– Признание, – согласился ворон.

Я спросил тупо:

– Что за признание?

– Вы – Избранный, – заявил ворон торжественно, я сразу ощутил тошноту, ну сколько можно, а ворон добавил, как будто вбивал гвоздь в темя: – Тот Самый, знаете?

– Он самый, – подтвердил волк и взглянул на меня с уважением. До этого тоже, правда, уважал, но сейчас посмотрел вот с добавочным уважением. Даже с уважительностью в волчьем взоре. – Тот Самый Избранный, знаете?

Я молча шагнул в открывшийся проход. Вспыхнул свет, я оказался в средних размеров зале, на стенах по светильнику, горят ярко, видимо, как-то соединены с механизмом отворяния двери. В помещении три колесницы, конские кости, а также два человеческих скелета, явно возницы, а то и конюхи, но я уже заметил на противоположной стороне еще дверь.

Волк и ворон следовали сзади, а я, страшась услышать что-нибудь еще про Избранность, про Предначертание, Руку Судьбы, Предопределенность, про то, что я отмечен еще до сотворения Мира, как какая-нибудь дрозофила до начала опыта, подошел к двери и не очень-то удивился, что отворилась так же тихо и услужливо, как двери на фотоэлементах при входе в супермаркет.

В этом зале сложены, как понимаю, боевые трофеи, потому зал побольше, но на той стороне еще дверь, а раз уж мы здесь, надо посмотреть, мы такие…

За третьей или следующей дверью зал с мебелью, правда, все сразу рухнуло и рассыпалось в пыль, едва раскрылась дверь, но я успел восхититься красотой, изысканностью и дорогими украшениями, что посыпались на пол в виде золотых пластинок, драгоценных камней, фигурок из слоновой кости, а затем увидел на той стороне следующую дверь.

За ней еще одну, а потом еще и еще. И все открывались с той же загадочной услужливостью. Едва вступали в зал, с треском вспыхивали светильники, оранжевые язычки освещали ярко часть стены вокруг себя, оставляя остальное в полумраке, но света хватало, чтобы двигаться через залы, держась настороже, вздрагивая при виде собственной тени, вдруг перескочившей со стены на стену, дура, всматриваясь в темные углы, в картины на стенах, в каменные статуи древних богов, а вдруг оживут, напрягаясь перед следующей дверью.

Я потерял им счет, очень уж бдю насчет безопасности, дитя века, волк устал и опустил уши, хвост вообще волочится на каменным плитам, а ворон, что сперва летал над нами кругами, вдруг раскаркался, что не дело гордых птиц лазить по норам, как презренные мыши и всякие кроты, зря он поддался на уговоры, хотя, как я хорошо помню, мы оба отговаривали, но ворон, понятно, полез в нору, чтобы не давать серому хыщнику преимуществ.

Когда после множества парадных, буквально королевских дверей вдруг на той стороне очередного зала высветилась в обрамлении двух светильников небольшая дверь, вызывающе скромная, я напрягся, поудобнее взял рукоять меча в обе ладони, а подошел боком, прислушался.

Тихо, дверь открыться не пожелала, я набрал в грудь воздуха, заставил адреналин, что стекал в ботинки, вернуться в кровь, сказал хрипло:

– Будьте готовы!

– К чему? – уточнил ворон.

– Ко всему, – огрызнулся я. – Откуда я знаю?

– А-а-а, – сказал ворон, – ко всему мы готовы всегда.

– Вот только к чему-то определенному, – прорычал волк, – редко.

Я толкнул дверь ногой, не поддалась, ударил сильнее, тот же результат, некоторое время бил ногами, плечом, наваливались вместе с волком, потом мелькнула мысль, что и в этом мире могут знать про правило пожарной безопасности, по которому все двери должны открываться наружу, потянул за ручку. Дверь послушно открылась.

– Колдовство! – заявил ворон значительно и гордо посмотрел на волка.

Тот помедлил, согласился:

– Да-да, подлое колдовство. Иначе наш могучий лорд давно бы открыл.

– Колдовство, – сказал и я зло, не хватило сил признаться в дури, – но мы его перемогли!

