Затем Эреншельд сказал:

– Я лучше лягу.

Одним прыжком Мохнатая Плешь оказался подле него, нагнулся над гостем и заорал:

– Нет!

– Ну, хватит, – оборвала Мэгг Морриган. – Приготовь ему лежанку. Сам виноват. Наставил кругом арбалетов.

– Лучше б ему в лоб попало, – сказал Янник. – Мы бы и не узнали. Спокойно допили бы себе чай и легли спать. И нечего вокруг моего дома шастать.

– Зимородок, – сказал Эреншельд. – Друг Янника.

– Ты убил его? – осведомился Янник и поджал губы.

– Наступил на гриб… – продолжал Эреншельд. – Он послал меня сюда. Он сказал, что Янник – его друг.

– Зимородок наступил на гриб? – переспросил Мохнатая Плешь, явно не веря собственным ушам. – И все? И ради этого ты притащился сюда? Сообщить мне о том, что Зимородок наступил на гриб? – Затем он на мгновение замер, и тут на его физиономии начал проступать ужас. – Зимородок… наступил на гриб? – повторил он в третий раз совершенно другим тоном.

Мэгг Морриган тем временем рылась в своей корзине. Там, на дне, приглушенно и зловеще звякали завернутые в тряпицу инструменты – щипцы, тонкий нож. Эреншельд следил за ней, кося глазами.

– Брось его! – заорал неожиданно Янник. – Подождет! Подай мне это, дай мне то, сними с полки, вынеси из подпола!

Он размахивал руками, указывая сразу в десятках направлений, так что казалось, будто число конечностей у полутролля увеличилось в несколько раз; а основной парой рук он перетирал в яшмовой ступке подаваемые ему интгридиенты. Пестик стучал и бился о стенки сосуда, а иногда, при особенно тщательном нажиме, вдруг производил скрежет, и тогда на губах Янника вырастала зверская ухмылка.

– Эй, была не была! – ухарски крикнул Янник и отправил в зелье драгоценную щепотку пыльцы, привезенную лесной маркитанткой. – Для друга ничего не жаль!

Мэгг Морриган села, сложив на коленях руки. Склонила голову набок. Янник уже умчался в сени и там грохотал лыжами.

– Пересыпь в мешочек! – вопил он ей из темноты. – И принеси мне сюда лампу!

– Где у тебя лампа? – спросила Мэгг Морриган.

Из сеней на мгновение высунулся Янник. Короткие волоски на его плеши стояли дыбом, глаза вращались, из широко раздутых ноздрей заметно шел пар.

– Дура! – проскрежетал он и скрылся.

– Ты же сам посадил там гриб! – сказала Мэгг Морриган.

– Но я ведь не знал, что это будет Зимородок! – ревел полутролль, сражаясь с лыжами и санями, которые норовили упасть ему на голову с полки в темных сенях. Снова послышался грохот. – Кроме того, я посадил его летом! С тех пор я о нем и думать забыл!

– Это все из-за раннего снегопада, – вдруг проговорил Эреншельд. – Никто ведь не знал, что выпадет снег.

Мэгг Морриган подошла к окну и выглянула. В ярком лунном свете на тропинке перед домом стоял Янник – на лыжах, мрачный. Мэгг Морриган постучала пальцем по стеклу. Полутролль обернулся. Лесная маркитантка выбежала из дома и вручила ему мешочек с порошком.

– Отменная, кстати, штуковина, – заметил Янник, препровождая мешочек себе за пазуху. – Убивает все живое, если оно гриб.

– Он, наверное, там замерз, – сказала Мэгг Морриган.

– Не учи ученого! – огрызнулся Янник, и тут оказалось, что фляги со спиртным он действительно с собою не взял. Мэгг Морриган еще раз сбегала в дом и принесла мушиного самогона из своих припасов.

Янник быстро заскользил прочь и скоро скрылся из виду.

