Тарелка подлетела достаточно близко, и Константин прислонился к дереву с противоположной от тарелки стороны. Пришельцы снова не заметили его. Яркий луч скользнул по земле, осветил подмерзшие листья и легкое облачко пара, вырвавшееся изо рта Правича. Он застыл от ужаса, судорожно вдохнул воздух и замер, не дыша.
В наступившей тишине даже биение сердца представлялось немыслимо громким. Заставить его остановиться Правич не мог, и оставалось надеяться, что инопланетные ищейки не обладают острым слухом.
Свет прожектора стал невыносимо ярок. Правич зажмурился, и перед глазами предстал отпечатавшийся образ леса. Черное и белое поменялись местами, и от этого стало еще страшнее.
Тишина била по нервам сильнее звуков грома.
Свет стал совершенно невыносимым даже через закрытые веки.
Гулко колотилось сердце. Правич сглотнул и понял, что от судьбы не убежать. Сутки назад он увернулся от объятий смерти, но костлявая явно не желала оставлять его в покое.
— И пошли вы ко всем чертям! — прошептал он одними губами. Чего ожидать теперь: райских кущ или невыносимого адского жара? Куда забросит бедную душу помощника колдуна, спасающего свою жизнь?
И стало темно-темно…
Глава 13
Сквозь многоцветную пелену сновидений прорвался голос мага:
— Вызываю бесстрашного Мартина! Вызываю бесстрашного Мартина! Ау, Мартин, ты меня слышишь? Ты как там, жив?
Мартин разлепил веки: усталость взяла свое — он провалился в сон, едва почувствовал себя в безопасности.
Быстрая проверка обители осоидов на наличие волшебной воды завершилась удачно: Мартин и волк остались живы, но битва с насекомыми, оказавшимися всего-то пяти сантиметров в длину, отняла у него все силы. Вопреки предпринятым предосторожностям при посадке ковра, осоиды все-таки разволновались и зажужжали так, что пробрало даже волка. Всеволод едва успел определить, что в ручьях течет обыкновенная вода, как осоиды вылетели из гнезд и повисли над чужаками желто-черным полосатым облаком. И если бы не развитая ковром-самолетом скорость и не придуманная вовремя идея прикрыться задней половиной ковра, случилась бы беда. Сотни насекомых таранили плотный ковер, и Мартин, ощущая толчки, радовался, что жала насекомых оказались меньше толщины ковра.
Несколько упрямых осоидов исхитрились обогнать ковер и залететь с противоположной стороны, и Мартин после первого уже укуса понял, что второй вряд ли переживет. Пришлось выхватить меч и устроить сражение с распоясавшимися насекомыми.
Со стороны использование меча против ос могло показаться настолько же смешным, как и пальба из пушек по воробьям, но в тот момент Мартин меньше всего думал о том, что кто-то будет над ним смеяться. Одним ударом он рубил по несколько насекомых разом, и сам себе напоминал храброго портняжку, установившего классический мировой рекорд двести восемьдесят лет назад.
Осоиды постепенно отстали — чужаки улетели достаточно далеко, чтобы продолжать погоню, и усталый Мартин взялся за уборку территории. Веника под рукой не оказалось, пришлось убирать трупики насекомых руками. Это оказалось сложнее, чем думал Мартин: осы и после смерти одним своим видом вызывали ужас, хотя ему казалось, что после сражения с ящерами можно ничего не бояться. Сожалея о том, что на свете не летают пчелы такого же размера (мед собирали бы раза в три больше!), Мартин выбросил трупики и устало растянулся вдоль ковра. Волк, умчавшийся ввысь на время сражения, вернулся и занял свою часть ковра.
— Мартин, ау! — повторял маг, как заведенный. — Ты на самом деле умер, или просто витаешь в облаках?
Мартин дотронулся до спины: крылья не появились, традиционной арфы в руках тоже не нет.
— Вроде бы жив, — ответил он, — но стопроцентную гарантию не дам. А что случилось?
— У меня хорошие новости!
Усталость как рукой сняло.
— Воду нашли?! — обрадовался Мартин, приподнимаясь.
— Нет. Это были бы отличные новости, — уточнил маг. Усталость той же рукой вернуло на прежнее место, и Мартин упал пластом.
— Жаль.
— Да погоди ты жалеть, — маг поднял со стола пухлую тетрадку из склеенных листов непривычно белой бумаги. — Лучше посмотри сюда. Утром я отыскал древнюю карту района, где течет волшебная вода, а теперь изучил личные записи мага Ахлимиста — составителя этой карты, и обнаружил в его мемуарах упоминание о появлении живой воды на Земле. Ты должен это услышать! Записи минимум восемь тысяч лет!
— Звучит интригующе, — согласился Мартин, — Но зачем оно мне? Мне надо знать, где вода течет, а не как она…
— Ты куда-то торопишься?
— Нет, я хочу дать вам немного времени, чтобы выспаться, а не перечитывать вслух прочитанные дневники.
