Я расстегиваю джинсы и подхожу. Хуй не стоит. Мне вообще не хочется ебаться. Хочется только срать. Я стою перед ней. Майка закрывает хуй.

– Ты что, думаешь я тебе буду дрочить? – говорит она. – Если хочешь, сам дрочи.

– Не хочу.

Я натягиваю трусы и джинсы. Застегиваю замок и пуговицу. Выхожу из комнаты.

– Хули ты так быстро? – спрашивает Крюк.

Я молчу.

– Что, не встал? Надо было задрочить, пока ждал. Вот что значит – первый раз. Ни хера не умеет.

Хохочут все трое, но мне больше всех хочется въебать Джонику. На кухню выходит она.

– Хули вы мне привели импотента?

Все опять начинают хохотать.

– А мы тебя что, не удовлетворили? – спрашивает Крюк. – Вообще-то можем еще.

Она похабно улыбается.

Я вскакиваю, выбегаю из кухни, спускаюсь с крыльца, выхожу за калитку.

Джоник догоняет меня.

– Ладно, не злись.

– Пошел ты на хуй.

– Сам пошел.

#

Я, Вэк, Клок и Бык сидим на скамейке под навесом остановки. Много раз перекрашенная фанерная стенка в нескольких местах проломана – это пацаны показывали каратэ, – и на ней нацарапано «Рабочий – сила» и «Быра урод».

Мы курим и плюем под ноги. Под скамейкой уже целая лужа слюней.

Откуда-то выползает Жора. Это старый дурной алкаш, он шляется по району и собирает бутылки.

– Жора, смотри – бутылка, – кричит ему Вэк. Под нашей скамейкой и правда валяется бутылка из-под пива. Вэк перед этим бросил туда бычок, а потом пустил сопли. Жора наклоняется, и Вэк несильно бьет его по жопе. Мы смеемся.

Жора оборачивается:

– Ты фашист.

– Сам ты фашист.

– Нет, это ты фашист. Ты… ты… ты меня обидел.

– Лучше вали, пока по ебалу не получил. Что, отпиздим Жору? – Вэк смотрит на нас.

– Давай, – говорю я, хоть особой охоты и нет, просто надоело уже сидеть. Скучно.

Жора хочет сделать ноги, но видит, что поздно. Стоит и ждет, что будет. Из ноздри свисает сопля.

– Может, не будем? Ну его на хер, – говорит Бык.

Вэк не слушает, хватает Жору за куртку и бьет ему по носу, потом еще. Голова Жоры мотается, как мяч. Из носа течет кровь. Несколько теток и малых пацанов видят, что происходит, и отходят подальше от нас. Вэк отпускает Жору, и он падает. Мы с Клоком начинаем молотить его ногами. Жора пищит, как поросенок.

– Давай обоссым его, – говорит Вэк.

Я задираю куртку и расстегиваю ширинку.

– Смотри, там – бабы, – говорит Клок.

– По хую.

Моя струя льется Жоре прямо на морду, он что-то шамкает разбитыми губами. Вэк тоже ссыт на него.

– Что вы делаете, гады? – орет какая-то тетка.

– Ничего.

– Я сейчас милицию позову.

– Зови.

Тетка поворачивается и идет в сторону ментовки – это рядом.

– Надо съябывать, – говорит Клок. Мы застегиваем штаны.

– Зря вы его. Нахуя ебанутых трогать? – говорит Бык.

Наша классная – Сухая – оставляет меня после уроков, чтобы выебать мозги.

– Можешь ведь учиться, но не хочешь. Ты – паразит на теле Советской власти, которая семьдесят лет тебя кормит и одевает. Но для тебя еще не все потеряно. Ты еще только в восьмом классе. Пойми, ты мог бы хорошо закончить школу, поступить в институт, стать инженером. Зачем тебе эта компания двоечников? Но по ним тюрьма давно плачет, а ты сын нормальных родителей.

С меня хватит этих гнилых базаров. Я иду к двери. Сухая загораживает дорогу:

– Нет, я еще не все сказала.

Я обхожу ее, открываю дверь и захлопываю ее прямо у Сухой перед носом.

Сидим на остановке.

– Э, Бык, ебаться хочешь? – спрашивает Вэк.

– Отъебись.

– Ну, скажи, хочешь или нет?

– Счас ебну.

– Чего ссышь? Скажи.

– Не хочу.

– Что, жопа болит, а?

