Разозлившись на себя, молодой нормандец сам пошел в атаку. Мощно размахнувшись, он обрушил на противника могучий удар сверху. Закрыться тот не успел. Тяжелое лезвие с хрустом пробило шлем, рассекло череп до середины и там застряло.

Робер выдернул меч. С противным скрипом тот вышел из раны. Сарацин медленно откинулся назад и рухнул наземь. Кровь полилась на землю, превращая желтую пыль в липкую темную грязь.

Робер осмотрелся. Схватка разбилась на отдельные поединки. Более тяжелое вооружение и выучка рыцарей брали верх. Большинство сарацин были повержены, несколько человек отчаянно нахлестывали лошадей, уходя на север. Сопротивлялись только самые упорные или отчаянные.

У повозок схватка еще продолжалась. Жослен, чей конь сверкал, словно посеребренный, что-то яростно орал, подбадривая воинов. Его спешившиеся рыцари и сержанты сумели преодолеть заслон из повозок и теперь сражались внутри, добивая последних защитников каравана.

Чуть в стороне один из братьев, изловчившись, вонзил клинок в живот последнему оставшемуся в седле сарацину. Тот тонко, по-заячьи, заверещал, и упал с коня.

– Вот и все, – проговорил появившийся откуда-то сбоку брат Анри. На его щите виднелась здоровенная вмятина.

К месту битвы спешили оруженосцы. Не дожидаясь их, Робер стащил с головы шлем и кольчужный капюшон. Горячий ветер взлохматил слипшиеся от пота волосы, шершавым языком слизнул с лица пот.

– Поехали, посмотрим, что там у сеньора Жослена, – сказал брат Анри, отдавая подоспевшему оруженосцу щит и шлем.

Робер тоже избавился от наиболее неудобной части снаряжения, и последовал за командором. Вельянгиф, хоть явно устал, шел бодро, перебирая длинными мускулистыми ногами.

– О, монсеньоры! – приветствовал подъехавших Жослен. Он тоже снял шлем, но держал его в руке, так что султан из перьев торчал около самого лица Храмовника. – Поздравляю вас с победой!

– Взаимно, – ответил брат Анри. – Силой Господа одолели мы неверных! Но что это за человек?

Перед сеньором Горной Аравии двое крепких сержантов держали пожилого сарацина. Халат его покрывала грязь, но роскошную ткань можно было рассмотреть сразу.

– Похоже, это хозяин каравана, который мы с Божьей помощью захватили! – ответил Жослен. – Сейчас я побеседую с ним…

И хозяин Трансиордании перешел на арабский. Перепачканный старик, на лице которого наливался свежий синяк, в ответ на первый же вопрос разразился длинной речью. Борода его тряслась, а в темных глазах видно было отчаяние.

– Что он говорит? – не сдержал любопытства Робер.

– А, просит не убивать, обещает выкуп, – ответил Храмовник. – Ладно, отпустим одного из его людей, а дед пока посидит у меня в подвале. Эти денежки будут мои, а остальную добычу, как и договаривались – пополам!

– Хорошо, во имя Господа, – ответил брат Анри. – Брат Готье и кто-то из ваших людей должны произвести дележ…

Старый сержант тут же явился, а командор в сопровождении Робера вернулся к своим. Погибших братьев, а таких оказалось пятеро, уже освободили от шлемов и положили в ряд. Среди них был брат Тома. На круглом лице его застыла гримаса странного удивления, словно рыцарь не мог поверить в собственную смерть.

– Упокой Господи их души, – пробормотал командор, а Робер вдруг с содроганием осознал, что уже не сможет спросить невысокого рыцаря про тот дар, который позволял ему давать особые советы де Лапалиссу.

Смерть лишила брата Тома возможности советовать вообще.

Глава 7

Когда Сирия завоевана, а Антиохия осаждена, среди великих войн и боев с неверными турками, которых столько перебили и побеждали… тогда, в те старые времена кто был нормандцем или или французом, пуатевинцем или бретонцем, бургундцем, пикардийцем или англичанином? Ведь все, и рыжий, черный или белый, носили тогда имя франков и честь одну тогда делили сообща.

трувер Амбруаз, 1215

4 июля 1207 г.

Левант, Наблус

– Мы рады, что вы явились без промедления, магистр, – голос короля Амори звучал спокойно, но в нем чувствовался скрытый гнев.