— Успею, — отмахнулся маг. — Ты, главное, послушай — это крайне важно!
Он надел очки и раскрыл тетрадь, воспользовавшись вложенной между страниц бумажной закладкой.
— «Год триста восемнадцатый от появления пришельцев…»
— Минутку, — перебил его Мартин. — Это же недавно было! Откуда появились восемь тысяч лет?
Маг посмотрел на него поверх очков, и Мартину тут же вспомнился старенький учитель, обучавший грамоте придворный люд и носивший точно такие же очки.
— Ты не поверишь, но пришельцы прилетали на Землю гораздо раньше официально объявленной Ор Лиссом даты. Только не эти, которые привезли ядовитые молодильные яблоки, а с другой, погибающей планеты. Те пришельцы решили прибрать Землю в личное пользование, но пока проводили исследования планеты, параллельные космические экспедиции обнаружили мир с более комфортными климатическими условиями. У нас в то время начинался малый ледниковый период, и пришельцам хватало местных холодов, чтобы не считать Землю идеальной для переселения. В общем-то, им здесь с самого начала не понравилось, но выбора не было: Земля оказалась единственной пригодной для жизни планетой на расстоянии сорока световых лет от их звездной системы. Пришельцы с планеты Терентин обладали магией, от них люди и получили на память заклинания на многие случаи жизни.
— Так это что получается: нас всему обучили пришельцы? — ахнул Мартин: учителя в пору его обучения в дворцовой школе утверждали, что человек додумался до всего самостоятельно. Столько разнообразного создано человеком за тысячи лет, утверждали они, и вот на тебе: в который раз оказывается, что это благодаря пришельцам.
— Получается, что так.
— А мы сами создали хоть что-то самостоятельно?!
— А как же! — утвердительно ответил маг. — Мы спустились с деревьев, отбросили хвосты и взяли палки в руки. Захватили мир, и натворили дел.
— Человек произошел не от обезьяны, — насупился Мартин. Признавать своими предками глупых макак из дворцового зоопарка, по его глубокому убеждению, было издевательством над здравым смыслом.
— Как ни обидно прозвучит, но от них, родимых: наше любимое дело с обезьяньих пор — бить баклуши. Во-первых, идет процесс, а во-вторых, никто пальцем о палец не ударяет! Мечта любой обьезья… в смысле, человека. Так что, все проверяется и сходится. Теорема спуска с пальмы доказана. Хотя мне кажется, что определенная часть людей произошла от баранов.
— Я серьезно, Григорий!
— Да кто его знает, Мартин. Но я убежден, что однажды мы отыщем памятники старины, созданной нашими предками.
— Угу. А что насчет воды?
— А, извини, отвлекся, — сказал маг. — То есть, не перебивай меня!
— Понял, молчу.
— Так вот, — Григорий нашел в дневнике место, на котором оборвал повествование, и продолжил чтение.
«Год триста восемнадцатый от явления пришельцев с планеты Терентин. Тридцатое желтолиста.
В этот день я возвращался вместе с группой пришельцев с лунной базы на Землю. Выбранный представителем от своего народа, я пять лет обучался терентинцами магическим премудростям, и достиг в этом деле большого прогресса. Помимо меня, учились магии пятнадцать человек, и во время полета на Луну мы весело проводили время, показывая друг другу то, чем овладели за прошедшие годы. Самым оригинальным занятием оказалась материализация бриллиантов в открытом космосе, за иллюминаторами. Мы смотрели, как в космической черноте появлялись крохотные звездочки, сверкающие в лучах солнца ярче далеких звезд. Немало бриллиантов до сих пор летает вокруг Земли, и я до самой смерти буду гордиться тем, что на небе есть звезды, созданные человеком!
На лунную базу нас привезли для экзамена и последующего торжественного вручения дипломов об окончании начальной магической школы. Более-менее одаренных из нас переведут на среднюю ступень обучения, а самых лучших впоследствии и на высшую, после чего выпускники получат право преподавать магию среди землян.
Я уверен, что пройду курс обучения полностью, но, честно говоря, не представляю, как буду преподавать магические науки: к моменту выпуска мне стукнет шестьдесят лет, практически порог смерти. Редкие счастливцы доживают до семидесяти и далее, а некоторым и шестидесятилетний рубеж преодолеть не под силу. Надеюсь, я не войду в число последних.
Мы предстали перед экзаменационной комиссией, и начальную степень магистра магии получил каждый из нас. После этого мы отправились сдавать вступительные экзамены в приемную комиссию среднего курса, и там выяснилось, что пятеро из нас не прошли: терентинцы объяснили, что для отчисленных начальный курс магии — максимум возможного. Степень их мастерства равнялась умениям фокусников-чародеев, и пришельцы намеревались использовать их для развлечения людей на рынках. Это позволяло неназойливо привлечь внимание человечества к научной магии и подготовить почву для ее будущего распространения на Земле. Расчет ставился на детей — именно они принимали волшебство „на ура“ и желали научиться таким же чудесам — которых мы и будем обучать после окончания высших курсов магии и получения должностей преподавателей различных магических наук.
