– Вообще-то, пока это тайна следствия, – замялся опер. – Но тебе, как пострадавшему, хотя, заметь, и не совсем безвинно: кто на режимном объекте ночью с фотоаппаратом шастал?.. Тебе, так и быть, скажу… Дядька ее. Заместитель главы департамента.
Кривцов присвистнул:
– Ни фига себе!
Опер покивал головой:
– Да-да… Ну, если быть точным, девчонка все-таки сама руки на себя наложила, но из-за него, урода этого… Там вообще такая грязная история! Девчонка ему, по большому счету, даже не родня – племянница покойной жены. Приехала в Москву из Новосибирска – поступать во ВГИК или в театральное, что ли… Дядька обещал помочь, поговорить, с кем надо. У себя ее поселил. Ну, и в первый же вечер изнасиловал. Эта мразина, правда, утверждает, что она сама к нему в постель прыгнула, но с чего ей тогда было руки на себя накладывать? В общем, ни на какие подготовительные курсы он ее не отпустил, да и вообще никуда из дома не разрешал выходить.
Два месяца эта шестнадцатилетняя пацанка была у него в заложницах-наложницах. Аппарат от стационарного телефона он из дома унес, родителям девчонка звонила только по его мобильному и в его присутствии. Говорила то, что дядя велел: дескать, все хорошо, готовится к экзаменам. Даже позвать на помощь бедолага не могла: окна закупорены, а так – кричи не кричи… Дом-то старый, сталинский – стенки в метр толщиной. В конце концов не выдержала и…
Воспользовавшись паузой, Макс решил задать не дававший ему покоя вопрос:
– А зачем он труп-то на рельсы потащил? Да, кстати: тащил-то сам или кому из свиты поручил?
– Сам, сам, – коротко кивнул опер. Нахмурился, пожевал губами, потом сердито упрекнул: – Вот сбил. О чем я говорил-то? А, да… Приехал он как-то вечером со службы, а племянница мертвая в ванной комнате на коленях стоит, на шее поясок от халата, другим концом к полотенцесушителю привязанный. Ну, он дождался глубокой ночи и с трупом на плече сначала в подвал спустился. А там дверка, за которой подземный ход. Неширокий, с низким сводом. Так что тело он то за ноги, то за руки волок, подонок. Ход его в тоннель метро привел. Он труп девчонки на рельсы пристроил и – тем же маршрутом домой. А из квартиры тут же знакомым милицейским начальникам звонить начал: дескать, извините, мужики, за поздний звонок, беда у меня: племянница пропала. Ушла утром по магазинам и не вернулась. Вот так-то…
Опер замолчал, сцепив в замок руки и глядя в полированную столешницу.
– А то, что это не я, вам из показаний Симоняна ясно стало? – спросил Макс.
– Симоняна? – Опер свел брови к переносице. – А-а-а, ты про этого бомжа, что ли? Нет, они большой роли не играли. Мы к тому времени, когда его показания дошли, уже и фоторобот мужика, который по тоннелю в означенное время шастал, имели, и кой-какие сведения о дяде девчонки успели собрать. Оказывается, он еще у себя на малой родине, будучи студентом, за изнасилование привлекался. За участие в групповухе, между прочим. Но родители наняли хорошего адвоката, и мальчик быстренько перекочевал из обвиняемых в свидетели. Отделался, короче, легким испугом. Ну, мы за этот факт зацепились, стали дальше крутить. Соседи, которые дядю не очень жаловали, много чего о нем рассказали. Про то, например, что сопливых девчонок к себе на квартиру возит. Ну а уж когда при операции «Зачистка» наши метровские милиционеры на дверку, которая из подземного хода в подвал его дома ведет, наткнулись… – Опер сделал многозначительную паузу, и Кривцов прочел в его глазах упрек. – Могли, между прочим, и не придать значения, – пояснил майор. – В центре Москвы, считай, из подвала каждого старого дома в подземку попасть можно. А в некоторых домах, где в тридцатые – сороковые шишки партийные или гэбисты жили, вообще подъемники были оборудованы… Иные до сих пор в действующем состоянии. Ну, вот, один капитан, когда зачистку проводили, обратил внимание, что дверку в подвал дома на проспекте Мира недавно открывали. И тут его как озарило: а не тот ли это дом, где живет чиновник, у которого племянница пропала? Скоренько на связь с кем надо вышел. Выслали группу оперативников с экспертом. В подвале клок волос нашли на железном косяке той самой дверцы, потом на маршруте следы всякие – он же, говорю тебе, волоком девчонку тащил. Экспертиза показала, что и прядь волос, и клочки одежды – все ее. Этим мы дядьку и приперли. Он во всем, кроме изнасилования, сознался. А тому, что так с трупом обошелся, оправдание придумал: дескать, очень переживал за репутацию своего департамента и вообще за имидж властных структур, которые и без того находятся под яростным и неусыпным огнем прессы…
Попрощались они почти тепло, пожали друг другу руки, пожелали успехов в работе.
