Теперь Антон понял все, только не знал, что было похищено со склада, похищено скорее всего днем, когда майор Ярин мог спокойно провести обычную процедуру отпуска боевых средств. Потом на своей машине вывезти все это из части. Чтобы узнать это, Антону нужно остаться на свободе. Сейчас для всех он был убийцей и сообщником чеченцев. Но в первую очередь убийцей. Пожалуй, его даже не будут брать живым: при задержании он очень опасен. Сдаться означало поражение.

Бросив взгляд на тела товарищей, он подбежал к забору.

…Примаков обвел всех глазами и еще раз проговорил:

– Это будет пятый.

– Второй, – поправил его Антон. – Первым был прапорщик Шлях. А теперь я хочу от капитана узнать, зачем конкретно они со Шляхом расстреляли караульных, а потом хотели убить меня.

В квартире нависла тишина. Несколько пар глаз неотрывно смотрели на Антона. Юлька, на цыпочках подойдя к нему, заглянула в глаза.

– Антон, повтори еще раз.

– Я не убивал караульных, их расстрелял прапорщик Шлях. Потом они с капитаном должны были убить меня, но вышло наоборот. Шляха я достал, а этот ушел. Они подставили меня. На складе, где я нес караульную службу, что-то пропало. Что-то очень серьезное, раз они пошли на убийство. И вдвойне серьезное, если по телевизору и в газетах не сообщили об этом. Убить они меня хотели уже за забором части, якобы при попытке к бегству, списав тем самым на меня недостачу на складе.

Давно прозвучала команда «отбой», Сергей Малышев без сна ворочался на жесткой койке. Он вспомнил одну незначительную, но, может быть, важную для следствия деталь. Рябов сказал ему, чтобы он, если что вспомнит, обращался к нему в любое время дня и ночи. Деталь была не очень важная, а время было ночное.

Надев тапочки, Малышев в трусах и майке прошел мимо дневального в курилку. Во рту было сухо, курево не лезло. Напившись из-под крана холодной воды и докурив сигарету, Сергей вернулся на место и сел на кровать.

Напротив него была аккуратно заправленная кровать Антона, тумбочка, которую они делили на двоих, остатки индийского чая в жестяной банке, который они заваривали по вечерам, тоже на двоих, общая тетрадь, из которой они вырывали листы для писем, пачка конвертов…

Сергей уже давно потерялся в догадках, до сих пор не веря, что Антон мог совершить подобное преступление. Все говорило за то, что это сделал он. Все. Однако Малышев не верил. Ну ладно бы там одного Шляха шлепнул, а то расстрелял и караульных, из которых Мишка Каргин уже отстоял свой пост, а Игорь Полетаев готовился заменить Антона. Их-то за что?

Малышев, посидев еще немного, стал решительно одеваться.

…Дежурный по штабу лейтенант Говоров, приоткрыв дверь в кабинет, где временно располагался Рябов, доложил:

– Товарищ подполковник, к вам младший сержант Малышев.

Рябов не ответил. Он лежал на кушетке и спал по-походному: рубашка на груди расстегнута, ботинки стояли рядом с кушеткой, галстук перекинут через спинку стула.

Говоров, покачав головой, обернулся к Малышеву.

– Может, до утра потерпишь? Видишь, спит человек.

– Я-то могу потерпеть, а дело нет. Он сам велел будить его в любое время. Давай буди.

– Не буди, а будите, товарищ младший сержант.

– Вчера придешь. Буди.

Сказав «ха», Говоров вошел в кабинет. Они с Малышевым были почти ровесниками, оба из Курска и в первый же день знакомства перешли на «ты».

– Товарищ подполковник! – лейтенант потряс спящего за плечо.

– Да? – Рябов открыл глаза и посмотрел на дежурного.

– К вам Малышев из третьей роты. Я не хотел будить, но он говорит, что срочно.

Рябов, сев на кушетке, посмотрел на дверь. Там стоял Малышев.

– А, Сергей. Заходи. – Следователь, обуваясь, попросил Говорова принести чаю.

– Мухой! – тихо напутствовал его Малышев, входя в кабинет.

– Что, Антон спать не дает? – спросил подполковник, подсаживаясь к столу. Расчесав волосы, он дунул на расческу и положил ее в карман. – У меня он тоже не выходит из головы. Сегодня по телефону говорил с его матерью – плачет. Успокаивал как мог.

