– Ты уже знаешь что-то?

– Я знаю, наверное, все. Я же говорил. Но мне – именно поэтому – трудно делать собственные выводы. А относительно общего ряда… Понимаешь, Майка, у меня нет ничего, что можно было бы назвать доказательствами. Я как Малыш сейчас… помнишь, он получал ответы, но не знал, как. Вот что-то подобное и со мной творится, и я совершенно не знаю, как к этому отнестись.

– Со мной что-то тоже творится, и я тоже не знаю, как к этому отнестись, – сказала Майка. – Никогда бы не подумала… Когда я увидела тебя на экране, я вдруг поняла, что ждала именно этого… долго… годы… Понимаешь? Ждала именно тебя. Не зная того сама. Это так странно…

– Не страннее прочего, – сказал я медленно. – Только, Майка, пойми: я не человек. Я очень похож на человека, но я – что-то другое. Гораздо более другое, чем был Лев. Тебе придется запереть меня на ночь…

АЛЯ

Сознания она не теряла, но на какое-то время вновь утратила возможность реагировать на происходящее. Уменьшенная и приблизительная копия недавнего состояния. Шок. Перегрузка. Кажется, она кричала. Или что-то еще.

Потом оказалось, что ее несут наружу. На руках. Как девочку. И она заплакала – от обиды и от непонятного облегчения.

– Сашенька, Сашенька, – говорил Горбовский. – Уже все. Уже все хорошо. Все кончилось.

Но она знала, что еще не кончилось ничего.

СТАС

Было еще темно и холодно. Сеялся мелкий утренний дождь, остаток большого ночного. Город просыпался, и нужно было идти.

– Пока, – сказал я.

Майка наконец посмотрела на меня, и я вдруг задохнулся.

– Они и тебя убьют, – сказала она. – Я знаю, они убьют и тебя. Они всех готовы убить.

– Меня бесполезно убивать, – сказал я. – Убьют здесь, и я снова появлюсь там. И вернусь к тебе…

– Не вернешься ты. Никто никогда не возвращается. Это легенды, что кто-то когда-то вернулся. Все уходят и исчезают.

Мы вместе сходили с ума…

Но в нашем безумии была система.

Мы так и не дали друг другу уснуть в эту ночь, и я боялся, что сорвусь, разнесу всю электронику в ближайших кварталах, а потом у Майки будет инсайт, и тогда…

Не представляю, что будет тогда. Что-то страшное. Оказаться между двух зеркал…

Теперь у меня была вода, пища, нормальная одежда. Мне не о чем было заботиться, кроме как о главном.

– Если ты не вернешься к полуночи, я… я не знаю, что сделаю. Нет, знаю. Знаю. Ты им скажи: если они тебя не отпустят, я отдам детонаторы… тем. Я знаю, кто из них где…

– Они уже не боятся этого.

– Боятся. Ты не знаешь, а они боятся.

– Хорошо…

Я поцеловал ей руку и шагнул в кабину.

В подземелье было еще прохладно. Я повернулся к пульту видеофона. Вызвал БВИ. Через полчаса довольно хитрых поисков нужный номер был у меня в голове. Я почему-то помедлил, прежде чем набрал его. Замигал вызов. Ждать пришлось довольно долго.

Человек, появившийся на экране, напоминал старую черепаху. Он был абсолютно лыс, морщинист и пятнист. Огромные безобразные мешки висели под глазами, и сами глаза были водянистые и невероятно спокойные. Тонкие губы кривились как бы презрительно…

– Здравствуйте, – сказал я. – Меня зовут Стас Попов. Я из «детей дюн».

– Попов?.. – Он наморщил лоб. – А, так вы с Пандоры…

– Нет. Я на Земле.

– Зачем?

– Хочу вас увидеть.

– Меня? Как странно… Ну, вот он я, смотрите. Кстати, кто вам сказал мой номер?

– Я его вычислил. Это не так сложно. Особенно…

– Вы ведь должны быть под наблюдением, не так ли? Причем, как я понимаю, добровольно.

– Это очень относительная добровольность… Значит, вам еще не сообщили, что произошло на Пандоре?

– Нет. Что там могло произойти?

– Очень многое. Простите, но мне было бы… приятнее… говорить с вами непосредственно.

– Что – действительно что-то серьезное?

– Да.

– Хорошо, приходите… – и он назвал адрес.

АЛЯ

Первым говорил Максим.

