыми Южными воротами – это был самый короткий путь к коневодческому хозяйству Табриция, одного из лучших в округе коннозаводчиков.

На протяжении многих лет Каспар покупал, брал в аренду и содержал в его конюшнях лошадей. Вот и теперь он намеревался воспользоваться его услугами. Пару лет назад Табриций-старший отошел от дел – годы брали свое, и он больше не мог так крепко торговаться, как это делал его сын, но и с ним Каспару приходилось уже иметь дело.

– Здравствуйте, ваша милость! – поклонился Каспару какой-то горожанин.

– Здравствуй, дорогой, – ответил тот, не представляя, что это за человек.

Навстречу попались три телеги с холстом, и Каспар не утерпел, чтобы не спросить:

– Куда холсты везете, ребята?

– На красильню Фрая, ваша милость, – ответил один из возниц.

– А откуда везете?

– С Лицкера, ваша милость.

– Ну везите.

Каспар снова хлопнул коня по крупу и поскакал дальше. В Лицкере, что находился на границе герцогства и владений лорда Кремптона, из местного льна ткали хорошие холсты. Они славились до самого Харнлона, а может, и дальше.

Когда Каспар подъехал к высокому забору владений Табриция, залаяли сторожевые собаки, да так много, что он удивился. Стоявший у ворот охранник с суковатой дубиной тотчас признал гостя и крикнул в приоткрытые ворота:

– Его милость Каспар Фрай пожаловал! – Затем распахнул ворота шире и с улыбкой произнес: – Добро пожаловать, ваша милость.

– И тебе быть здоровым, – ответил Каспар, проезжая во двор.

– А чего же вы без шляпы, ваша милость?

– Дома забыл!

Навстречу дорогому гостю уже спешил молодой Табриций, на ходу застегивая пояс и прожевывая вареную конину – Каспар застал его за обедом.

– Здравствуйте, ваша милость, давненько не виделись!

– Давненько, дорогой.

– Герцогский строевой? – сразу угадал коннозаводчик, кивая на лошадь.

– Он самый, от щедрот его… – Каспар вздохнул. – Лошадки мне нужны.

– Такие же строевые?

– Да, строевые. Чтобы при уздечках, под седлами и с сумами по обе стороны, но масти чтобы неброской.

– Понимаем, – кивнул молодой Табриций и принялся выковыривать ногтем застрявшие меж зубов жилы.

– Почем возьмешь?

– Ну…

Заводчик поскреб затылок. Неловко было задирать цену перед давнишним покупателем, но и продешевить не хотелось.

– По четыре золотых, ваша милость, кони нынче дороги, недавно на севере мор был…

– Хорошо, я согласен.

– Сколько лошадок вам потребуется?

– Думаю, шесть-семь, но на всякий случай держи десяток.

– Добудем десяток, шесть штук у меня сейчас есть, остальных с хутора пригоню. К какому сроку вам надо?

– К седьмому дню.

– Будет сделано. А почему вы без шляпы, ваша милость? Погода нынче сырая.

– Да… – Каспар отмахнулся. – Дома забыл.

– Корша, принеси мою шляпу, ту, что на подоконнике в прихожей! – крикнул молодой Табриций в сторону распахнутой двери, чем снова вызвал переполох среди многочисленных собак.