– И я ничего не забыл. Помню каждый момент прошлого и до сих пор помню твою реакцию.

На губах его появилась легкая чувственная улыбка.

– Например, знаю, что, если сделать так… – его ладони легли ей на груди, ласково и осторожно поглаживая их, – то ты закроешь глаза. А если так… – положив подушечки больших пальцев на ее соски, Висенте подразнил их, заставив отвердеть, – то ты начнешь издавать легкие стоны, сводящие меня с ума. Но если сделать так…

Он склонил темноволосую голову. И Дженетт почувствовала коснувшиеся ее груди губы, на этот раз уже не нежные, а требовательные и жадные, заставившие ее затрепетать от желания и обнять руками его мощные плечи.

– Висенте! О, Висенте! – простонала она, и в этот момент все, о чем он говорил, вдруг ясно всплыло в ее памяти, заставив отбросить последние сомнения.

Это был ее муж, и, хотя они воссоединились лишь недавно, Дженетт тоже отлично помнила, как доставить ему удовольствие. Поэтому она дала волю рукам, поглаживая, дразня, лаская, одновременно прижимаясь губами к мускулистой груди, лаская языком плоский сосок.

Но когда его длинная нога уже протиснулась между ее бедрами, Дженетт поняла, что во избежание недопонимания между ними просто должна прояснить еще одну вещь.

– Висенте… – прошептала она прерывающимся голосом, – я хочу, чтобы ты знал… Я… я действительно никогда не спала с Десмондом. И не было никого…

– Знаю, – сказал он грубым, хриплым голосом, выдающим силу обуревающих его чувств. – У меня есть глаза.

– Тогда чего мы ждем? – спросила Дженетт и откинула голову назад, словно приглашая к дальнейшим действиям.

– О, дорогая!

С этим приглушенным возгласом радости, триумфа и облегчения одновременно с горящими от страсти глазами Висенте наконец вошел в нее.

– Именно так и должно быть, дорогая… – пробормотал он. – Должно было быть все это время…

Но Дженетт не слушала. Ей хотелось сейчас не слов, а любви. Обвив Висенте ногами она начала слегка покусывать его, пока наконец он полностью не отдался охватившему его желанию.

Чувства целиком овладели ею. Не осталось ничего, кроме ощущения его внутри себя и ответа на это своего собственного тела. Ритм все ускорялся, унося обоих из мира реальности туда, где не существует ни времени, ни пространства, а только сжигающее обоих ослепительно белое пламя страсти…

Когда все осталось позади, Дженетт замерла в его объятиях, не в силах, казалось, ни говорить, ни думать. Но когда Висенте начал вновь, вроде бы слишком скоро, она обнаружила, что ее тело отвечает еще быстрее, что ее желание еще сильнее, а в кульминационный момент она словно захлебнулась в безбрежном море наслаждения.

– Можешь поспать еще… Восстанавливай свои силы, дорогая, – посоветовал Висенте с самодовольством мужчины, измучившего свою женщину в постели.

С ощущением томной лени во всем теле, Дженетт обняла его за шею.

– Звучит просто чудесно. Значит ли это, что ты собираешься сегодня сам разбудить Карен и накормить ее завтраком?

Представив себе все, что предстоит сделать для достижения этой цели, Висенте не удержался от нарочито мучительного громкого стона.

Лицо Дженетт осветилось непроизвольной веселой улыбкой.

– Я только пошутила… Мне просто хотелось увидеть твою реакцию.

– Ведьма! – пробормотал он с притворной досадой, не отрывая от ее смеющегося лица взгляда, в котором сквозило, однако, некоторое беспокойство.

Их развод был решенным делом. Висенте получил уведомление накануне вечером и хотел было осторожно намекнуть Дженетт об этом ночью, не зная, в курсе ли она и не хранит ли просто дипломатическое молчание. Но потом подумал, что будет разумнее, если ей станет известно это позднее и от адвоката. Делать подобное объявление лично было бы ошибкой. Ему не хотелось видеть ее огорчения.

Еле заметная напряженность, появившаяся во взгляде Висенте, заставила Дженетт насторожиться.

– Что-нибудь не так?

– Не так? Да нет, все в порядке. – Безразлично пожав широкими плечами, Висенте встал с кровати.

