– Я не знаю, что дальше, – сказал он наконец.
– Думайте, – не поднимая головы, ответила Настя.
– Но я не понимаю, зачем это нужно. Глупость какая-то. Я думал, вы мне про оперативные комбинации будете рассказывать или поручите что-нибудь…
– Поручу. Может быть. Но сначала мне надо убедиться, что вы умеете соображать. Не обязательно это делать быстро, я и сама медленно думаю.
Усвойте первый урок: когда вы на работе, вы не можете выбирать задачи, которые вам нравятся, и отказываться от решения тех, которые вам не по вкусу. Вы должны быть готовы решать любую логическую задачу, которая возникнет в процессе раскрытия дела. Никто другой за вас этого не сделает. А если вы думаете, что работа сыщика – это только засады и задержания, то мне придется вас разочаровать. Все это бывает уже потом, ближе к концу. А когда перед вами труп человека, неизвестно кем и неизвестно почему убитого, вам ничего и не остается, кроме как напряженно думать, кто и почему мог его убить и как это выяснить и проверить. Так что будьте любезны, придумывайте вопросы до тех пор, пока не решите задачу, тренируйте мышление, а заодно терпение и упорство.
Стажер, нахмурившись, отвернулся к окну. В кабинет заглянул Миша Доценко с дымящейся кружкой в руках.
– Анастасия Павловна, можно я у вас тихонько посижу?
К Лесникову человек пришел, им надо наедине побеседовать, а я только-только чай вскипятил…
– Заходите, Мишенька.
Миша был единственным сыщиком отдела, к которому Настя обращалась на «вы». Это не было признаком особого уважения к старшему лейтенанту Доценко. Просто сам Михаил боготворил Настю, считал ее невероятно умной и называл не иначе как по имени-отчеству. Коля Селуянов даже поговаривал в шутку, что юный симпатяга старлей тайно влюблен в суровую, хладнокровную Каменскую. Конечно же, это было не так, но тем не менее в ответ на "Анастасию Павловну" ей ничего не оставалось, кроме как говорить Мише «вы», дабы соблюсти равновесие и не впадать в менторский тон.
Она быстрым движением убрала со стола записи, памятуя о наставлениях Гордеева и его категорическом требовании ни с кем из сотрудников отдела не обсуждать ход раскрытия убийства Ереминой. Она мирно болтала со своим коллегой о всяких пустяках, жаловалась на то, что старые сапоги протекают, а новые при таком количестве воды и грязи под ногами быстро приобретут нетоварный вид, сетовала на то, что прошли времена, когда в магазинах продавались разноцветные резиновые сапожки, которые сейчас очень бы пригодились, короче, "забивала эфир", чтобы не дать Доценко возможности заговорить о служебных делах.
Через какое-то время Миша ушел, а стажер все сидел молча, так и не придумав третий вопрос. Наконец, он отвернулся от окна и произнес:
– Этот актер родился в Западном полушарии или в Восточном?
"Слава Богу, сдвинулся с места, – с облегчением подумала Настя, которая уже начала было сомневаться в правильности своего выбора, – теперь дело пойдет быстрее".
Дело и вправду пошло легче, и уже через полтора часа мучительных усилий Олег Мещеринов добрался до Чарльза Спенсера Чаплина.
– Переходим на второй уровень сложности. Возьмите бумагу и ручку и записывайте…
Настя продиктовала ему описание довольно обычной ситуации обнаружения трупа в общественном месте.
– Используя двоичный принцип, составьте мне полный перечень версий.
Начать можно с альтернативы "убийца с потерпевшим знаком или не знаком".
Версия "не знаком" распадается на следующие альтернативы: "убийца случайный или заказной", ну и так далее. Понятно? В итоге у вас должна получиться схема, где каждый квадратик, кроме самых последних, делится еще на два. Это вам задание на дом. А сейчас поедем искать и опрашивать вот этих людей.
Настя сунула в сумку длинный список друзей и знакомых Бориса Карташова с указанием их адресов и мест работы. Многие фамилии были помечены крестиком, это означало, что с ними уже побеседовали. Но все равно оставалось еще немало…
Василий Колобов, невысокий, субтильный, со смазливой физиономией и хитрыми глазками, отвечал на вопросы неохотно.
