Убежден: у Скотта тоже. Но Скотт не начистил поганцу физиономию, а начал передразнивать его, к нашему общему удовольствию. Играл он тонко: не подкопаешься и толковый рапорт не напишешь. Уверен, что давалось это ему с трудом, но он гнул свое. Сперва океанолог огрызался, потом изо всех сил старался не замечать издевок, потом стал избегать Скотта, а под конец экспедиции вообще перестал выходить из своей каюты, разве что в гальюн. И по возвращении из безуспешной экспедиции дунул от нас так, что только пятки засверкали.

Вот какой он, Скотт Иван. А если начать вспоминать, сколько раз он спасал нас в ситуации не противной, как с океанологом, а реально опасной – много понадобится времени, чтобы перебрать все случаи. Взять хотя бы неудачный взлет с Малого Сатурна, окольцованной твердой планеты в системе из шести звезд, когда «Стремительный» напоролся на метеоритный рой…

Но тут шлюпка накренилась, пошла на снижение и нырнула под зеленый полог джунглей. Мы были у цели.

Да, это был город. Мертвый, заброшенный город. Его здания были слишком величественны, чтобы джунгли могли легко поглотить их без остатка. Мы выжигали растительность на очередном холме, и холм оказывался то огромным зданием, то целой группой домов поменьше, то пирамидой с крутыми ступенями. Иногда мне хотелось ущипнуть себя – уж очень это напоминало заброшенные города майя. Лишь растительность, какой нет на Земле, да слабое гудение защиты в наших разведкостюмах не позволяли забыть о том, что Близнец находится на другом краю Галактики.

Если вас интересуют полные результаты нашей вылазки, загляните в июньский номер «Вестника археологии» за 2309 год. Я же ограничусь упоминанием всего об одной находке.

Это была фреска на внутренней стене циклопического сооружения, вероятно, выполнявшего роль храма. Весьма плохо сохранившаяся да еще исполненная в довольно-таки условной манере, она тем не менее ясно указывала: этот город был построен и населен гуманоидами!

Во всяком случае, двурукими и двуногими прямоходящими существами, это точно. Наиболее уцелевшая часть фрески изображала какую-то процессию – вероятно, часть религиозной церемонии. Две фигуры сохранились хорошо, а подключив сугубое внимание и толику фантазии, можно было разглядеть еще с полдесятка.

Не люди, нет. Но очень похожи.

Сенсация. Потрясающее открытие! И какой аргумент в поддержку битых в пух и прах сторонников теории о принципиальной гуманоидности разума! Шум на весь мир.

Но это потом. Пока же мы с Сильвией целый день бродили по заброшенному городу, то застревая в колючках, то выжигая просеки, то спотыкаясь о замшелые камни, а то непроизвольно разражаясь восклицаниями при виде очередной находки. О том, чтобы предаться любви на какой-нибудь ровной площадке, развернув защитный барьер, не было и речи. Во-первых и в-главных, на ум сразу приходил Скотт Иван. Как он подхватил паразита, неизвестно, но ведь подхватил же! Во-вторых, и меня, и Сильвию обуял первооткрывательский зуд. В-третьих, жарковато, знаете ли, в джунглях для плотских утех. Это вам не нагорье, где воздух сух и прохладен, а солнце ласково!

Вернулись мы уже в темноте и едва успели поделиться нашим сенсационным открытием, как Бернар напомнил нам о диагностике. Ах да. Я и забыл совсем. Ну что ж, надо так надо. Сильвия стояла рядом и отпускала не самые приятные замечания: «А я и не знала, что у тебя искусственный сустав», «Ох, а бляшек-то в сосудах!..» – и все в таком роде. Никаких паразитов во мне, как и следовало ожидать, не оказалось. Потом наступил черед Сильвии, и я благородно молчал, хоть язык у меня и чесался.

– Оба чисты. – Я торжественно вручил Бернару результаты просвечивания.

Тот проверял их оскорбительно долго. Затем перебросил мне другую распечатку.

– Здесь мои результаты. Тоже чисто. Но ты проверь.

Я не стал проверять.

– Как там Скотт?

– Фриц удалил паразита. Осталось то, что он сравнил с метастазами, но можно надеяться, что организм с ними справится. Иммунал Скотту вкололи, сейчас он спит в изоляторе. Еще вопросы есть?

– А где Фриц? – спросила Сильвия.