Он переспал со своей бывшей женой, что из этого? Она была счастлива, он был счастлив, да и Карен тоже была счастлива… А их интимные отношения никого не касаются. Хотя, может быть, ему следует прислать ей цветы, в знак своей признательности.

Цветы в обмен на обручальное кольцо? – поддразнил внутренний голос, заставив Висенте стиснуть зубы.

Что ж, можно закачать какие-нибудь драгоценности… что-нибудь особенное… ожерелье или браслет. Правда, Дженетт всегда была равнодушна к украшениям, скажем спасибо, положит в ящик стола и забудет о них. Или пригласить ее на ужин. Но туда непременно набегут папарацци, а газетные фотографии вряд ли доставят ей удовольствие… О! А не купить ли ей самое редкое членистоногое нечто, которое только можно достать за деньги? В этом что-то есть: пусть изучает его в свое удовольствие.

– Ты уверен, что все в порядке? – вновь спросила Дженетт, удивленная его необычным поведением.

– Да… я просто задумался. Нам нужна вернее, тебе нужна, – торопливо поправился Висенте, удивляясь, что его подводит обычно железная выдержка, – няня, которая бы занималась с Карен.

Предпочитая делать вид, будто не заметила оговорки мужа, выдающей его представление о них как о супружеской паре, Дженетт широко улыбнулась.

– Мария Пьедад, няня, работавшая на меня в качестве приходящей, сказала, что не прочь пожить городской жизнью.

Он удивленно поднял брови.

– Эта Мария испанка?

Дженетт вновь улыбнулась.

– Ее отец испанец, поэтому она свободно говорит на его родном языке. Я всегда считала, что это будет для Карен полезно.

Висенте был поражен. Даже во времена наихудших отношений между ними она учитывала происхождение дочери и подыскала ей соответствующую няню. Он ее явно недооценивал.

– Она кажется подходящей во всех отношениях, – заметил Висенте.

Рубашка Висенте валялась на полу вместе с небрежно брошенными майкой и джинсами, на вешалке висели три деловых костюма. На столике рядом с телефоном лежала расческа и несколько английских и испанских газет. Привыкнув к наличию прислуги, он раскидывал вещи, где придется, создавая ужасный беспорядок в доме. Но именно эти валяющиеся повсюду вещи мужа наполняли сердце Дженетт тихой радостью.

В течении двух лет ее спальня была лишена признаков его присутствия. Но сейчас Дженетт не хотелось даже вспоминать об этих печальных временах. К чему воскрешать прошлое, когда настоящее так прекрасно?

Она прожила на новом месте все неделю, и с каждым днем Висенте проводил с ней все больше и больше времени. Уик-энд прошел вообще просто замечательно. Он отключил веете телефоны и совсем не занимался работой Они прекрасно провели время в компании Карен и эти простые семейные радости наполнили сердце Дженетт удовлетворением.

Сам Висенте, следовало признать, за время их разлуки сильно переменился – стал менее высокомерен, эгоистичен и раздражителен. Вновь и вновь он демонстрировал способность пойти на компромисс ради нее и Карен, хотя еще два года назад это было для него почти ругательное слово. Он делал только то, что хотел, и любые ее попытки занять в его жизни более важное место потерпели полный крах.

Глядя теперь в прошлое, Дженетт понимала, что, несмотря на заключенный брак, во многих отношениях Висенте продолжал вести привычную ему жизнь холостого человека. Удивительно, как только она умудрилась не замечать этого раньше, полагая, что все это время он был верен ей!

Висенте настоял на том, чтобы сохранить за собой шикарную холостяцкую квартиру, хотя Дженетт это не слишком понравилось. Он отказался хотя бы ненамного сократить свой рабочий день, не реже, чем раньше, бывал в заграничных поездках и организовывал личную жизнь, не советуясь с ней Они делили постель, но ничего больше.

Поэтому, когда Дженетт забеременела, не было ничего удивительного в том, что Висенте оказался совершенно не готов к ограничениям в своей жизни и привычках, которых могло потребовать появление ребенка. Собственно говоря, как ни пыталась она это отрицать, он даже не старался приспособиться к положению женатого человека.