Хотя совершенно невероятно, чтобы подобное повторилось.

И, во всяком случае, хозяева еще не побеждены. До этого еще далеко.

Последняя часть нашего пути пролегала по темным морям. Мы направлялись южнее, чем в первом путешествии Генри. Нам предстояло высадиться вблизи нашей второй базы в горах, в нескольких сотнях миль к востоку от города. (Любопытно, что хоть два континента Америки лежат к северу и югу друг от друга, узкий перешеек между ними тянется с востока на запад). Главная база, откуда выступили летающие машины, после неудачи была покинута. Нам было известно, что в этой местности почти весь год будет устойчивый северо-восточный ветер.

Море было полно островов всех форм и размеров, некоторые маленькие, другие такие огромные, что если бы моряки не предупредили меня, я принял бы их за континент. Мы проплыли близко от них и видели соблазнительную зелень холмов, золото песка, кроны деревьев раскачивались на ветру… Только самые большие острова были населены, на остальные хозяева наложили табу. Прекрасно было бы высадиться и осмотреть эти острова. Возможно, когда все окончится… Генри пусть занимается своими проповедями.

А от меня тут толку не будет.

Наконец мы пристали и вышли на берег, ощущая подошвами непривычно твердую землю. И тут же поняли, что мы на земле врага. Мы разгружались, чтобы на следующий день тронуться вглубь. Работа была тяжелая, и ее не облегчил проливной дождь. Ничего подобного я раньше не видел: как будто сплошная стена обрушилась с неба. За несколько секунд мы промокли до нитки.

Впрочем, утром солнце снова жгло сквозь листву незнакомых деревьев. Я пошел на ближайшую поляну, чтобы вымыться и высушить одежду. Оттуда мне была видна береговая линия и ближайшие острова. И кое-что еще. На расстоянии многих миль, но отчетливо видное на горизонте, залитом солнцем. Треножник.

Нам потребовалось несколько дней, чтобы добраться до базы, и еще неделя на завершение подготовки. После этого оставалось только ждать.

Мне приходилось ждать и раньше, и я думал, что научился терпению. Позади были долгие месяцы подготовки к играм, казавшиеся бесконечными недели вынужденной бездеятельности в пещерах, дни на реке, когда мы готовились к вторжению в город. Я думал, что все это научило меня ждать, но ничего подобного. Это ожидание было совершенно иным. Теперь мы зависели не только от человеческих решений, даже не от хозяев, а от капризов гораздо большей силы — от природы.

Штаб наш, куда входил и Бинпол, совещался с участниками предыдущей экспедиции, уроженцами этих мест, которые хорошо знали их. Нам нужен был ветер, который мог бы отнести наши шары к городу, ветер с северо-востока. Именно этот преобладающий ветер сопровождал нас в последней части пути по морю. К несчастью, именно на нашем участке местности ветер затих. Приходилось ждать.

Мы расставили поближе к городу наблюдательные посты. Оттуда нам при помощи голубей сообщали изменения в погоде. А пока нам только оставалось ворчать на задержку.

А ждать пришлось немало. Мы прибыли предпоследними, на следующий день появилась последняя группа, но многие ждали уже давно. Я с трудом сохранял спокойствие. Характер у меня ухудшился, я вспыхивал при малейшем поводе. Наконец, когда один из наших пошутил — он заметил: я так полон горячим воздухом, что мне и не нужен шар, — я ударил его, мы сцепились и яростно дрались, пока нас не растащили.

Вечером со мной разговаривал Фриц.

Мы находились в палатке, которая, как и все остальные, протекала в нескольких местах. Здешние дожди нелегко удержать навесом. Я сказал, что сожалею о случившемся, но на Фрица это не произвело впечатления.

— Ты и раньше сожалел, — сказал он мне, — но продолжал действовать, не раздумывая, поддаваясь минутному порыву. Мы не можем позволить здесь раздоры. Нам нужно жить и сражаться вместе.

— Я знаю, — ответил я. — Постараюсь справиться с собой. — Он смотрел на меня. И я знал, что он меня любит, я тоже любил его. Мы вместе делили трудности и опасности и давно знали друг друга. Тем не менее, у него было угрюмое выражение лица.

