Ига по деревянным ступенькам – наверно таким же старым, как сам город Малые Репейники – спустился под откос. Внизу пахло речной водой, осокой и мокрой листвой, но солнце пекло, как и на улицах. Вверху, по краям оврага цвели над прогнувшимися заборами густые яблони. От них стекал по откосам свой, яблоневый запах и у Говорлинки смешивался с речным.
К воде вела от лестницы по мелкому разнотравью тропинка.
Воды сегодня было больше, чем обычно.
Вообще-то Говорлинка даже не речка, а просто большой ручей. Можно перескочить его с разбега в любом месте. И главное, что глубина и ширина в нем почти всегда одинаковые – даже при весеннем снеготаянии и бурных дождях. Какие-то хитрые подземные стоки регулируют уровень речки, и она никогда не разливается. За очень редкими исключениями. Но сейчас, видимо, было именно такое исключение. Вода шумела громче обычного и до другого берега сделалось метра четыре. Разве перепрыгнешь! Да еще с рюкзаком. Конечно, можно перебросить рюкзак отдельно, да лучше не надо: чего доброго, не долетит, такой увесистый, булькнется, суши потом новенькие учебники. Да и самому не мудрено булькнуться… А до мостика шагов триста по глине и осоке.
Ладно, можно и вброд. Ига расшнуровал и сдернул новенькие кеды, затолкал в них носки, перебросил обувь через воду. Поддернул повыше обрезанные и растрепанные над коленками джинсы. Оглянулся: не валяется ли поблизости какая-нибудь палка, чтобы на ходу ощупывать дно? Палки не было, но зато…
Вот удача-то! Неподалеку, на пятачке подсохшей глины был отпечатан среди редких травинок след босой ноги. Не простой след, а большущий, полметра длиной!
Ига подбежал. Осторожно встал обеими ногами в след. Потер о глину ступни.
Помоги мне, дядя Жора,
Чтобы стал я нетяжелый!
Сосчитаю я до двух —
Буду легонький, как пух!
Два – раз!
Раз – два!
Подо мной не гнись трава!..
Такое колдовство помогало не всегда. Но на этот раз помогло (такой был хороший день!). Ига ощутил, как ноги его стали пружинистыми, а по телу разлилась легкость. Почти невесомость. Даже рюкзак весил теперь, как кулек с макаронами. Ура!
Ига разбежался и перелетел Говорлинку, будто подхваченный ветром воздушный шарик.
И приземлялся он, как сгусток тополиного пуха, замедленно. Это и спасло малюсенького растяпу-кнама.
Ига заметил его в последний момент. Падая на четвереньки, чуть не прихлопнул малыша ладонью! В последний миг Ига извернулся, вздернул руку, упал на бок. Кнам перепуганно присел в травинках на ногах-спичках, приоткрыл крохотный, как игольное ушко, рот.
– Ты спятил, да?! – плаксиво взвыл Ига. Ведь чуть не искалечил мелкого дурня. А то бы и совсем в лепешку… Мучайся потом всю жизнь! – Ты что здесь делаешь!
– Извините… – комариным писком отозвался кнам.
Видимо, он был из породы одуванчиковых кнамов – в перистой зеленой одежонке, с белой пушистой головкой. И, судя по всему, пацаненок. Взрослые травяные кнамы обычно ростом с указательный палец большого дядьки, а этот – с Игин мизинец. И без бородки.
Ига навис над ним.
– Здесь же тропинки и брод! Разве ты не знаешь, что у тропинок гулять опасно… – Он чуть не добавил «козявка недоразвитая», но сдержался. Такое было бы оскорбительно даже для кнамьего малыша. Тот и так натерпелся. Ига на миг представил себя на месте крохи. Пробираешься среди травинок, и вдруг сверху на тебя валится что-то громадное, как живая туча!
– Ладно, не дрожи… Ты где живешь?
– У старой черемухи, в корнях. Там наш хутор… – пропищал кнам.
– Небось удрал из дома без спросу?
– Я больше не буду…
– Гляди в следующий раз… Дорогу назад помнишь?
– Помню… Я по запаху найду.
