«Натворил?.. По-моему, пока ничего, кроме того, что вы слышали от директора… По крайней мере, я не знаю… Он достаточно умный парень и не будет шутить с законами открыто. Но в конце концов может и не рассчитать. Сам не влипнет, так дружки втянут».

«Но позвольте… какие дружки? Вы что хотите сказать?»

«Увы, то, что сказал».

«Но… что вы в нем такого увидели? Он не ангел, конечно, но и… Он вполне нормальный мальчик».

«Вполне нормальные не караулят вчетвером одного».

«Но они же мальчишки! Мало ли что бывает…»

«У мальчишек разве не должно быть совести?» – спросил Михаил.

Опять в наушниках возникла шуршащая тишина. И наконец Алина Михаевна произнесла:

«Знаете… молодой человек, на свете все так сложно. Сейчас и взрослые порой готовы съесть вчетвером одного…»

«Боюсь, что эту мысль Егор усвоил уже достаточно крепко…»

Он тогда шагнул в прихожую, ощутив глубокое отвращение к дальнейшему разговору. Слышно было, как шлепнулись на паркет сброшенные с сапог «лапти». Глухо (видимо, уже далеко от микрофонов) мать Егора сказала:

«Я не хотела вас обидеть. Я… обдумаю ваши замечания…»

Кажется, Михаил буркнул в ответ «обдумайте» и затем «до свидания». Но это на пленке уже не записалось. Отпечатался только звук закрывшейся двери. А потом – долгая тишина. Пустая и горько-недоуменная – как то ощущение потери, с которым уходил Михаил из этого дома…

Вдруг ударили по ушам дребезжащие аккорды и какой – то кретин завыл на тарзаньем языке: «Бы-улы-улы-а, а, а, а-ха-ха…» Видно, Егор проник в комнату и остановил запись…

Михаил, глядя в сторону, отдал Егору наушники.

– Видишь, – сказал Егор с безмятежной улыбкой. – Никакого разглашения тайны. Я все узнал сам.

«И приехал, – подумал Михаил, отгоняя сомнения и досаду. – Приехал же! Какой бы он ни был, как бы ни ершился и ни вредничал, все равно он – здесь. Примчался…»

– Ты не все узнал, – осторожно сказал Михаил. Он остановил в себе желание взять Егора за плечо и придвинуть к себе. – Про отца-то ничего не знаешь… Про того…

– Вот и расскажи, – отозвался Егор непонятным тоном. – Надеюсь он не был летчик-испытатель?

– Нет… С чего ты взял? И что плохого, если летчик?

– Ничего, кроме вранья. Почему-то сыновьям всегда пудрят мозги. Папа где-нибудь в бегах или в отсидке, а мама историю вяжет: «Он испытывал истребители и героически погиб…»

– Что за чушь ты несешь! Даже из записи ясно, что ничего похожего…

– Да я не про этот случай, а вообще, – буркнул Егор.

– А я «про этот»… Он испытывал не истребители, а подводные аппараты особого назначения, – тяжело сказал Михаил. – Он был их конструктором… А погиб он не при испытаниях, а при стычке с двумя бандитами. В Симферополе… Проводил меня на самолет в аэропорту, сам поехал на вокзал, чтобы электричкой вернуться в Севастополь… А они его, видимо, выслеживали…

Егор не спросил, что за бандиты и зачем выслеживали. Шевельнул ботинком листья и сказал:

– А, правильно. Мать же говорила… Поэтому она и считает, что ты виноват?

– С ее точки зрения, видимо, так, – сумрачно произнес Михаил. – А что она еще говорила?

– Ты разве не всю запись прослушал?

– А… Постой! Ты что же, сам-то с матерью про это не разговаривал?

– Зачем?

– Значит… сразу взял да и сюда приехал?

– Как видишь, не сразу. Воскресенья дождался.

Старательно уходя от его нагловато-равнодушного тона, Михаил спросил со сдержанной заботой:

– А меня сразу отыскал?

– Естественно. По той бумажке.

– Слушай, Егор… А дома-то у тебя знают, где ты?

– До вечера не хватятся, а к десяти я приеду. Отсюда в пять часов электричка идет.

– Как в пять?.. А… но это же через два часа!

– Ну и что? До вокзала рукой подать.

– А разве ты… – Михаил совершенно по-дурацки растерялся. – Я думал… Ну, давай хоть на полчасика забежим ко мне!

– Зачем?