Мы все ржем. Бык несильно бьет Вэка в «солнышко». Они начинают махаться, но в шутку, не по-настоящему. Потом Вэк спрашивает меня:

– А ты хочешь ебаться?

– Хочу.

– Ну, иди тогда жопу помой.

Теперь уже они с Быком ржут, как гондоны.

– А ты хочешь, Вэк? – спрашиваю я.

– Ебать хочу, ебаться не хочу. Понял?

Прибегают четверо малолеток – лет по двенадцать. У них разборки между собой. Трое начинают молотить четвертого. Он падает, и его стелят ногами.

Вэк подходит к ним:

– Э, э, э, что такое? – он говорит, типа какой-нибудь сраный учитель или мент. Пацаны останавливаются.

– Заложил, – говорит один.

– А-а-а. Тогда слабо бьете! – Вэк дает ему ногой в живот и пацан начинает реветь на всю улицу, как будто ему тут яйца отрывают. – Ладно, пиздите дальше, только смотрите – здесь ментовка рядом, дружинники всякие ходят.

– Хутэн морхэн, – орет Тамара, учиха по немецкому. Все встают за партами.

– Зэтц ойсь. Айнэ минутэ усе видерхольт.

Тамара – толстая и вонючая, как будто только что обосралась. Она всех в школе заебала своим немецким, но все учителя и даже завуч знают, что она дурная, и боятся ей что-нибудь сказать.

Я ненавижу и немецкий и Тамару и никогда ничего не учу. Она ставит мне «три» потому что в классе есть вообще «нулевые», хуже меня – например, Бык.

– Ну, что вы, неучи, думкопфы – как гулять, так сразу, а как работать, немецкий выучить, так ни хрена? Наставлю двоек за четверть, будете потом бегать жаловаться – плохая Тамара Ивановна, а Тамара Ивановна не плохая, Тамара Ивановна хорошая, она вас, дебилов, уму разуму учит.

Пока все листают тетрадки, я нарочно смотрю в окно. Тамара замечает.

– Гонцов, ком цу ды тафэль с домашней работой.

Я беру тетрадку и иду к ее столу.

– Где домашняя работа?

– Нету.

– Пересказывай текст.

– Не выучил.

– Зэйдысь, цвай.

Дома мама ходит туда-сюда по комнате. Я сижу за столом и смотрю в окно.

– Ну что это за наказание такое? Опять на работу звонила Вера Алексеевна. Говорила, что по немецкому двойка.

– Тамара – дура. Ты сама знаешь.

– Не смей так говорить об учительнице. Я работаю с утра до вечера за копейки – пятьдесят получки, пятьдесят аванса, – а вы этого не цените, что ты, что он.

– Папа тоже работает.

– Замечательно. А где деньги?

– Не знаю.

– Вы с ним меня в гроб загоните скоро. Что это за жизнь?

Я молчу. Она выходит на кухню.

Физица заболела, и урока нет.

– Пошли погуляем, – говорит Вэк. – Все пацаны, пошлите. Хули вы тут будете сидеть?

Идем я, Бык, Быра, Клок, Кощей и Куня. Отличник Егоров и остальные «примерные» остаются в классе с бабами.

На боковом крыльце Вэк достает пачку «Столичных» и дает всем сигареты, даже Куне. Мы курим.

– Ну, что, давайте в жмурки поиграем? – спрашивает Вэк.

– Ты что, охуел, мы что – первоклассники, бля? – говорит Клок. Вэк подмигивает ему, и он врубается. – Хотя, вообще, ладно, давай.

– Куня, ты первый водишь, – говорит Вэк. – Давай сюда свой «пионерский хомутик». Счас тебе глаза завяжем. Короче, за школу не забегать, туда только до забора и до турников.

Он снимает Кунин галстук – с обгрызенными концами и обрисованный шариковой ручкой – и завязывает ему глаза.

– Ну, давай, води.

Все разбегаются, кроме Вэка и Клока. Я понял, что они задумали. Рядом с крыльцом – большая, еще не высохшая куча говна. Пока Куня ходит туда-сюда, выставив руки перед собой, Вэк берет с земли палку и начинает ковырять говно. Насадить его на палку не получается. На земле валяется чья-то тетрадка в зеленой обложке, и Вэк берет ее в руки и поднимает говно с земли. Он идет к Куне. Тот хватает его: «Есть!», а Вэк мажет ему говном руки, потом рот. Все ржут, Куня срывает галстук, плюется и плачет, размазывает по лицу слезы, слюни и мелкие кусочки говна.