В помещении вспыхнул свет, по глазам ударило множество крохотных разноцветных солнц: множество сундуков с откинутыми крышками, все доверху заполнены драгоценными камнями. На одном из столов груда старинных книг в кожаных и латунных переплетах, все с металлическими застежками и с висячими замками, но главное, конечно, сундуки, ларцы и широкие вазы с рубинами, сапфирами, топазами, бриллиантами и множеством других драгоценных камней, которым даже не знаю названия.

Волк от изумления сел на зад, а ворон ликующе каркнул:

– Камешки!.. Блестящие!.. Да в округе все от зависти сдохнут, когда я…

Он поперхнулся от избытка чувств, закашлялся, плюхнулся на пол. Волк наступил одной лапой на крыло, другой постучал по спине, вплющивая пернатого соратника в каменный пол. Ворон вырвался, прохрипел:

– Ты чего… на меня напал?

– Это вместо спасибо? – спросил волк.

– Ты меня… пытался убить!

– Не мечтай, – возразил волк. – Я тебя мучить буду долго.

Я прошелся вдоль ряда сундуков, осмотрел стены. Все, приплыли, дальше ходу нет. Это и есть, оказываецца, генеральная цель путешествия по анфиладе залов. Как будто из предыдущих залов все самое дорогое вывезли, а отсюда не успели. Даже дверь отперли, а вывезти не успели. Потому и скелеты по всем залам, герои пришли за содержимым последней комнаты, а тут их что-то и схавало. А потом, наверное, от голода или скуки издохло. Или голову разбило о стены, раз черепа нет.

Ворон суетливо прыгал, каркал, перья топорщились, от них шел сухой треск, как от заряженных батарей. Я на драгоценные, если это драгоценные, камни смотрел тупо. Что драгоценные, не сомневаюсь, кто бы стал прятать так глубоко стекляшки, но для меня, простого и бесхитростного демократа, мать его, что алмазы, что стекляшки под алмазы – одно и то же. Под угрозой расстрела через повешение за борт не отличу драгоценные камни от недрагоценных, но тоже блестящих. Ну абсолютно ни хрена в них не смыслю, как в черном квадрате или пикассе. Никогда в жизни не видел драгоценных камней… нет, конечно, видел у некоторых бабс серьги, в которых якобы драгоценные камни, но все они так говорят, а попробуй отличи, они ж знают, что мы, настоящие мужчины, горды тем, что ни хрена не смыслим в операх, балетах и классической музыке, а это включая и такую хренотень, как любование драгоценными камнями.

Я взглянул на левое запястье, где совсем недавно были часы, буркнул:

– Насмотрелись? Поворачиваем.

Волк ничуть не удивился, тоже в камнях ни в зуб ногой, настоящий мужчина, свой в доску, но ворон возмущенно каркнул:

– Ка-а-ак?.. Не возьмем с собой это все?

Я кивнул:

– Да. Не возьмем с собой это усе. Даже одного сундука не возьмем. Сказать по правде, даже карманы у меня заняты. Не стану же выбрасывать такие нужные кремень и огниво или трут, чтобы положить вместо них бесполезные камешки?

– Бесполезные? – прокаркал ворон, снова закашлялся, но благоразумно взлетел на горку камней самого высокого сундука. Драгоценности разъезжались под жадными лапами, переливались огоньками, как в детском калейдоскопе. – Бесполезные?.. Мой лорд, как вы… можете?

– А вот так, – отрубил я твердо. – Я не знаю, что нам предстоит. Если даже набью карманы алмазами, я не смогу их продать в деревнях, что попадутся по дороге. А таскать их с собой в надежде, что когда-нить у меня будет свое королевство и я заведу у себя казну… нет, я так далеко планы не строю.

Волк поинтересовался:

– Даже не заглядываете, мой лорд?

– Заглядывать заглядываю, но это называется мечтать, грезить даже, но вовсе не строить планы. Так что поворачиваем. Эта пещера Аладдина хороша уже тем, что нам удалось укрыться от тех гадов. Чего вам еще? Но, думаю, пошарив по окрестностям, они уже ушли.

Волк с готовностью пошел к выходу, ворон горестно запричитал, попробовал брать в клюв, волк сказал злорадно:

– А ты глотай, глотай!.. Пудика два наглотай, а там наверху опорожнишься…

Я предупредил сухо:

– За собственные дурости каждый отвечает сам!.. Это к тому, что каждый выбирается сам по себе. С грузом он или без груза.