– Скотч со льдом, Джордж, и…?

– «Перно».

– Ваше «Перно», сэр. Самое в этом забавное, сэр, что мало кто из них доживает до дня выдачи жалования. – Бармен наклоняется к нам поближе. – Представляете, предыдущему пьяный моряк снес голову всего три дня назад. Тот так и осел, прямо как мешок.

– Надо думать. У вас есть свободные комнаты, Джордж?

– Клуб пуст, сэр. Можете занимать любую свободную комнату, но я был бы вам премного признателен, если бы вы выбрали что-нибудь на этом этаже. Тяжело мне с моей спиной ходить по лестницам.

– Отлично, Джордж, в любом случае мне не доставило бы радости заставлять тебя лазить по лестницам. И попроси, чтобы с кухни прислали два стейка и холодное пиво. Мы будем в восемнадцатом номере, сразу тут, за углом.

Джордж смеется.

– Все будет в наилучшем виде, мистер Уилсон. Я поджарю стейки и принесу их вам.

В комнате пахнет затхлостью, словно в ней давно никто не жил, – так пахнет в курортных отелях после окончания сезона.

– Джордж, этот джентльмен – из журнала «National Geographic». Приехал сюда изучать местные условия.

Джордж бросает на Неферти суровый взгляд.

– Уж не знаю чего их изучать, сэр. Я придерживаюсь такого мнения, что чем меньше знаешь, тем легче жить.

– Помнишь, Джордж, того испанского профессора, большого специалиста… тоже члена Клуба?

– Да, разумеется. Иностранец, сэр? Он к нам уже давно не заглядывал, но у нас имеется его адрес.

– Отлично, положи его утром рядом с ботинками мистера Неферти. Скажи, Джордж, а Университет по-прежнему открыт?

– Не уверен, сэр. Если вы спросите мое мнение, то я считаю, что с него все и началось… со студенческих бунтов, сэр.

– По-моему, Джордж, причины все же несколько глубже.

– Да, сэр. Так часто бывает, сэр. Вам больше ничего не нужно, сэр? Спокойной ночи, сэр.

На следующее утро, после хорошего английского завтрака, мы выходим в город. Сначала небольшая прогулка. Единственное такси в Зоне реквизировано в полное распоряжение Делегаций. Мы в зоне развалин, свободных участков и постепенно разрушающихся недостроенных зданий. Некоторые из них, предназначавшиеся под жилье, теперь таращатся десятью этажами железобетонных плит и ржавой железной арматуры. Некоторые этажи заселили арабские семьи вместе со своими козами и курами.

– А это правда, что здесь водятся гигантские сколопендры?

– Правда. Видел их собственными глазами… тошнотворное зрелище. Вонь такая, что с ног сбивает.

– А правда, что им приносят в жертву людей?

– Ну, честно говоря, не без этого.

Ряд низких, не выше трех этажей, домов, частью глинобитных, частью бетонных, в причудливых сочетаниях, иногда стоящих прямо поперек дороги, так что пришлось построить над ними эстакаду или проложить под ними тоннель. Все это в целом походит на гигантский улей, построенный какими-то насекомыми, чувство симметрии у которых было нарушено, после того как им скормили дозу изменяющего сознание наркотика.

– Улицы тут нужно выбирать тщательно. Некоторые кончаются тупиком. И одному Господу известно, сколько мертвецов гниет в этих норах.

– Что здесь произошло?

– Рухнул рынок акций, – говорит Уилсон, показывая на заполонившую улицу толпу. Ему каким-то образом удается находить в ней проход и идти вперед с такой легкостью, как если бы на улице не было ни единой души, кроме него самого и Неферти.

Постараюсь объяснять по-простому, по-понятному. Допустим, страна обанкротилась. В сейфах не осталось золота, правительство печатает бумажные деньги, которые ничем не обеспечены. От этого ситуация только ухудшается, так что вскоре эти бумажки уже не годятся даже на то, чтобы подтирать ими задницу. То же самое и здесь. Было выпущено очень большое количество подложных человеческих акций. Они не обеспечены ничем. Вместо золота обеспечением в данном случае служит Сек, измеряемая в Энергетических Единицах. А у них больше нет Секем. А началось все с того, что они начали урезать потихоньку норму Секем каждому на несколько единиц – в расчете на то, что никто ничего не заметит.

– И как много здесь гигантских сколопендр?

