С оленями и козлами проще, а к кабанам Иггельд не подпускал: среди смотрителей ходили жуткие рассказы, как даже самые здоровые драконы помирали в жутких корчах от съеденного сала. Черныш жутко обижался, всякий раз старался хотя бы лизнуть запретное.

Со второго месяца начал проситься на охоту, но на прогулках всего пугался, отпрыгивал, прятался за всемогущего родителя. Иггельд сперва тревожился, не вырастет ли дракон трусом, но когда второй раз шли той же дорогой, Черныш уже спокойнее обнюхивал ранее испугавший камень или пень, трогал лапой, рычал, пробовал испугать, а то и пробовал на зуб.

Черныш ростом с хорошего кабаненка, такой же плотный, массивный, толстый, только лапы намного короче, а брюхом почти касался земли. На спине поблескивали крупные чешуйки, иногда казался Иггельду большой уродливой рыбой, иногда жабой или укороченной ящерицей, но стоило тому поднять голову и посмотреть Иггельду в глаза, сразу же хотелось схватить этого отважного, хоть и перепуганного огромностью мира зверящика на руки, прижать к груди и расцеловать в умную, самую замечательную в мире морду.

Труднее приучить оставаться на месте и ждать, когда Иггельд удалялся, но без этого нет успешной охоты, а без охоты обоим голодная смерть, так что бедному дракончику пришлось усвоить жестокий урок: если противиться этому приказу, то вернут в пещеру, а гулять и охотиться родитель уйдет один.

Оставив Черныша на опушке, Иггельд обычно крался между дубов, выбирал среди стада свиней кабанчика, те всегда самозабвенно пожирают желуди, вокруг любой свиньи по десятку полосатых зверьков, совсем не похожих расцветкой на родителей.

Одной стрелы хватало, чтобы поразить дичь. Стадо с визгом отбегало к следующему дереву, Иггельд поспешно подбирал добычу и бегом возвращался к Чернышу, а тот, не осмеливаясь сойти с места, отчаянно рыл землю лапами и смотрел умоляющими глазами: где был так долго? Я тебя жду уже сто тысяч лет!!!

Однажды, когда шел третий месяц их пребывания в Долине Ветров, так ее называли все, несколько дней подряд стояла прекрасная теплая погода, он выбрал низкое место, где ветры проносились выше, и потащил Черныша к тому месту, где ручей пробился на поверхность и разлился почти что речкой. Черныш вытаращил и без того выпуклые глаза, смотрел непонимающе, а Иггельд сразу же попытался затащить его в воду.

Ручей шириной в три шага, а в самом глубоком месте до колена, но Черныш уперся, вырывался, шумно дрожал, горбился и поджимал короткий хвостик под брюхо, что было признаком сильнейшего ужаса.

– Это, – объяснял Иггельд терпеливо, – вода, вода, вода… Тебе придется встречаться с нею часто. Ты же пьешь из того ручья, что в пещере? Это такой же, только больше… да это и есть тот самый, только наверху… Ну, давай, не трусь!

Он сам влез в ручей, даже присел на дно, чтобы вода поднялась почти до плеч. Черныш в ужасе носился по бережку, вопил, плакал, визжал, а потом, когда Иггельд сделал вид, что опускается под воду, плюхнулся в ручей всем телом, поплыл, тут же ощутил под лапами надежное тело родителя, стал карабкаться на голову, едва не оборвал уши и не вырвал когтями все волосы.

Иггельд вынес на берег, успокоил, снова занес на руках, прижимая к груди, начал медленно опускаться в воду. Толстенькое тельце в руках затряслось, как былинка на ветру, судорожно начало выкарабкиваться, полезло в панике на голову. Иггельд хотел присесть, но подумал, что бедный ребенок совсем рехнется, поднялся во весь рост и начал уговаривать, поглаживать, постепенно опускаясь все ниже.

Он так увлекся, что не сразу заметил подходившего издали человека с поднятыми в приветствии руками. Вздрогнул, когда тень упала на прозрачную воду ручья, резко обернулся с Чернышом на руках, что тоже попробовал вздыбить крохотный гребень на хребетике и оскалить зубы.

Апоница помахал рукой.

– Это я, я. И все еще твой друг, хотя ты, признаться, поступаешь неверно. Но это оставим, я просто беспокоюсь за тебя.

Иггельд вышел из ручья, тело пробирала дрожь, вода ледяная даже сейчас, в разгар лета. Апоница опустился на камень, глаза внимательно рассматривали дракончика, потом перевел взгляд на Иггельда.

– Настоящий дракон не должен бояться.