Напоследок Кривцов спросил:
– А координаты того капитана узнать можно? Я как-никак его должник. Куплю бутылку хорошего коньяка или там еще чего. Отблагодарить же полагается.
Опер помрачнел:
– Да некого тебе благодарить. Капитан Колосов погиб в ту же ночь. Уголовники, которых из подземелья выкуривал, подстрелили.
…В пятницу Людмила Кривцова позвонила сыну и сказала, что назавтра устраивает в ресторане торгового центра на «Киевской» званый обед. Попросила оповестить об этом всех, кто принимал участие в его, Макса, судьбе в тяжелые дни: Катю, Андрея, Витю Милашкина…
– А товарищей по преисподней тоже приглашать? – уточнил с подначкой Кривцов.
– Кого? – встревожилась Людмила.
– Бомжей, с которыми я все это время тусовался, – продолжил поддразнивать мать Макс.
– Ну, я не знаю…
– Да ладно, не парься. Я пошутил. Даже если приглашу – они не пойдут. Не то мы для них общество.
Сама Людмила пришла в ресторан с Георгием. Вид герой-любовник имел побитый. За столом по большей части молчал, лишь время от времени обращаясь к мадам Кривцовой и Кате с вопросом, не положить ли им салату, не подать ли вазу с ягодами.
Людмила его предложения то игнорировала, то небрежно принимала, Катя же всякий раз мотала головой:
– Спасибо, я вообще есть не хочу!
Она сидела рядом с Максом, а когда он во время перемены блюд откидывался на спинку стула, тут же просовывала ладошку ему под локоть.
Макс с интересом поглядывал на соседний столик, где весело щебетали, успевая при этом безостановочно есть, две блондинки.
Интерес красавца не остался для веселушек-обаяшек незамеченным, отчего щебетать и хохотать они стали еще громче и обольстительней. Андрей, поймав направление его взгляда, горько ухмыльнулся.
– А вы знаете, милые дамы и дорогие господа, – громко, чтобы слышно было за соседним столиком, сказал Макс, – что для этого красивого здания, в котором мы сейчас сидим, существует реальная опасность провалиться на глубину в несколько десятков метров? Да-да, это научный факт, и, кстати, специалисты-метростроевцы написали об этом горы бумаг-предупреждений в разные инстанции. Вы только представьте себе: мало того что на подземные перекрытия давят миллионы тонн земли, так еще и эту махину соорудили. А вообще-то, под центром Москвы столько всяких заброшенных горных выработок, штреков и забоев, что любой участок в любую минуту может уйти под землю.
– Макс, прошу тебя, перестань, – махнула на сына рукой Людмила. – Тебя просто переклинило на этом подземелье. С тех пор как оттуда выбрался, только и слышу про всякие ужасы. Ты лучше скажи, когда у вас с Катей свадьба?
– Свадьба? – Макс вытаращил глаза. – А мы еще об этом и не думали. Мы не торопимся. Правда, Катюнь?
Катя расстроенно дернула плечиком и промолчала.
– Ты мне, мать, лучше сама вот что скажи… – даже не удосужившись посмотреть на реакцию подруги, поменял тему Макс. У тебя знакомых в каком-нибудь издательстве или в типографии нет?
– Ну, так, с ходу я не припомню. – Людмила потерла пальцами высокий, чистый лоб. – Есть, наверное. А зачем тебе?
– Да понимаешь, Симонян – я тебе про него рассказывал – столько информации про метро собрал, хочет книжку издать. Просил узнать, не напечатает ли кто незадорого экземпляров двести. А я подумал: ну чего двести-то? Надо хотя бы тысяч десять. И чтобы в книжных магазинах продавалась. Для старика знаешь какая радость будет! Поищешь по своим знакомым, а, мам?