– Должен отметить, что операция нами блистательно провалена. Погибли люди, погибли андроиды – боюсь, специально для этого оставленные здесь: чтобы погибнуть… а к разгадке феномена мы не приблизились ни на шаг. Больше того, мне почему-то кажется, что мы отдаляемся от нее, что кто-то умнее нас подбрасывает нам квазиважные проблемы, на разрешение которых мы расходуем все свое время и силы. Не исключено, что «дело Пирса», которое всплыло таким необычным образом, тоже является предметом отвлечения…

– Вы считаете, что вам сказали правду? – спросил кто-то незнакомый, при бороде и загорелой блестящей лысине; их было несколько человек, появившихся недавно и пока Але не представленных; она сидела в уголке, слушала, но молчала; так велел Горбовский: слушать и молчать. – Или же это была заведомая дезинформация?

– Боюсь, что в нашем случае одно от другого отличить нельзя в принципе, – странно сказал Максим. – Поскольку именно эти понятия являются объектом деятельности сторон.

– Послушайте, Каммерер, – сказал другой, смуглый, узколицый и смутно знакомый; но где она видела этого человека, Аля вспомнить не могла; возможно, его видела не она сама, а Стас, пришло вдруг в голову… – Про девиацию информационных потоков мы знаем. И знаем условия, в которых она происходит. Объясните лучше, какова цель всех этих мероприятий? Мы что, опять защищаемся от вторжения?

– Да, – кивнул Максим.

– Но это же смешно!

– Вы думаете?

– Конечно. Судя по результатам…

– Знаете такого зверя – чарли-хохотунчик? С Яйлы?

– Не знаю. А при чем здесь какой-то зверь?

– Он очень смешной и неуклюжий, и будто бы и сам себя высмеивает, и передразнивает вас, и все здорово, пока он не приблизится метра на три. Но даже зная, что он опасен, вы все равно попадаете под его обаяние и до последней секунды не можете поверить, что вас просто хотят съесть.

– Максим, здесь взрослые люди, а вы пытаетесь рассказывать притчи. Говорите нормально.

– Это не притча. Это грубый зоологический факт. Жертва, хихикая, сама лезет в глотку к зверю. Ей кажется, что это такая шутка. Мы почему-то совершенно неадекватно оцениваем степень опасности, и это никому не кажется странным. Больше того, мы готовы всяческими способами инактивировать тех, кто указывает нам на это. И больше того: я сам чувствую внутреннюю потребность не думать ни о какой опасности, а если думать, то иронически…

– Послушайте, – опять сказал тот, смутно знакомый. – Тема просачивания и вторжения инопланетян на Землю настолько затаскана, что об этом всерьез даже говорить как-то неловко. Тем более, что и в данном конкретном случае нет ни малейших доказательств того, что все это имеет неземное происхождение.

– Разумеется, нет, – пожал плечами Максим. – Как и у обитателей Саулы нет ни малейших доказательств прогрессорской деятельности землян.

– Мы спорим обо всем этом уже сорок лет, – сказал Горбовский. – И давно уже пришли к мысли, что требовать друг от друга доказательства – неэтично и даже недопустимо. Поскольку, как верно заметил Максим, именно информация, информационные массивы, являются основным объектом воздействия. Кроме того, в ряде случаев мы имеем дело с явлениями единичными, уникальными. А следовательно…

– Тогда мы имеем моральное право оперировать понятиями черной магии, алхимии, начинать вертеть столы… что там еще делали?..

– Оживляли мертвецов.

– Вот я и… – и вдруг узколицый замолчал. Огляделся беспомощно…

– Ничего, Фил, – сказал Максим. – Все нормально. Привыкай. Добро пожаловать в страну Оз.

Тут Аля вспомнила, почему этот человек казался ей знакомым. Филипп Шеллер, контактер с негуманоидами. Лет десять назад про него много писали. Удивительная адаптивность, четкость и цельность интеллекта…

– Я понимаю Максима, который не хочет разбивать задачу на более простые элементы и решать ее именно поэлементно, – сказал тот, с бородой. – Это внесет, скорее всего, очень существенные искажения… Но, в свою очередь, я хотел бы, чтобы уважаемый Максим понял меня. Нас. Нам предложена смесь из ксенологии официальной и апокрифической, логических загадок, странных явлений психики, возможно, даже патологических, и природного феномена, механизм которого абсолютно не прояснен, хотя феномен наблюдается уже сколько? Лет десять?