Если не пропьет половину по дороге.
Подумав так, Робер укорил себя за недостойные мысли. Оруженосцы уже вьючили лошадей, а брат Анри с задумчивым выражением на лице разглядывал свой отряд.
– Кто у нас говорит по-английски, клянусь Святым Отремуаном? – донеслось до молодого нормандца его бормотание. – Кажется, брат Мэтью отсюда родом…
Названный оруженосец был опрошен, и выяснилось, что родился он действительно на острове, и изъясняется на местном наречии без особых трудностей.
– Во имя Господа, командор, – проговорил брат Мэтью, улыбаясь так широко, что была видна дырка на месте одного из боковых зубов, выбитого, как знал Робер, в схватке с сарацинами. – Я вырос неподалеку отсюда, в Истборне, и знаю тут каждый дом…
– Вот и отлично, – проворчал, ежась от холода, де Лапалисс. – И отведи нас к лучшему в этом городе постоялому двору! Клянусь Святым Отремуаном, пока не отлежусь после этого плавания, то никуда мы дальше не двинемся!
15 декабря 1207 г.
Южная Англия, дорога Гастингс – Лондон
Брат Бартоломью, присланный из Лондонского Дома в качестве проводника, оказался высок и худ, точно корабельная мачта. На голове его разместилась изрядных размеров плешь, которая радостно отражала свет неяркого зимнего солнца, а блекло-голубые глаза расположились по сторонам от носа столь выдающегося, что ему позавидовал бы аист.
Дать о себе знать английским братьям брат Анри решил в первый же вечер на острове. Хозяин гостиницы, где остановились рыцари, получил несколько полновесных золотых монет, его сын, пряча в суму написанное де Лапалиссом письмо, вывел из конюшни лучшую лошадь, и уже на следующий день в двери гостиницы, склонившись, чтобы не врезаться головой в притолоку, вошел брат Бартоломью.
Ну а сейчас он на высокой чалой лошади возглавлял отряд. Рядом с ним держался брат Анри, и Робер, едущий сзади, мог хорошо слышать их разговор.
– Во имя Господа, как живется сейчас братьям Ордена в Англии? – поинтересовался де Лапалисс.
– Увы, не самым лучшим, – печально вздохнув, отозвался брат Бартоломью. На ланге д’уи он говорил с акцентом, но вполне разборчиво. – Король очень суров к своим держателям [206] в то время в Англии почти не употреблялся, вместо него использовалось слово tenens (держатели)). Он не признает за Орденом и его землями права держания в свободной милости [207] . Нам приходится платить и scutagium [208] и carucagium [209] , и помимо них, король в этом году потребовал помощь для войны за земли во Франции. Те, кто отказываются ее вносить, попадают в заточение, а владения их разграбляются…
– Помилуй нас Господь! – воскликнул брат Анри с искренним удивлением. – А что бароны?
– Благородные люди все запуганы, – печально сказал английский рыцарь, – все молчат. С того времени как умер Гумберт Вальтер, архиепископ Кентербери [210] , никто не смеет возвысить голос перед королем. Новый прелат, Стефан Лангтон, преданный слуга Апостолика, с которым король Иоанн в большой ссоре, не имеет веса при дворе.
– Да, неладно что-то в английском королевстве, – покачал головой де Лапалисс.
– Увы, это так, – подтвердил брат Бартоломью и замолчал.
Снежок поскрипывал под копытами лошадей, холодный ветер заставлял плотнее закутываться в плащи, а вокруг простирались заросшие кустарником пустынные холмы – унылый английский пейзаж.
16 декабря 1207 г.
Южная Англия, окрестности Лондона
Зимний день короток. Солнце давно ушло за горизонт, мир погрузился во тьму, а отряд тамплиеров все продолжал путь. Дорога хорошо была видна в свете звезд, которые сияли с совершенно чистого неба. По сторонам от нее лежали белые просторы заснеженных полей. Мороз становился все сильнее, Робер ощутил, как горят уши.
– Уже скоро, сеньоры, – проговорил брат Бартоломью, махнув рукой в сторону нескольких огоньков, показавшихся на севере, – вон там Лондон, а наше командорство находится чуть восточнее города, на берегу Темзы.
