После восьми супруги отправились прогуляться по воздуху и, возможно, нанести нежданный визит давним приятелям семьи, которые, как предполагалось, должны обитать неподалеку. Сперва они собирались идти втроем, но Назар захотел остаться дома. Еще вчера, наблюдая за разборкой вещей, он случайно заметил свой старый фильмоскоп, а затем специально отложил, чтобы заняться им при первой возможности. Честно говоря, Назар уже давно забыл о его существовании. Но вот – с удивлением обнаружил среди коробок и теперь ощущал радостное нетерпение, как перед встречей с вернувшимся из долгого путешествия приятелем. Некоторые вещи обладают способностью появляться как бы из ниоткуда именно во время переездов.

Как только родители ступили за порог, Назар отправился в свою комнату и вытащил фильмоскоп из коробки. Конечно, на первый взгляд фильмоскоп значительно проигрывал таким интересным вещам, как видеомагнитофон или камера, которыми Назару иногда уже позволяли пользоваться. И этому, в общем-то, примитивному устройству для просмотра диафильмов, в увлекательном смысле, уж конечно, было недосягаемо далеко до игровой компьютерной приставки, которую подарил отец ему на прошлый день рождения с целой коробкой картриджей в придачу.

Но в фильмоскопе Назар находил нечто особенное, свойственное лишь несложным вещам или механическим игрушкам, в некотором роде даже что-то живое. Потому что фильмоскоп делал то, что оказывалось не под силу самым «крутым» электронным играм, – он был способен изменять реальный мир (и это граничило с настоящим волшебством!): когда обычная стена или потолок превращались в сказочный пейзаж, какой он видел в «Шапке, полной дэвов» или «Аладдине», а иногда вдруг открывал окно в таинственный дремучий лес. При этом кое-что зависело и от него: Назар мог настраивать резкость и регулировать размер кадра.

И, что было еще важнее, фильмоскоп позволял делать собственные картинки. А затем рассматривать их проекцию в увеличенном виде. Года два тому назад Назар «снял» целый десяток коротких «фильмов» по самостоятельно придуманным сюжетам, что даже имело зрительский успех во время демонстраций перед родителями. В качестве материала он использовал несколько засвеченных фотопленок – вытащив фильмоскоп из коробки, он тут же их обнаружил. На месте оказались и четыре иголки разной толщины, чтобы рисовать по покрытой эмульсионным слоем поверхности пленок.

Когда Назар увидел давно забытое «съемочное» хозяйство, ему первым делом пришло на ум изобразить того неизвестного, который вчера отвечал по трубам. Идея его сразу захватила. Он даже собирался было проверить, последует ли ответ сегодня, и начал искать по комнате глазами какой-нибудь подходящий для подачи сигнала предмет… но внезапно передумал, ощутив вдруг странный спазм в животе, будто его несло в сорвавшемся с тросов лифте. «С чего бы это?» – проскользнула у Назара удивленная мысль, но уже в следующую секунду его внимание целиком вернулось к коробке с пленками.

Он разложил на письменном столе все «инструменты» и принялся за работу.

Поначалу выходило неплохо, если считать началом первую неровную черточку, а затем он споткнулся. На том же, на чем и вчера утром, когда стоял перед окном в большой комнате и пытался представить: кто это? И опять это чудное чувство…

Ему снова не удавалось.

Минуту поколебавшись, он просто решил нарисовать что получится.

Заправляя пленку в фильмоскоп, Назар предчувствовал неудачу – на обычный взгляд, картинка «свалилась» к самому краю и казалась слишком загроможденной множеством ненужных линий и исправлений. К тому же рисунок, как всегда, получился чисто графическим: светлое на темном.

Хотя на улице уже стемнело, Назар задернул портьеры на окне и включил фильмоскоп, направив его линзу так, чтобы изображение падало на стену у двери (стена была светло-салатного оттенка, но это не мешало). Затем погасил свет. Однако сразу выяснилось, что он вставил пленку вверх ногами, вернее, допустил распространенную ошибку при зарядке, поскольку не пользовался фильмоскопом уже целый год. Исправив оплошность, Назар отрегулировал резкость на одной из старых картинок (установив размер «экрана» примерно метр на метр) и начал прокручивать кадры. Сегодняшний рисунок находился где-то в середине пленки.