– Работает. Просил ему не мешать. Шли бы вы лучше спать. Устали, вижу.

– А Малгожата и Татьяна?

– Вернулись. Нашли еще два заброшенных города, вот здесь и здесь. – Бернар указал на карте. – Масса древних развалин и никаких братьев по разуму. Завтра в поиск пойдете вы, может, вам повезет больше. Спокойной ночи.

Поскольку утром никто не разбудил нас ни свет ни заря, я резонно решил, что за ночь не случилось никаких ЧП. Это радовало. А не навестить ли Скотта? Ведь свинство же: наш товарищ заперт в изоляторе, а мы ведем себя, как будто так и надо…

Оказалось, не мне одному пришла в голову эта мысль. Перед непроницаемой прозрачной стенкой силовой защиты, отделявшей изолятор от остального медотсека, уже находился наш женский триумвират: Сильвия, Татьяна и Малгожата.

Скотт сидел на койке с самым несчастным видом.

– Ничего не помню, – жаловался он, как видно, не в первый раз. – Что, я в самом деле Бернару глаз подбил? Не разыгрываете?

– Как ты себя чувствуешь? – участливо спросила Сильвия.

– Здоров как бык! А Фриц меня взаперти держит. Где он? У меня есть, что ему сказать.

Но никто из нас не знал, где Фриц.

– Он всю ночь работал, а под утро взял шлюпку и отправился в саванну, – пояснил, входя в медотсек, Бернар. – Сказал, что хочет добыть несколько местных животных. Вот-вот должен вернуться.

– Скорее бы, – жалобно проговорил Скотт. – Надоело тут торчать. А может, ты меня выпустишь? Властью командира, а?

Бернар покачал головой.

– Ну ладно, – вздохнул Скотт. – Безопасность, я понимаю. Чего тут не понять. Поскучаю еще. Слушай… а это в самом деле я… ну… на тебя напал?

– Представь себе, – сказал Бернар.

– Рад бы представить, да не могу, – развел руками Скотт. – Ты… это… не принимай близко к сердцу, ладно? Я ведь не нарочно.

– О чем речь, – отозвался Бернар, покидая медотсек. Мы потянулись следом, и женщины посылали Скотту воздушные поцелуи.

Очень скоро появился Фриц – с воспаленными глазами, пошатывающийся на ходу, но преисполненный мрачной решимости доделать какое-то неотложное дело до конца. Ну чисто инквизитор, утомленный бесконечными процессами и аутодафе. Предложенную чашку кофе он пил жадно, хлюпая и обжигаясь. Затем поведал нам:

– Я подстрелил шестнадцать животных семи разных видов. У всех найден паразит. Тот же, что у Скотта.

Замолчал и снова принялся дуть на кофе и хлюпать.

– И что это значит? – спросила Татьяна.

– Еще не знаю. Ясно только, что ничего хорошего это не значит. Мне это не нравится.

– Мне кажется, что это норма, – неуверенно проговорила Сильвия после паузы. – Почти все земные животные носят паразитов. И что? Разве они мешают антилопе убегать, а гепарду догонять?

Фриц допил кофе и потребовал еще.

– Так-то оно так, – пробурчал он, прихлебывая, обжигаясь и гримасничая. – Боюсь только, что этот паразит – особенный. Если бы в Скотте прижился эхинококк, он бы не повлиял на поведение Скотта… настолько сильно. Эхинококк только и умеет, что сосать печень или легкие. Аскарида вызовет самое большее понос, боли в животе и бессонницу. Здешний паразит – другой. Во-первых, он прекрасно чувствует себя на человеке. Во-вторых, боюсь, что он управляет поведением хозяина.

– Поведением? – не поверил ушам Бернар.

– Точнее, поведенческой мотивацией. Пока это всего лишь гипотеза, и я буду только рад, если факты ее опровергнут. Но Скотт был асоциален, это факт.

Фриц замолчал и стал глотать кофе.

– Никогда не слыхала о столь умных паразитах, – с огромным сомнением высказалась Сильвия.

Малгожата сейчас же возразила: нечто подобное существует и на Земле. Какие-то микроскопические черви, поселяясь в мокрицах, заставляют их выползать из укрытий на свою погибель. Мокриц клюют птицы, и червь меняет промежуточного хозяина на основного. Правда, такая стратегия паразита все-таки исключение из правила, да и управляет паразит всего лишь инстинктами, а не мыслями хозяина. Какие мысли у мокриц?