В подтверждение своих слов английский рыцарь вскоре свернул с широкой и торной дороги, ведущей к столице, на куда более узкую, уходящую на северо-восток, в сторону от города.
Из тьмы донесся сердитый собачий лай, и вскоре отряд проехал большую деревню. В окошках домов горели огни, пахло свежевыпеченным хлебом.
– Еще немного, – подбодрил брат Бартоломью, оглядывая замерзших и уставших товарищей.
Впереди вырос холм, на вершине которого темнели несколько строений, обнесенных высокой стеной. На фоне звездного неба четко выделялся силуэт церкви.
– Откройте, во имя Господа! – постучал в ворота английский рыцарь.
Там открылось небольшое окошечко, затянутое частой решеткой, из него на снег упал оранжевый отблеск от факельного огня.
Выглянувшее из окошечка лицо было широким, красным и добродушным. Последовал обмен репликами между братом Бартоломью и привратником, после чего ворота, заскрипев, открылись.
– Во имя Господа, братья, – возгласил английский рыцарь, поворачиваясь к спутникам и, одаряя их искренней улыбкой, – мы прибыли вовремя! Капитул еще даже не начался!
Вслед за проводником тамплиеры въехали на широкий двор. С трех сторон его ограничивали жилое здание, церковь необычной круглой формы, к которой вела крытая галерея, и приземистое широкое здание, конюшня, судя по доносящемуся с той стороны запаху конского навоза.
– О Матерь Божья, как я замерз! – проговорил брат Анри, слезая с коня. – Жара Леванта куда полезнее для моих старых костей, чем холод Британии!
– Что уж тогда говорить о моих, сир? – усмехнулся брат Готье.
– Вас всех согреет подогретое вино и добрая трапеза, – вмешался в беседу брат Бартоломью. – Но сейчас поспешим в церковь, капитул вот-вот начнется. Оруженосцы разберутся с лошадьми и багажом без вас.
Внутри церкви было много народу, в задних рядах толпились сержанты, впереди все белело от рыцарских одежд.
– Садитесь вот сюда, сеньоры, – шепнул брат Бартоломью, указывая на место на свободной скамье. – Магистр сейчас будет…
В ожидании Робер разглядывал церковь, и невольно загляделся на то, как был украшен потолок храма. Тут был Агнец, несущий хоругвь, и крест, поросший листвой и цветами. Все было изображено с необычайным искусством…
– Помолимся, братья, во славу Господа! – низкий, густой голос, вернул молодого нормандца к реальности. Он поспешно встал вместе с остальными, и, сняв с головы кель, забормотал привычное “Pater noster…”
Магистр Ордена в Англии оказался невысок и плотен, под одеждой проглядывало округлое брюшко. Но взгляд темных глаз был властным, а возраст выдавала только седина, словно снег усыпавшая некогда русые волосы.
Молитва закончилась.
– Начнем же наш еженедельный капитул, во имя Господа нашего, Иисуса Христа и Божией Матери, которая и положила начало нашему Ордену, – проговорил магистр, осеняя себя крестным знамением. Даже здесь, в далекой Англии, отстоящей на сотни лье от Иерусалима, слова еженедельного ритуала были те же, что и главном Доме Ордена. Осознание этого внезапно наполнило Робера чувством причастности к чему-то могучему, перекрывающему границы фьефов и стран…
Занятый собственными мыслями, он пропустил весь капитул, который оказался очень коротким. За неделю в лондонском командорстве не нашлось достойных упоминания грехов.
Рыцари и сержанты принялись покидать помещение. Брат Анри и прибывшие с ним встали, а ведший капитул магистр уже спешил к ним.
– Брат Жоффруа, – сказал де Лапалисс, почтительно кланяясь. – Рад приветствовать вас во вверенном вам командорстве.
– К сожалению, за последние двадцать лет меня приветствуют в основном здесь, – с улыбкой ответил англичанин, – с того момента, как я отплыл из Святой Земли по приказу генерального капитула, я ни разу не покидал острова. А вас что привело в наши туманные края?
– Приказ магистра, – сказал брат Анри. – Но о нем, как я думаю, лучше поговорить наедине…
Острый, точно бритва, взгляд брата Жоффруа пробежал по лицам присутствующих.