– Как зачем? Вообще… С мамой познакомлю. Она же… тетка твоя, сестра отца. Ты не представляешь, как она…

– А зачем? – третий раз спросил Егор и поднял глаза. Спокойные такие глаза. Симпатичный такой паренек Егор Петров.

– Тогда для чего ты приехал? – тихо сказал Михаил.

– Я-то? Уточнить.

– Что именно?

– Как что… Правда ли, что мой папочка – не совсем папочка… Вернее – совсем не папочка.

– И… все?

– А что еще?

– Да-а… – сказал Михаил. И ощутил ту же потерянность, как в конце беседы с Алиной.

Егор снисходительно вздохнул:

– Давай уточним и другое. Ты чего хотел? Младшего родственника, которого надо спасать от плохих компаний? Растить из него достойного строителя БАМа и члена оперотряда?

– Дурак ты, – безнадежно сказал Михаил.

– Ну, конечно. Все, кто не приемлют милицейскую мораль, – дураки, – четко произнес Егор.

– А у тебя какая мораль?

– Заканчивай мысль. Скажи, что у меня никакой морали.

– Егор, зачем мы так? – Михаил проговорил это с ощущением, что стучится в дверь, хотя знает, что в запертой комнате никого нет. – Встретились, и будто враги…

– Почему враги? Я к тебе ничего не имею. – Егор встал. – Пойду. Надо еще перекусить до отъезда. Тут какое-то кафе недалеко, с самообслуживанием.

– Постой! – Михаил схватился за соломинку. – Я тебя провожу до вокзала. – И подумал: «Сейчас скажет – зачем?»

Но Егор только молча прошелся глазами по его шинели.

– Ты сиди и обедай, а я заскочу домой, переоденусь, – предложил Михаил. – Это всего полчаса. Надеюсь, не исчезнешь?

– Я не клиент вашего детприемника. Не исчезну.

Интересно, что Егор не возражал, когда Михаил купил билет и сказал, что они поедут вместе. Только пожал плечами:

– Туда и обратно – потеряешь полсуток. Неужели охота?

И вот теперь они сидели в пустом вагоне. И несмотря на все недавние разговоры, Михаил опять думал, что, может быть, не все еще потеряно. Может, приоткроется что-то в этом мальчишке. Если зацепить какую-то струнку, найти нужные слова… Но слов не находилось, и Михаил спросил:

– Пообедал-то нормально?

– Сэнк ю, май сэржант. В соответствии с режимом.

– Скотина ты все-таки, – вздохнул Михаил (вот тебе и «нужные слова»).

– Еще раз благодарю… А почему ты заявил матери, что я обязательно попаду в милицию?

Это был не тот разговор, но хоть какая-то зацепка.

– Объяснить подробно?

– Лучше коротко. Но понятно.

– Постараюсь… Тебе наплевать на людей. Судя по всему – на всех наплевать, кроме своих дружков. А может, и на них…

– Может быть, – вставил Егор.

– Значит, тебе наплевать на законы, по которым люди живут, общаются между собой… Наверно, я коряво выражаюсь…

– Ничего, я улавливаю.

– Ну вот. А раз тебе на них наплевать, ты в любой момент можешь их нарушить.

– Не такой уж я дурак.

– Конечно. Ты знаешь, что нарушать закон – себе дороже. Остап Бендер тоже чтил Уголовный кодекс… Но тебя держит в рамках не совесть, не боязнь кого-то обидеть, а один страх. Точнее, благоразумие (это не так обидно). Когда этот… это благоразумие однажды не сработает, когда тебе покажется, что можно действовать безнаказанно, ты и загремишь… На этом все гремят. Не только прирожденные преступники, а вообще эгоисты.

– Так… – Егор сел поудобнее. – Теперь развей мысль, что я эгоист.

– Ты что, сам этого не знал?

– Знал, знал… Ну, давай дальше: как «гремят» эгоисты.

– Такие, как ты? Или вообще?

– Вообще. В мировом масштабе.

– Очень просто! – Михаил почувствовал, что заводится, но подумал: плевать. – Ощущения эгоиста какие? «Я – пуп Земли. Остальные – это мое окружение. Питательная среда, из которой я, чтобы благополучно существовать, должен тянуть соки». И тянет. Жулик тянет из карманов, грабитель «трясет» сберкассы… А есть не жулики и не грабители. Вроде бы… Они благопристойны и даже занимают посты. Но главное для них – не работать, а хапать. Причем часто работают неплохо – чтобы лучше хапать. Чтобы иметь… И вот отсюда – приписки к планам, фальшивые премии, махинации с квартирами, машины без очереди…