– Вот иди и нюхай. А дома скажи, чтобы тебе уши надрали… Ох, да у вас же нет ушей.
– У нас есть, только маленькие, не торчат, – пропищал кнам уже не так боязливо. Словно даже с юмором, с намеком.
– Брысь…
Кнам исчез.
Ига постоял на четвереньках, помотал головой, прогоняя остатки испуга. Встал, поправил рюкзак – он по-прежнему был почти невесомый. В ногах и теле тоже не исчезала легкость. Поэтому и хорошее настроение вернулось в ту же минуту. Ига хотел уже двинуться вприпрыжку к ведущей наверх лесенке (такой же, по которой спустился). И увидел, что там спускается по ступенькам второклассник и начинающий поэт Генка Репьёв.
3
Генка Репьёв был в Малых Репейниках весьма известен. По крайней мере, не меньше, чем Казимир Гансович. Ребята хвалили его за то, что он удачно придумывал всякие считалки и заклиналки. А по местному радио не раз исполняли Генкику песенку. Он ее прошлой осенью сочинил, чтобы открывать передачи «Ключик для репейных сказок»«. Для такой песенки был объявлен среди школьников конкурс, и Генкина оказалась лучше всех.
Вот она.
Тум-бурум! Девчонки и мальчишки!
Мы себе придумали закон:
Если мы на лбу набили шишки,
То запрячем слезы под замком!
Тум-бурум! Андрюшки, Вовки, Ленки!
Надо всем запомнить навсегда:
Не беда разбитые коленки
И синяк под глазом – ерунда!
Если ищешь ты заветный ключик,
То в колючей чаще не дрожи!
Не бывает сказок без колючек —
Это знают дети и ежи!
Про ежей в песенке упомянуто не зря. В окрестностях Малых Репейников они водились в немалом количестве, и все их любили. У Генки был даже друг-ежик. Его так и звали – Ёжик, – и был он говорящий. Поэтому второкласснику Репьёву многие завидовали, но без досады, по-доброму..
Генка Репьёв – человек жизнерадостный и дружелюбный, это знали все. И потому Ига слегка встревожился, заметив, что у Генки грустный вид. Генкино колено было забинтовано, однако это, как известно, не беда, и причина грусти явно была в другом. Но неудобно так сразу лезть человеку в душу. Ига сказал:
– О! Репивет! – Это означало «привет» по-репейному.
– Репивет, – вздохнул Генка.
– Куда шагаешь?
– К воде. Буду в ней бродить… – ответил Генка без утайки, но непонятно.
Ладно, хочет человек бродить в речке, значит, ему это зачем-то надо. Ига только сказал:
– Бинт не намочи. А то залезет в колено какая-нибудь зараза…
Генка досадливо вскинул торчащие, как спички, ресницы.
– Ну, какая в Говорлинке зараза! Здесь вода самая чистая.
– Это в обычное время чистая. А сегодня смотри, как разлилась. Может, из каких-то мастерских спустили отходы. Случается иногда…
– Ничего не спустили. Ручейковые квамы ниже по течению запруду сделали, мальков ловят для своего питомника. К вечеру разберут.
– А я чуть зеленого кнама не раздавил, – признался Ига. – Вот такого… Скакнул через речку, а он прямо подо мной! Я еле извернулся. До сих в пор в животе что-то ёкает, как вспомню…
– Заёкает тут, пожалуй…– посочувствовал Генка. И вежливо не поверил:
– Неужели ты через речку при таком разливе прыгал?
– Да! На том берегу Жорин след есть, я потоптался! Еще и сейчас как на крылышках…
Всякий нормальный человек в нормальном настроении тут же начал бы расспрашивать: где след? И кинулся бы туда! Но Генка вздохнул снова:
– Повезло тебе…
Тогда Ига не выдержал:
– Ты зачем в речке-то бродить вздумал? Найти что-то хочешь? Вода еще холодная…
– Вот и хорошо. Скоре простужусь.
Ига сказал осторожно:
– Генчик, что случилось?
Начинающий поэт Репьев уронил с ресницы каплю, похожую на кнамий шарик. И сипло сказал: