Грейс поглубже втянула в себя воздух, а ее сердце глухо застучало от чувства вины и стыда. Рука, держащая трубку, вспотела. Она совсем не умела лгать, никогда даже и не пыталась.

— Ничего не вышло, — тихо призналась Грейс.

— Ты струсила? — предположил Фил. Она с облегчением ухватилась за предлагаемое кузеном объяснение.

— Я была очень усталой… и все думала, и думала, а потом…

Грейс собиралась, пропустив подробности, сказать Филу, что она решила написать Кену Эдвардсу письмо, вместо того чтобы встречаться с ним лично. Но кузен облегчил задачу, перебив ее.

— Я так и предполагал, что ты не справишься, — добродушно заметил он. — Не переживай. Дядюшка Фил спешит на помощь. Мой босс пригласил меня сегодня на обед, и я спросил, нельзя ли взять тебя с собой. У него назначена встреча с Эдвардсом на следующей неделе. И если ты расскажешь о своих проблемах Роджеру, он присовокупит их к своим и преподнесет Эдвардсу все вместе.

— О, Фил, ты очень добр, но я не думаю… — неуверенно начала Грейс.

Она была совершенно не в настроении идти на обед. Что же касается предложения рассказать о проблемах школы боссу Фила, депутату от их округа, то вера Грейс в себя была настолько подорвана последними событиями, что она не знала, сможет ли заставить себя посмотреть в глаза какому-нибудь официальному лицу.

Кузен, однако, дал понять, что отказа не приемлет.

— Ты должна пойти, — настаивал он. — Роджер действительно хочет познакомиться с тобой. Его внук — один из твоих учеников и, по-видимому, большой твой почитатель. Внук, а не Роджер. Хотя…

— Фил, я не могу, — взмолилась Грейс.

— Можешь. Должна. Подумай о своей школе, — поддел он ее, а затем добавил: — Я заеду за тобой в половине восьмого и лучше бы тебе быть уже готовой. — И повесил трубку прежде, чем Грейс смогла продолжить свои протесты.

Грейс устало посмотрела на очередной чистый лист бумаги, лежащий перед ней. Большую часть дня она провела, пытаясь написать письмо Кену Эдвардсу. Головная боль, с которой она проснулась, к счастью, утихла. Но всякий раз, как она старалась сосредоточиться на своем занятии, Кен Эдварде возникал перед ее мысленным взором. И в памяти всплывало не только его лицо в мельчайших деталях, осознала она, покраснев, как пионы, росшие на клумбе ее соседки. Миссис Дженкинс, несмотря на свои восемьдесят лет все еще остававшаяся завзятым садоводом, с грустью объясняла Грейс, что любит насыщенные, яркие цвета потому, что только их и может различать.

Любовно ухоженные клумбы самой Грейс были более спокойных светло-зеленых, белых, серебристых тонов… Таких же серебристых, как незабываемые глаза Кена Эдвардса.

Она покраснела еще больше, когда, опустив взгляд, увидела, что аккуратно вывела в верхней части листа: «Дорогие Незабываемые Глаза!».

Быстро скомкав лист, она отправила его к предыдущим, в корзинку, и начала снова, напомнив себе, как важно показать Эдвардсу, что закрытие фабрики губительно отразится не только на школе, но и на всей общине.

Маленькие городки в их традиционно сельском округе либо вымирали, либо оживали только по уик-эндам, когда туда приезжали отдохнуть рабочие, перебравшиеся в крупные города. И местные жители трудились не покладая рук, чтобы их городок оставался живым полноценным организмом.

Если удастся привлечь на свою сторону босса Фила, тот, возможно, сумеет им помочь. Слегка нахмурившись, Грейс отодвинулась от письменного стола. Она должна сделать все возможное, чтобы ее школа продолжала существовать. Когда Грейс только назначили директором, в окружном департаменте образования ей сказали, что это ненадолго, поскольку школа непременно вскоре закроется.

Конечно, она знала, что в соседнем городе имела бы более широкие перспективы и высокую зарплату, но, войдя в курс дел и поняв, какие последствия принесет закрытие их школы, начала активно набирать новых учеников. Порой приходилось даже упрашивать родителей, которые все больше склонялись в пользу частного образования, дать шанс местной начальной школе.