– Не появлялся? – спросил Малышев, опускаясь на стул.

– Так скоро его не жди. – Рябов вопросительно посмотрел на Сергея. – Вспомнил что?

– Не знаю, может, это не пригодится, но в последнее увольнение, когда Антон вернулся в роту, мне показалось, что от него пахнет краской.

– Краской?

– Да, скорее всего масляной. Въевшийся такой запах, как будто он или на складе весь день пробыл, или красил что-то.

– Может, это были женские духи? Мне помнится, ты утверждал, что он встречался с девушкой.

– Говорил, товарищ подполковник, – поправил его Малышев, – но не утверждал. Я предполагал. А запах точно был как от краски, никакие духи так пахнуть не могут. Я сколько раз дома ремонт делал – полы красил, двери, рамы. Точно, от него краской пахло.

– Так ты думаешь, он подрядился и делал у кого-то ремонт?

– Я ничего такого не думаю, не успел, я только недавно вспомнил об этом.

Рябов надолго задумался, подвинув перхающему Сергею пепельницу. Тот, закурив, извинился:

– Как ночью покурю, так…

В кабинет вошел Говоров, поставив на стол два дымящихся стакана с чаем. Малышев незаметно для подполковника небрежно махнул ему рукой: «Свободен».

Лейтенант раздул ноздри и вышел.

Сергей шумно отхлебнул и тут же затянулся, выпуская дым носом. Чай был крепким, то, что надо, и слегка вязал небо.

– Вы, наверное, земляки с лейтенантом или родственники, – неожиданно предположил Рябов.

Малышев здорово удивился, ему казалось, что подполковник, уйдя в свои мысли, ничего не замечает вокруг, а тот даже приметил неуловимый жест сержанта, его выражение лица и сделал соответствующие выводы.

– Да, – признался он. – Я сам из-под Курска, а Павел из самого города.

– У вас дружеские отношения?

– Скорее приятельские. Дружил я только с Антоном. – Малышев нерасчетливо сделал большой глоток чаю и шумно задышал. – Товарищ подполковник, можно откровенно поговорить об Антоне? Вернее, не откровенно, а как-то по-бытовому, что ли… Ну вот стреляйте вы меня, а я скажу, что Антон не мог сделать такого! Я не заступаюсь, я… Даже не знаю, как это сказать.

– Понятно, Сергей, ты говоришь сердцем, то, что чувствуешь.

– Точно-точно, – кивнул Малышев, – сердцем. Даже больше: всей грудью. Интуиция, понимаете? Подставили его, вот что, – неожиданно заявил он.

– Почему же в таком случае он не явится и не расскажет обо всем?

– Потому что подстава очень аккуратная, все на нем сходится. Да и вы сами так же думаете, разве нет?

– Думаю, думаю, только вот одной детали недостает пока. Так ты говоришь, вы друзья с лейтенантом? Его Павлом зовут, а фамилия?

– Говоров.

– А у Антона были друзья из офицеров?

– Нет, я точно знаю.

– А какие у него были отношения с Романовым?

– С командиром роты? Теплые: ты начальник, я дурак… Простите, товарищ подполковник.

– Ничего. А ты дома был у Говорова?

– Честно? Если честно, то был. И не раз. Он в военном городке живет.

– А в квартире у него хорошо?

– В каком смысле? – не понял Малышев.

– В смысле чистоты, порядка.

– А… Чисто, конечно. У него однокомнатная квартира, его жена, Татьяна, не работает, порядок на высшем уровне, все блестит, чему положено блестеть. Где надо, белеет.

– А Романов, насколько мне известно, живет в самом городе.

– Да, только где точно, я не знаю.

– И он не женат, так?

– Так точно.

– Скажи, Сергей, как можно нагнать температуру, чтобы «закосить» от наряда?

– У нас это не практикуется, свои же по репе настучат. А способов много. Можно, например, сахара с йодом наглотаться или на небольшую ранку приложить дольку чеснока. А чтобы порядочная температура была, нужно на подъем ноги приложить влажный горчичник и надеть носок. Тридцать восемь ноль вам обеспечено. Врач же не будет требовать, чтобы вы сняли носки.