Но „выбракованные“ обиделись на терентинцев и их планы, и во время обратного полета сидели особняком, бросая на нас косые взгляды. Я буквально ощущал исходящую от группы волну зависти и ненависти. Не ожидал, что решение терентинцев сильно ударит по их самолюбию и превратит группу улыбчивых и довольных жизнью людей в мрачных завистников. Зато понял, почему отбраковали именно эту пятерку: когда-то терентинцы объясняли, что импульсивным и эмоциональным людям запрещается владеть сильной магией, что из-за своего несовершенства они принесут немало бед.
Нервное напряжение среди недовольных росло по мере подлета к Земле: им было стыдно возвращаться домой, чтобы сказать о завершении обучения. Да что говорить: каждый из нас был абсолютно уверен в том, что он перейдет на второй уровень обучения, и я не знаю, как мы отреагировали бы на отчисление.
Поначалу тихий спор и взаимные обвинения переросли в настоящий скандал. Одновременно с усилением словесной перепалки кто-то из группы выпустил ментальные стрелы (мрачные мысли, направленные против конкретного человека), и пилотам-терентинцам пришлось отвлечься от управления кораблем, чтобы утихомирить разбуянившихся людей мощными успокоительными заклинаниями.
Но спор закончился неожиданно для всех: внезапно мы оказались под обстрелом микрометеоритов. Радары корабля не обнаружили их вовремя, и куча космических камешков умудрилась пробить корабль насквозь. Я помню, как смотрел на пятерку „отверженных“, когда они обвиняли нас во всех смертных грехах, и вдруг стена сбоку от них превратилась в решето, а их самих смело к противоположной стене, моментально окрасившейся в красный цвет.
Запоздало взревели сирены.
Не буду подробно описывать то, что произошло дальше. Мы с пилотами бросились к спасательным катерам, а вокруг нас свистел воздух, и в корпусе появлялись новые дыры. Пилоты погибли по дороге, да и нас в живых осталось всего трое. Хорошо, что спасательных шлюпок хватало, и мы успели сесть в них до того, как корабль вошел в плотные слои атмосферы. Вот только вылететь я не смог, метеориты и здесь постарались, заклинив механизмы и буквально замуровав меня в катере. Соседям повезло больше, и мне оставалось лишь молча смотреть, как их спасательные катера вылетают из корабля и устремляются к Земле.
Раздался взрыв, и по коридорам заметались молнии — повредился генератор энергии.
Защитный корпус спасательного катера нагрелся, а после импульсивно произнесенного мною заклинания охлаждения и вовсе пошел трещинами: я переборщил со сверхнизкими температурами. Пришлось отменить заклинание и полностью положиться на уготованное судьбой будущее.
Корабль рухнул на землю бесформенной кучей густой тестоподобной массы: он накалился во время входа в атмосферу, и негорючие стены и потолки превратились в пещеры со сталактитами и сталагмитами. Это меня и спасло: расплавленный корабль при ударе смялся, как комок теста, и катер прошел сквозь размягшие переборки, как вилка сквозь масло, не разбившись и вылетев наружу у самой поверхности.
Я и не подумал покидать катер: от корабля несло невыносимым жаром, земля вокруг него горела, и сквозь разрываемую ветром пелену дыма было видно, как расширялось черное пятно сгорающей травы. Огненная полоса уходила все дальше и дальше от корабля, и редкие деревья на ее пути превращались в огромные факелы.
Поначалу я запаниковал, но потом решил, что это банально, и не в моем характере бесславно погибнуть. Пришлось сконцентрироваться и отправить на лунную базу мыслеграмму, как учили нас терентинцы. Я недостаточно хорошо умел пользоваться техникой мыслеграмм, но из-за пережитого стресса усилий хватило на передачу сведений о месте катастрофы. Проще говоря, я послужил мысленным маяком для радаров терентинцев, и они в срочном порядке вылетели на место катастрофы, перед этим строго-настрого приказав отойти от корабля как можно дальше на случай его взрыва.
Я бы не посмел их ослушаться, но пришлось объяснить, что мне это не под силу, хотя я был полностью согласен с требованиями: корабль растекался, и спасательный катер постепенно заливало вязкой массой космопласта.
Каждую минуту я со страхом ждал, что на месте корабля вырастет огромное грибовидное облако — пришельцы не поскупились в описаниях возможного взрыва ядерного реактора: мол, если произойдет катастрофа, то планета превратится в мертвую пустыню. Но судьба благоволила к землянам, и обошлось. Хотя до сих пор подозреваю, что пришельцы соврали насчет взрыва, чтобы я не так сильно боялся погибнуть под толстым слоем натекающего космопласта…»