Ее усилия не прошли даром. И Грейс знала, что никогда не забудет того чувства гордости, которое испытала, получив очень лестные отзывы об их школе после инспекторской проверки.

Она гордилась не столько собой, сколько усилиями учеников и родителей, которые поддержали школу. Она не могла просто отойти в сторону и наблюдать, как рушится возведенное общими усилиями здание, а вместе с ним — и столь усердно прививаемое ею ученикам чувство товарищества и взаимовыручки.

Грейс удалось доказать, что в атмосфере любви и заботы, в школе, где каждого хорошо знают и ценят как личность, дети учатся с большим интересом и обретают уверенность в себе, которая, несомненно, поможет им в дальнейшей жизни. Да, ей все это было хорошо известно, но объяснить это Кену Эдвардсу почему-то казалось сейчас невозможным.

Наверное, этому мешали подозрения Грейс, что Эдвардс уже принял решение. И какая-то маленькая община, привычную жизнь которой он мог походя разрушить, не имела для него никакого значения в сравнении с возможными прибылями от сделки с Купером. А может быть, все дело было в том, что, как Грейс ни старалась, сейчас она не могла думать ни о чем, кроме ночи, проведенной с Кеном.

С каждым часом, отдалявшим ее от этой ночи, Грейс становилось все хуже от осознания того, что она натворила. Подобное поведение было ей совершенно несвойственно, доказательством чему, если бы она в таковых нуждалась, было то, что Кен Эдвардс стал ее первым любовником!

Слишком взволнованная, чтобы чем-то заниматься, она встала и принялась мерить шагами маленькую гостиную.

Каким бы шокирующим ни было ее поведение, Грейс не могла отрицать, что наслаждалась прикосновениями Кена Эдвардса, его ласками, его обладанием.

Но это из-за того, что я была отчасти пьяной, отчасти сонной, попыталась оправдаться она перед собой. Однако врожденная честность не давала ей забыть, как она отреагировала на него, когда увидела впервые, будучи уже совершенно трезвой и полностью проснувшейся!

Часы показывали почти шесть пополудни. Письмо осталось ненаписанным, но пора уже было бросить его, чтобы приготовиться к вечеру.

Фил старается изо всех сил, чтобы помочь ей, и она должна быть ему благодарной. Однако Грейс хотелось только одного: остаться дома и не выходить до тех пор, пока не станет ясно, что же все-таки с ней произошло.

Проведя пальцами по свежевыбритому подбородку, Кен поморщился. Ему совсем не хотелось идти на обед. Но когда позвонил Роджер Перкинс, депутат от этого округа, и пригласил его к себе домой, он не смог ему отказать. Кену уже случалось встречаться с Роджером, и тот ему нравился.

Для успеха бизнеса совсем не помешает наладить дружеские отношения с местной элитой. А когда Роджер намекнул, что на обеде будут люди, которым наверняка интересно было бы пообщаться с ним в неформальной обстановке, Кен счел уж совсем неудобным выказывать пренебрежение. Кроме того, оказавшись на людях, он, возможно, хотя бы на время перестанет думать о прошлой ночи и об этой испорченной, невыносимо чувственной женщине, которая так затронула его за живое, что это просто пугало Кена.

Как бы там ни было, но Грегори Купер пока не пытался связаться с ним. И Кен надеялся, что у того хватит ума понять, что его нельзя ни к чему принудить. Но в то же время он сомневался, что Купер отступится от него. Не того сорта был человек, чтобы, заплатив соучастнице, остаться ни с чем.

Может быть, у Купера была возможность и самому оценить сексуальное мастерство взлохмаченной мучительницы Кена? Его потрясло то, какой нестерпимой показалась ему эта мысль! Не сошел ли он с ума, если чувствует себя чем-то связанным с такой женщиной — женщиной, доступной любому мужчине?! Кен невольно вспомнил, каким требовательным было ее тело, как крепко обвивалось вокруг него… словно прежде не знало другого мужчины. Нет, я действительно сумасшедший, вздохнул Кен, взглянув на приближающийся дорожный указатель, чтобы убедиться, что едет в правильном направлении.