– Ну, в начале существовал единственный экземпляр. Но он быстро приспособился к обстановке. Теперь их тут штук тридцать.

– Влияет ли на них дефицит Сек?

– С чего бы? Они от этого только растут как на дрожжах. Как и большинство насекомых и некоторые растения. Секем необходима только млекопитающим. Вы обратили внимание на то, что здесь нет животных? Ни кошек тебе, ни белок…

– Я думал, что их просто съели.

– Нет, ни в коем случае. Они ушли сами – пришел Крысолов с дудочкой и увел их.

Уилсон снова устремляет взгляд на бредущую мимо толпу:

– Самое очевидное решение: вырыть глубокую яму и загнать туда их всех, пока у этих человеческих акций еще наличествуют реакции.

С этими словами он тыкает прохожего острым концом своей электрической трости. Прохожий издает нечеловеческий вопль и отпрыгивает на шесть футов.

– Видите, что я имел в виду? А затем дело только за бульдозерами. Вы, по-моему, хотели полюбоваться на сколопендр? Натяните-ка вот эту маску.

Впереди нас – стоящая стеной толпа изможденных людей, многие из них полностью обнажены и выставляют напоказ чудовищно деформированные гениталии.

– Похоже, нам сейчас понадобятся наши хлопушки.

Это пистолеты калибра .10 с цилиндрами, содержащими пули 0.33. Пули эти имеют заостренный конец из твердого металла, основание из того же материала и корпус из мягкого металла, который расплющивается при попадании, образуя диск размером в половину серебряного доллара.

– Эта пуля расплющивается о человеческую плоть и не проникает внутрь. Зато она прекрасно входит в ту жижу, что у насекомых под панцирем. Ну что же, пожалуй, пора начинать.

Револьверы стреляют практически бесшумно и хлопки их звучат не громче, чем хлопок, когда вынимаешь пробку из бутылки наполовину выдохшегося шампанского, но последствия весьма эффектны. Тела разлетаются ошметками во все стороны, словно гнилые арбузы.

– Накинь-ка этот одноразовый дождевик, герой.

Набросив на плечи длинные пластиковые плащи.

они проходят в брешь, проложенную пулями; под ногами у них все еще корчатся и дергаются оторванные когти и мандибулы ларв. Затем они осторожно, чтобы не запачкаться, выбрасывают плащи в мусорный бак.

В воздухе слышится жужжание сколопендр, принадлежащих к крылатой разновидности: они откладывают яйца в несчастных.

– Как они вылупляются… это еще то зрелище… вон там, гляди!

Нагой человек разрывает пальцами свою плоть, крича от боли, в то время как голова сколопендры пробивается сквозь его кожу в брызгах крови и гноя. Молчаливая толпа проходит мимо, лица ничего не выражающие, оцепеневшие. Обреченная жертва бьется в конвульсиях на земле, в то время как голова еще одной сколопендры пробивается наружу через головку его пениса. Еще одна сколопендра, проев насквозь глазное яблоко, появляется из глазницы. Уилсон добивает несчастного метким выстрелом из своего Н&К .Р-7.

Зона узких проходов между рядами проволочных клеток – шесть футов в длину, четыре в глубину, пять в высоту, – составленных в четыре ряда. В верхних рядах половина клеток пустует, потому что немногие могут вскарабкаться туда по веревочным лестницам и бревнам, на которых сделаны топором засечки. Нижние клетки битком набиты мертвецами и умирающими людьми, у которых сил не хватает даже на то, чтобы выплеснуть ведро с отходами на глиняные дорожки, проложенные внутри этого человеческого крольчатника, переходящего постепенно в голые склоны холмов и развалины жилых кварталов.

Они попадают в небольшой амфитеатр с высеченными из известняка трибунами, окружающими небольшую круглую сцену не более двадцати футов в диаметре, вымощенную каменными плитами. В середине круга находится каменная стела, покрытая мелкими надписями, выложенными из волос, когтей, глаз и ножек сколопендр; иероглифы шевелятся и спазматически дергаются, от чего время от времени наползают друг на друга, перепутываются или превращаются в каракули. Камень живет своей собственной отвратительной жизнью. Под стелой на топчане лежит обнаженный мужчина, привязанный к ложу кожаными ремнями. Топчан изготовлен из твердых пород древесины, а ноги мужчины просунуты в отверстия на мраморном полу – судя по виду, очень древнего происхождения.