Он стянул с шеи уже распущенный пионерский галстук и запихал в карман брюк.

Воспоминания о родителях, настоявших сделать портрет на память, вызвали новый прилив тошноты. «Гера! Как ты не понимаешь, это же останется на многие годы, – говорила мама. Вот именно, я до сих пор жалею, что не сделал фото в твоем возрасте», – поддерживал ее отец.

И вот, летние каникулы еще не закончились, а он должен, как идиот, напяливать школьную форму и тащиться в какой-то фотосалон (не дай Бог еще встретить по дороге знакомых!), да к тому же, в такую жару.

Друзья медленно направились вдоль улицы, стараясь вжаться в тонкую полоску тени от домов.

– Может, это жара? – предположил товарищ.

– Нет, это не жара, – Гера отрицательно мотнул головой; в его голосе звучала уверенность, а в глазах было такое выражение, будто совсем недавно он был чем-то сильно испуган, – не жара, это кое-что другое.

Друг с любопытством глянул на него:

– Расскажешь?

– Когда придем, – ответил Гера.

Они пролезли через дыру в рваной сетке забора, окружавшего детский сад. Игровая площадка была пустынна. В здании, стоявшем неподалеку от песочниц и качелей, похоже, также никого не было, кроме сторожа. Мальчишки пересекли площадку по диагонали, направляясь в сторону крошечного домика-теремка, стоящего в тени высокого раскидистого тополя. Солнечные лучи пробивали крону дерева и яркими длинными полосами ложились на домик.

Когда они приблизились вплотную, Гера (понемногу начавший приходить в себя) резко остановился и предостерегающе поднял руку. Мальчишки прислушались. Из-за теремка доносился едва слышный отрывистый звук, какой издают очень пожилые люди перед тем, как откашляться. Затем послышалась тихая возня и… все прекратилось.

Мальчишки молча переглянулись.

Гера пожал плечами, мол, мало ли что это могло быть.

Звук неожиданно повторился; сиплое сопение и возня на этот раз были слышны громче.

Гера вновь поглядел на друга, а тот пошарил по земле глазами, и, сделав осторожный шаг в сторону, поднял палку.

Он первым двинулся к углу теремка, за которым пряталось… это. Следом, стараясь ступать тише, шел Гера.

Он неожиданно толкнул товарища в спину, и тот вылетел вперед с криком, похожим на воронье карканье, неуклюже махая палкой над головой. А потом замер, глядя на то, что находилось за углом домика. Через секунду к нему присоединился Гера.

Они увидели пару дворняг, сваявшую поскуливающего в две глотки тянитолкая. Собаки беспокойно затоптались; та, что стояла мордой к мальчишкам, тихо заворчала, а другая, по всей видимости, сука, затравленно начала дергаться, пытаясь оглянуться.

– А ну, пошли отсюда! – товарищ Геры снова замахнулся палкой.

«Тянитолкай» испуганно присел, вжав обе головы, но остался на месте.

– Да ладно, оставь их, – посоветовал Гера, к которому вдруг начало возвращаться мрачное настроение. – А то сторож услышит.

Палка отлетела к забору. Мальчишки снова обошли теремок, вернувшись к входу, и по очереди влезли внутрь почти игрушечного строения.

Выпрямиться в полный рост здесь было невозможно, но зато было удобно и уютно сидеть. Из маленьких окошек умиротворенно струился уличный свет, жары не здесь не ощущалось. Этими летними каникулами мальчишки приходили сюда часто.

Гера смотрел себе под ноги, что-то вычерчивая носком по усеянному песком дощатому полу; его друг вынул из кармана две помятые сигареты «Космос», которые стянул накануне из отцовской пачки, и протянул одну Гере. Тот неловко подставил руку и чуть не уронил сигарету на пол.

– Так что произошло в фотосалоне?

Гера оглянулся на двух пробежавших мимо входа собак, и, немного подумав, сказал:

– Это объектив… все из-за него. Туда смотришь… Это как взгляд в будущее. Понимаешь?

Друг слегка разочаровано пожал плечами.

С видом заправских курильщиков они растянули по сигарете и некоторое время пыжились, сдерживая кашель от первой затяжки: кто не удержится – тот слабак.

Гера шмыгнул несколько раз носом и закашлялся.