– Он еще не дракон, – возразил Иггельд. – Это ребенок!

– Ребенок дракона в таком возрасте ничего не боится, – сказал Апоница. – Вообще не боится. В любом возрасте. Ну да ладно, я не о нем… Как ты?

– Держусь, – ответил Иггельд. – Зато со мной Черныш. Он не трусливый, он… он осторожный! Он очень умный. Он все понимает.

– Ну да, конечно, – согласился Апоница. – Только вот не говорит. И не все делает. Зато у него глаза умные, верно?

Иггельд усмехнулся.

– Все так.

– Давай, трус, выходи, – сказал Апоница. – Не прячься!

Черныш осторожно выглядывал из-за спины Иггельда, как застенчивый ребенок. Когда Апоница слишком уж обращал на него внимание, отступал и снова прятался, а когда гость смотрел в сторону и вроде бы не замечал, Черныш потихоньку осмелел, зашел к нему сзади, обнюхал и даже попробовал подергать за полу длинного халата.

– Понятно, – сказал Апоница саркастически. – Если боимся мы, то это осторожность, а если другие – трусость. Я оставил коня там, у пещер. Думаешь, ты надежно спрятался? Твое логово любой найдет. Я кое-что привез. Это немного, но мы собрали, кто что может.

– Что?

– Да все по мелочи. На тот случай, если дурь не пройдет и вздумаешь зимовать…

– Да я не думал, – начал Иггельд и осекся. Сказать по правде, он вообще не думал о зиме, и так каждый день дается с боем. – Хотя… даже не знаю. Думаю, мне пока что нельзя возвращаться.

Апоница поинтересовался мирно:

– А когда, считаешь, придет пора?

– Когда выращу Черныша большим и сильным, – ответил Иггельд. – Когда увидят, что он вовсе не трус. Когда смогу доказать, что я прав!

Апоница грустно усмехнулся.

– А, значит, члены Совета ошибались?.. Да ты совсем ребенок. Сам вроде Черныша. Ладно, пойдем затащим в пещеру вьюки, да отбуду, пока не застала ночь. Хоть ночи летом и короткие, но не хочу в потемках над краем пропасти…

Черныш бежал сзади, потом начал шнырять по сторонам, обнюхивал камешки, переворачивал плоские, слизывал мокриц и червей, а когда впереди показалась знакомая стена с черной щелью, понесся галопом вперед, смешно вскидывая толстый зад.

Апоница сказал одобрительно:

– Задние лапы крепкие. Что значит, не в котловане рос… Много бегает?

– Да все время, что не ест и не спит.

Черныш как услышал, что говорят о нем, пронесся могучими прыжками, не сбавляя бега, к самой пещере, исчез в темноте. Когда они наконец пересекли продуваемое свирепым ветром плато, приблизились, из темноты навстречу блеснули два изумрудно-зеленых глаза.

Апоница сказал с удовольствием:

– Неужели охраняет ваше логово?

Иггельд сам не поверил, Черныш вот-вот либо убежит, либо подожмет хвост и бросится ласкаться, они сделали еще пару шагов, Черныш стал виден, он по-прежнему загораживал вход, на незнакомца смотрел вопросительно: а ты кто, что пришел вот так? Это наша пещера!

Когда Апоница попробовал подойти ближе, Черныш заворчал, гребень на спине поднялся, а молочные зубы предостерегающе блеснули. Апоница тут же остановился, подмигнул Иггельду. Тот, сам донельзя пораженный, громко и четко похвалил дракончика, поощряюще постучал палкой по боку, сунул в счастливо раскрытую пасть кусочек жареного мяса.

– Хорошо, – сказал Апоница. – Вообще-то даже отчаянные трусы защищают свое логово… особенно если загнаны в угол. Здесь другого выхода нет?

– Нет, – признался Иггельд. – Дальше глухая стена. Хотя пещера просторная.

– Все равно неплохо, – похвалил Апоница. – Если сумею выбраться до снегов, приведу Шварна или Чудина, помнишь такого? А то привыкнет твой зверь только меня так встречать…

Иггельд воскликнул:

– Да зачем столько трудов ради меня! Я того не стою.

– Ты не стоишь, – согласился Апоница, – а твое сумасшествие – стоит. Поверь, все смотрители драконов тебя понимают. И каждый из них в какой-то миг, день или час был тобой. И со слезами не давал… выбраковывать чернышиков, лапочек, зайчиков, любимцев! Кто-то, может быть, даже подумывал вот так же схватить своего любимца и убежать с ним куда глаза глядят. Так что мы не враги. Но мы – трезвые. И, увы, взрослые.