Пока перед Назаром мелькали знакомые, но уже подзабытые художества, он улыбался, вспоминая, сколько хлопот доставляло озвучивание всего этого детского бреда во время «сеансов». О «титрах» тогда не могло быть и речи: во-первых, год назад он еще не умел толком писать, во-вторых, «титры», даже короткие, занимали бы места больше, чем само «кино». В настоящих же диафильмах буквы казались почти микроскопическими – слишком мелкими для его начинающей кинокомпании.

Но сегодня под портретом неизвестного он поместил-таки небольшую надпись: «Кто ты?» Словно ожидал, что неким таинственным образом это поможет найти ответ на загадку вчерашнего стука по трубе. Возможно, будь Назар чуть старше, он удовлетворился бы логичным и убедительным объяснением, что ему ответил другой ребенок, и давно бы выбросил это из головы.

Но присутствие тайны ощущалось слишком явственно и притягивало, как магнит.

Когда искомая картинка вползла в кадр, Назару стало не по себе. Со стены на него смотрело… Не то чтобы он сильно испугался, скорее, понял: рожа на стене – жуткая и уродливая.

Кроме того, что-то еще было не так. Не в порядке.

В «лице» неведомого существа будто смешались черты разных животных: и мохнатого вислоухого пса-дворняги, и взбешенной человекообразной обезьяны (именно взбешенной!), скривившей огромную пасть с уродливо вывернутыми наружу толстенными губищами, за которыми без особого труда угадывался острый частокол зубов. Что-то еще, знакомое, но словно запечатанное в памяти кошмаров, которые иногда снились Назару. У этой морды были маленькие, близко посаженные глаза – неимоверно злые, – и Назара передернуло, когда он встретился с ними взглядом.

Он почти целую минуту смотрел на эту картинку, прежде чем произошло нечто, уже вовсе невероятное и даже пугающее. Неожиданно до него дошло, что еще не так.

Надпись:

светилась не светло-оранжевыми или желтыми, как положено, а ярко-малиновыми буквами.

Назар испытал стремительное приближение паники, будто со всех сторон полутемной комнаты к нему подступало что-то вязкое и тошнотворно-ужасное. Потому что так быть не должно, это неправильно! Буквы…

Он потянулся, чтобы выключить фильмоскоп (сначала фильмоскоп и только затем зажечь свет в комнате – несмотря на то, что несколько жутких секунд ему пришлось бы находиться в темноте), но в следующий миг комнату заполнил резкий удушливый запах, словно в детскую по колено вдохнуло пыли. Назар вдруг замер, чувствуя… что между ног у него потекло – отвратительная морда на стене ожила. Не то чтобы она начала двигаться – она перестала быть только изображением.

Это длилось лишь несколько мгновений, потом пленка стала оплавляться, расползаясь яркой дырой от центра к краям… Но и годы спустя Назар готов был поклясться, что, прежде чем кошмарная морда исчезла, он отчетливо расслышал одно-единственное слово.

«Б'а-б'ай!..»– будто выдохнул пузырь на старом болоте.

Пока Назар отчаянно нащупывал кнопку на столе, лампочка в фильмоскопе с громким хлопком перегорела. Но ему почти сразу удалось включить настольную лампу. Выбегая из комнаты, он заметил: на стене, в том месте, где недавно висела морда чудовища, что-то осталось.

Уже в коридоре он понял, что это пыль, повторявшая контуры исчезнувшего изображения, которая теперь медленно опадала вниз сизыми хлопьями…

Мгновением позже Назар врезался в кого-то большого и закричал.

– …И мне трудно поверить, что это все, – сказал Михаил Левшиц, разглядывая сына с озабоченным удивлением. – Ты едва не сшиб меня с ног.

– Господи, – Валерия встревоженно прижала Назара к себе, – ты ужасно меня напугал… не сильно ушибся? Ты так закричал тогда в коридоре…