– Да не переживай ты, – товарищ похлопал его по колену. – Блеванул – и полегчало. Все это фигня.

Гера мотнул головой:

– Нет, не фигня – это… было.

– Было – что?

– Понимаешь, короткий щелчок… возникает глаз диафрагмы. Он расширяется. Я это видел. Кажется, что этого не может быть, но я видел – он расширялся очень медленно. А потом мне показалось, что я куда-то перемещаюсь. Будто что-то происходит и со мной, и со временем. Мне показалось, что я… – Гера взволнованно затянулся сигаретой. – Что я пробыл очень долго в каком-то другом месте.

– Что-что? – переспросил друг.

– Это как… не знаю… это что-то странное. Иногда у меня появляется такое ощущение, когда я фотографируюсь, совсем немного. Но сегодня…

– Тогда не фотографируйся больше, вот и все.

Гера глянул на товарища так, будто перед ним сидел самый непроходимый тупица в мире.

– Блин! – да разве дело в этом?

Он сплюнул на пол и растер влажную песочную кашицу.

– Понимаешь, такое ощущение, что ты много-много лет торчишь на какой-то стене и смотришь, смотришь… И это продолжается очень долго, наверное, десятилетиями.

Его товарищ хрюкнул от смеха, но, увидев лицо Геры, изобразил серьезную мину. Гера сделал вид, будто не заметил этого.

– Когда все это закончилось, меня стошнило.

– Ну, допустим. И где же ты был?

Гера не смог определить, подтрунивает ли его друг, или интересуется всерьез. Он почесал ухо и затер окурок под скамейкой.

– Ну, когда щелчок аппарата замолкает, или… прекращается, – не знаю, как сказать это правильнее – это трудно вообще объяснить словами. В общем, ты словно возвращаешься назад и все забываешь.

– О чем?

– Черт! – да о годах!

– Висения на какой-то стене где-то в будущем?

– Наконец-то… дошло, – выдохнул Гера.

– А может, валяния в старом пыльном альбоме? – продолжил перечислять друг. В уголках его глаз плясало лукавство.

– Альбоме? – Гера секунду подумал. – Нет, на стене. Точно. Да и фото было на портрет.

– Ты что, хочешь сказать…

Гера усиленно закивал.

– А может, это фотограф виноват? Даже тебе он показался странноватым. А я вообще думаю, что он ненормальный. Я думаю, он – кан-н-нибал, – последнее слово друг Геры произнес уже шепотом.

На миг обоим мальчишкам стало страшно в этом полутемном, несмотря на солнечный день, тихом домике.

– А знаешь, – продолжил тот, – когда я стоял под салоном, и тебя долго не было, то подумал… Слушай! Все эти твои ощущения… Может, он подсыпает какой-то порошок, чтобы…

– Куда подсыпает? – перебил его Гера.

– Ну, как куда? Давал он тебе что-то пить, или нет?

– Да когда это было! Уже после всего, – отмахнулся Гера.

– Да пошел ты… – обиделся друг. – Сам всякое мелешь… объектив… будущее… стена…

Гера сжал кулаки:

– Я думал, тебе можно…

– Ерунда все это! Так не бывает!

– А каннибалы?!!

– Это же обыкновенный фотоаппарат. Щелк! – и все. Одно мгновение. А ты о каком-то конце, начале… Щелк! Невозможно уследить. Годы! Ха!

Гера пожал плечами и как-то сразу сник.

– Может быть, мне и правда, все это показалось. Может быть, оно все так и вышло… Алекс.

– Как? Кто? – удивился тот.

– Алекс… а что?

(щелк!)

– Постой, почему ты меня так назвал?

– Не знаю… Знаешь, я сразу и не заметил, как это у меня вырвалось, – пробормотал Гера.

(щелк!)

– Ты никогда раньше меня так… Звучит непривычно, как-то по-иностранному.

Гера вдруг усмехнулся:

– А знаешь, между прочим, неплохо – Алекс! Ха! Александр или Алекс – какая разница? Так даже лучше.

(щелк!)

– Вот черт! А где это ты подцепил? – спросил «новоокрещенный» друг.

Гера на секунду нахмурился.

(ЩЕЛК! ЩЕЛК! ЩЕЛК!)

– Может быть, сегодня, – медленно сказал он. – В бесконечном путешествии по будущему?