НЕ ЗНАЛ, НЕ ВИДЕЛ Я ЖИВОГО. Не знал я парня, что в земле Под моим именем лежит. Не знает мать, его родня, Где крест сыновниный стоит. И невозможно сообщить. Военник, паспорт им утеряны. И личность не установить, Кусочки тряпками застелены. В пропавших без вести ты числишься, А по ночам ты маме видишься. Но только знать она не может, Где черви труп твой кости гложут. Не знал, не видел я живого, Ты мёртвый имя моё взял. Возможно друга дорогого. Вчера на фронте потерял. Всё перепуталось на свете, В войну играют наши дети. Не зная, сколько страшных бед, Несёт военное им лихолетье. Как обжигают раны, боль, Иль опалит глаза огонь. Сожмётся сердце, затрепещет, Услышав раненого стон. И видишь дуло пистолета, Не можешь дать врагу ответа. Ты ранен, кровью истекаешь, Тебя, как палку дров таскают. Приводят в плен и бьют по морде, И рвут на части, истязают. В стране родной я подневольник, Где высшие в войну играют. Ну что ж, лежи тут братец мой, Я за могилой присмотрю. Истерзан, с раненой душой, Колена пред тобой клоню. Мальчишки, милые мальчишки, Желаю вам не воевать. Смотревши матери в глаза, Не надо плакать заставлять. Я ПЫТАЛСЯ ЗАТУШИТЬ ОГОНЬ ЛЮБВИ. Я пытался затушить огонь любви, Но разгорелся огромный пожар. И умирая от этой зелёной тоски, Получил лишь на сердце удар. Поднимался в гору, не падая вниз, Но меня наградил обвал. И несмотря на все неудачи, Израненный дальше шагал. Искал приюта от холода, Но нашёл лишь пещеру со льдом. И сажал семена твоей любви, Но подавился горьким плодом. И если ты имеешь душу и уши, Наверно об этом услышишь. Когда я уеду жить далеко, Вряд ли уже мне напишешь. Я просто не знаю, кто из нас прав, Каким задавалась ты смыслом. Ты забрала моё сердце и бросила На растерзание крысам. Может быть сделала это случайно, А может, меня ненавидя. Я не Настрадамус, но кажется мне, Душою это предвидел. Меня называют Ален де Лон И белою певчей вороной. Белая ворона в душе останется белой, А чёрная останется чёрной. Налью-ка немного себе я вина, Сигарету опять закурю. Я уйду навсегда, любимая, Но по-прежнему одну тебя люблю. ОНАЖДЫ ЖИЛ ДА БЫЛ ЧЕРВЯК.
Однажды жил да был червяк. Природной сфере вопреки. Смириться с тем не мог никак, Что он червяк, что он слизняк, В навозной куче ёрзал, ползал, Себя великим представлял. Взирая в свет высокомерно, Себе подобных презирал. Своё не видел отраженье, Прозрачных не имел зеркал. И на поверхность выползая, С осанкой короля взирал. Не знал кого, он поучая, Он палец вверх подняв, твердил: – Всё делайте, как я позволю! – И удушающее смердил. Нужду хозяин в кучу справил, Червя в моче он утопил. А по – большому как оправился, Дерьмом вонючим завалил. ПОД ВЛАСТЬЯ ДЬЯВОЛЬСКИХ СТРАСТЕЙ. Не зная большего порока, Когда уходит т порога Отец любимый и родной. Покинув угол свой святой. Создавши жизнь на свет другую. Ответственность пред ней забыл. И отбросавшись алиме6нтами, Прибор он на детей забил. Иль мать – заблудшая овца, Шалаясь пьяная по улицам. И петуха ведёт с собой Ощипанная курица. А дома в страхе их встречают Глаза голодных ребятишек. А глядя их не замечая, Отрывисто на маме дышит. И нету слов сказать про это, Их песенка давно уж спета. За что же детям срам такой Познать невинною душой? За что такие издевательства? Родных родителей предательства! Голодный, грязный их причал. И кто судьбу им назначал? И даже дьявол не посмеет Над ангелами издеваться. А в матери б святое, чистое, Должно в душе моей рождаться. Под властью дьявольских страстей, От водки, анаши балдеет. Душа животная у ней И не живёт, а сатанеет. Животных надо ль оскорблять, У них ведь любящая мать. И чаще во сто крат живёт, Детей в обиду не даёт. ИДУТ, ИДУТ У НАС ДЕЛА… Идут, идут вперёд дела, Забили в стену дюбеля. В макушку гвоздь, к виску курок. Указы пишут дебила. Сидим у старого корыта, Прогнило всё и то разбито. А по стране идут дела, Дошли как сажа – до бела. Без дел великих и больших, И дум бы не было лихих. Решенья, выводы строчим На перестроечный почин. Потом ошибки исправляем И на бумаге их решаем. Бумаги трём до чёрных дыр, Плевки подошвой растираем. |