– Какие отношения были у вашей жены Ольги с Викторией Ереминой и ее другом Борисом Карташовым?
– Какие, какие… – пробурчал он. – Нормальные. С Викой они иногда цапались, а с Борькой вроде нет.
– Из-за чего ссорились Ольга и Вика?
– Да кто ж их разберет? Бабы…
– Ольга вам рассказывала о том, что Вика заболела?
– Говорила.
– Припомните, что именно она говорила, как можно точнее.
– Что говорила? Так уж времени сколько прошло, точно я не вспомню.
Вроде крыша у нее поехала, что-то насчет снов… Нет, не помню.
– Постарайтесь вспомнить, когда вы в последний раз видели Еремину или разговаривали с ней.
– Не помню. Давно. Еще тепло было, наверное, в сентябре или в начале октября.
– А как вы запомнили, что было тепло?
– На ней шикарный костюм был. Она пришла к Лельке, а я как раз уходить собрался, в прихожей и столкнулись. Вика была без плаща, в одном костюме, значит, тепло было.
– Может быть, ее привезли на машине, потому она была без плаща?
– Может быть, – Колобов неопределенно хмыкнул. – С этой шлюхой все может быть.
– Вы назвали Еремину шлюхой. Вы не одобряли ее поведение?
– Да мне-то какое дело? Лишь бы не мешала.
– А Еремина вам мешала?
– С чего вы взяли?
– И все-таки, как вы лично относились к ней?
Опять неопределенное хмыканье и пожимание плечами. Нет, Василий Колобов явно не был тем свидетелем, о каком можно только мечтать. Работал он продавцом в круглосуточном коммерческом киоске на Савеловском вокзале, сутки трудился – сутки отдыхал.
– Скажите, Вика никогда не приходила к вам на вокзал?
Вопрос этот Колобову явно не понравился. Ухмылка исчезла, он набычился и стал отвечать сквозь зубы.
– А чего ей там делать?
– Я не спрашиваю вас, что ей там было нужно, я спрашиваю, не видели ли вы когда-нибудь Викторию Еремину на Савеловском вокзале. И если видели, то когда, с кем она была, подходила ли к вашему киоску и что при этом говорила. Вопрос понятен?
– Не было ее там. Ни разу не видел.
– А вы никогда не приходили к ней на работу?
– Зачем? Чего я там забыл? Я и знать не знаю, где она работала.
И так без конца – "не знаю, не помню, не был, не видел… ".
– Когда вы узнали, что Еремина исчезла?
– Лелька сказала… в конце октября, что ли. Вроде того.
– Что конкретно она вам сказала?
– Что Борька Вику разыскивает, она на работу не ходит и дома ее нет.
– В тот период ваша жена никуда не уезжала из дома? В другой город или просто к подруге на несколько дней?
– Вроде нет.
– Вроде? Вы обычно бываете в курсе, где находится Ольга?
– Обычно – нет. Меня сутками дома не бывает. Я через день работаю, так что…
– А в те дни, когда вы не работаете?
– Тоже дома не сижу. И Ольгу не проверяю. Главное – чтобы в доме было чисто и еда приготовлена. Остальное – не мое дело.
– Она же ваша жена. Неужели вам безразлично, где она бывает и что делает?
– Почему безразлично?
– Вы, по-моему, сами так сказали.
– А по-моему, я так не говорил.
– Вы сами в конце октября никуда не уезжали?
– Нет.
– Все время работали через сутки?
– Все время.
– Придется съездить на вокзал, поспрашивать у местной торговой публики об этом Колобове, – задумчиво сказала Настя. – Что-то он задергался, когда его спросили, не видел ли он Вику на вокзале. Один человек едет на Савеловский, другой – к Ольге Колобовой. Быстренько.
– Да сколько же можно! – жалобно причитала Колобова, прехорошенькая пухленькая блондинка с огромными серыми глазищами, пышным бюстом и изящными ногами. Пытаясь создать видимость тонкой талии и стройных бедер, она носила слишком узкие джинсы и слишком свободный пуловер. Даже разговаривая с представителями уголовного розыска, она не потрудилась вынуть изо рта жевательную резинку, из-за чего ее речь, и без того медленная, с тягучими гласными, казалась одновременно и детской, и жеманной.