– Ваше величество, – Жак де Майи коротко, по военному, поклонился. Королевский гонец доставил приказ явиться ко двору в Иерусалим позавчера. Быстрее глава Ордена Храма приехать бы не смог, а промедление могло стать роковым. Юный монарх не отличался терпением.

В глазах д’Ибелена, стоящего, как обычно, сбоку от короля, де Майи явственно видел предостережение. Переговорить с бальи наедине не удалось, и магистр, догадывавшийся, что Амори недоволен Орденом, об этом очень жалел.

– Мы недовольны вами, магистр, – проговорил юный правитель Иерусалимского королевства ломким баском, и на этот раз нотки раздражения в его голосе звучали явственно.

– Помилуйте, сир, – искренне изумился де Майи. – Чем я мог вызвать ваш гнев?

– Точнее, не вами, – поправился Амори, и тут же совершенно по детски шмыгнул носом. – А вашим Орденом! До нас дошли сведения, что сеньор Горной Аравии Жослен, прозванный Храмовникам, учинил нападение на караван, и в нападении этом участвовали рыцари Ордена Храма!

– Но, сир…

– Молчите! Я не закончил! – король, судя по всему, был в большом гневе. – Этот караван шел из Северной Сирии, и когда там узнали о случившемся, то Аз-Захир [117] и Аль-Мансур [118] тут же отправили гонцов к султану с известием о том, что пора бы наказать наглых франков!

Магистр молчал, понимая, что должен только слушать и ждать. Время говорить придет потом.

– Неверные собирают войска! Мы на пороге войны! – продолжал бушевать Амори. Лицо его побагровело, а голос чуточку охрип. – И из-за чего? Из-за грабителей, которым не дает спокойно спать чужое добро! Ладно Жослен, еще его батюшка промышлял грабежом, и едва не погубил королевство [119] ! Но Орден? Его рыцари всегда славились, как мужи благоразумные и достойные! Почему ваш командор в Заиорданье не отговорил Жослена от затеи с нападением? Он сам принял участие в грабеже! Как это понимать? Ваш Орден превращается в банду грабителей и убийц? Может быть, мне, во имя Господа, последовать примеру деда [120] и постараться распустить Орден Храма, а его крепости отдать воинам Госпиталя? Уж они не будут грабить мирных купцов!

“Не иначе, иоанниты из Валь-Муаза и донесли обо всем” – подумал де Майи. – “Ох, Анри, Анри, в хорошенькую историю ты меня впутал! Хотя кто же знал, что это нападение так разозлит сарацин?”.

– Ваше величество, – сказал магистр, видя, что король замолк и выжидательно смотрит на него. – Вам известна преданность нашего Ордена делу Христа. Собственной кровью и ратными трудами мы ежедневно доказываем ее. Не стоит из-за одной заблудшей овцы резать все стадо! Виновные будут строго наказаны, и Орден собственной отвагой в грядущих боях докажет, что он еще на что-то годится!

– Хорошо, магистр, – Амори холодно кивнул. – Мы верим в то, что вы наилучшим образом знаете как поступить… И будьте готовы к тому, что вам придется вести монастырь в бой!

– Да, сир, – поклон магистра Ордена храма на этот раз вышел куда более глубоким, чем в начале разговора. 10 июля 1207 г. Горная Аравия, замок Села Гонец примчался в замок поздним вечером. И он сам, и обе его лошади выглядели истощенными до крайности. Привезенное письмо оказалось запечатано личной печатью магистра.

– Позаботьтесь о человеке и животных, – приказал брат Анри и с треском сломал печать. Умение читать не считалось необходимым для благородного рыцаря, но де Лапалисс, которого в детстве готовили к духовному поприщу, довольно сносно разбирал буквы.

Пока он читал, медленно шевеля губами, лицо его становилось все более мрачным.

– Тысяча дьяволов! – сказал он, закончив чтение. – Клянусь Святым Отремуаном, лучше бы я прыгнул с донжона, чем пошел бы в тот набег!

– Что случилось, сир? – поинтересовался Робер, который все это время находился поблизости.

– Ничего хорошего! С сегодняшнего дня я более не командор. Мне велено сложить с себя должность во имя Господа, оставить замок на кого-либо из достойных братьев, и с малой свитой вернуться в Иерусалим!