— Как ты знаешь, я руковожу операцией, — сказал он. — Мы с Джулиусом обсудили много вопросов перед отправлением. Он сказал, что если я не буду уверен в ком-нибудь, то его нужно немедленно отстранить от операции. В частности, он говорил о тебе, Уилл.

Он любил меня, но долг был превыше всего. Так у Фрица было всегда. И я попросил у него последней возможности. Он согласился со мной, покачав головой, но сказал, что это и на самом деле будет для меня последняя возможность. Если возникнут какие-нибудь неприятности с моим участием, он не станет искать виновных. А я буду отстранен.

На следующее утро во время обычного осмотра шаров тот, с кем я накануне подрался, подставил мне ногу — случайно, а может быть и нет, — и я растянулся. Я не только ударился локтем о камень, но приземлился в грязной луже. Я закрыл глаза и лежал, пока не прошло, по крайней мере, пять секунд. Лежал, улыбаясь и сжимая зубы.

Два дня спустя во время ливня мы увидели тощего голубя на шесте перед голубятней. К его лапке был прикреплен маленький листок бумаги.

В нашем распоряжении было двенадцать шаров, с одним человеком на каждом, чтобы нести как можно больше взрывчатки. Она находилась в металлических контейнерах, похожих на ребристые металлические яйца, которые мы когда-то нашли в руинах города-гиганта, но гораздо больших по размеру. Нелегко было переваливать их через край корзины. Они были снабжены запалом, который срабатывал через четыре секунды после спуска.

Это значит, объяснял нам Бинпол, что бросать бомбу нужно с высоты сто пятьдесят футов. Этот расчет был основан на законе, открытом великим ученым древности по имени Ньютон. Бинпол постарался объяснить его мне, но я не понял. Падающий предмет проходит фут за одну шестнадцатую секунды, и скорость его падения увеличивается. За первую секунду он пролетит шестнадцать футов, за две секунды — шестьдесят четыре фута, за три — сто сорок четыре. На четвертой секунде бомба должна оказаться в наилучшем положении для взрыва.

Мы снова и снова тренировались с фальшивыми бомбами, учась определять расстояние от земли, оценивать время и т.д. Приходилось учитывать также поступательное движение шара, от чего место попадания бомбы менялось. Мы хорошо овладели этим искусством. Теперь оставалось применить его.

Шары с двухсекундными интервалами поднялись в промокшее серое небо, и ветер с океана подхватил их. Наш порядок был определен Фрицем, который летел первым. Я шел шестым, Генри — десятым. Поднимаясь в небо, я бросил взгляд вниз, на тех, кто оставался в лагере. Бинпол смотрел вверх, его очки совершенно залил дождь, но он все равно смотрел на нас. Не везет Бинполу, подумал я, но эта мысль тотчас же исчезла. Я был свободен, кончились все задержки и раздражения. Дождь насквозь промочил меня, но это уже не имело значения.

Мы длинной линией, все еще сохранявшей некоторую правильность, поднялись выше. Местность, над которой мы пролетали, выглядела странно: низкие круглые холмы, покрытые густым лесом, тянулись до самого океана. Дождь продолжался. Постепенно холмы становились ниже, а леса уступили место полям. Изредка виднелись маленькие деревушки с белыми домиками. Появилась и река, и наш курс некоторое время проходил над нею.

Наша линия потеряла стройность, действовали местные порывы ветра. Некоторые шары летели быстрее других. Я с недовольством заметил, что мой шар отстает. Теперь мы летели двумя группами: девять шаров впереди и три, включая мой, позади. Генри тоже был среди этих трех. Я помахал ему рукой, он ответил тем же. Но мы были слишком далеко, чтобы я смог разглядеть выражение его лица.

Мы потеряли из вида реку, но вскоре нашли ее или другую. Если это была та же самая река, то она стала шире. Дальше она впадала в озеро — длинную полосу воды, растянувшуюся почти на десять миль справа от нас. Местность внизу была голая и безжизненная. Это была часть территории вокруг города, которую хозяева опустошили в качестве защитной меры. Я пристально всматривался вперед, но не видел ничего, кроме воды справа и обгоревшей пустой земли слева. Передние шары увеличили скорость относительно нас, отстающих. Это разъярило меня, но я ничего не мог сделать.