Рассказ о том, как полутролль Янник, лесная маркитантка и барон Мориц-Мария Эреншельд спасали незадачливого следопыта впоследствии вошел в Анналы Общества Старых Пьяниц; одновременно с этой историей всегда рассказывалась и другая, где также участвуют лыжи, фляга со спиртным, стрелы для арбалета и лука, полуопытный юнец и чудесное животное.

– Все пьют кофе с перцем или не все? – переспросил Жан Морщина. Как и в прошлый раз, ему не ответили. Морщина пожал плечами и вытряхнул в котелок остатки черного горошка из мешка.

Не застегивая дохи, Гисс вышел из сруба, утопая ногами в тяжелом мокром снегу.

Заснеженный лес, раскинувшийся на многие переходы вокруг, дышал тяжело и сердито. Снегопад почти прекратился, и далеко на востоке небо очистилось от туч. Звезды блистали ослепительно. Утром ударит мороз.

Гисс вернулся в избушку, где тишина сменилась громким разговором. Трубки, тихо посапывавшие несколько минут назад, теперь трещали прогорающим табаком.

Говорил Прак:

– Я не понимаю, для чего нужно было собираться. Мужское соглашение, твердите вы. Соглашение в чем? Кто первый добудет зверя, тот и прав, и дело с концом.

Морщина ухмыльнулся и ударил себя кулаком по колену. Ванява, угрюмый бородач, стукнул кружкой о столешницу и крякнул.

– Не разорять чужих ловушек. Не подъедать чужих припасов. Не стрелять друг другу в спину – вот о чем испокон веку было наше мужское соглашение. Закон лесных джентльментов. Он был нерушим, пока в наши края не наползло всякой сволочи с востока.

Прак пошел пятнами.

– Что касается сволочи… Ты что, намекаешь, будто я собираю по чужим силкам?

– В прошлом году кто-то убил Скотта и унес всю его добычу. У меня нет доказательств, но сдается мне, что в Троллиной пади, кроме него, охотился еще и ты, – сказал Ванява.

– Брось. Любой мог это сделать, – заявил Гисс. Он подумал, что Прак кинется на Ваняву, и тогда Ванява его убьет.

– Я – не мог! – сказал Морщина. – Я лежал у себя со сломанной ногой.

– Ну разве что, – Гисс спокойно снял запотевшие очки и вытер их углом байкового шейного платка.

– Мне плевать, что обо мне думает Ванява, да и все вы заодно. Я такой же охотник, как и большинство из вас, – произнес Прак. – Я белый мужчина, живу здесь пятнадцать лет и добываю мех и золото. Никто из вас не ловил меня за руку. Теперь меня заманивают сюда, я трачу время и – мало того! – должен ночевать под одной крышей с синемордым ублюдком. Эй, тунгулук! Не смей здесь сидеть! Пошел в предбанник!

Все обернулись на угол за печку, где на корточках сидел тунгулук Хуба-Мозес. Хуба остался неподвижным и с окаменевшим лицом смотрел поверх голов.

– Не ори на него. И вообще – не ори. Катись к себе на восток и там ори, – сказал Мак Спешный. Он перематывал узким кожаным ремешком рукоять огромного ножа.

– Любитель тунгулуков, да? Поцелуй его в синюю задницу!

– Дед Хубы был рабом моего деда, – рассудительно проговорил Мак. – Его отец сеял кукурузу для моего отца. Я это к тому, что нам хотя бы известно его происхождение. Чего нельзя сказать о твоей родословной. Мать Хубы плела циновки, корзины и толкла камнерепу. А чем занималась твоя? Неизвестно.

Прак выхватил из рукава метательный нож и замахнулся, но ловкий Морщина плеснул ему в лицо кофейной гущей. Нож с дребезгом вошел в притолоку высоко над головой Спешного. Все засмеялись. Прак шипел и тер глаза.

– Кофе-то с перцем, – сказал Жан Морщина.

Опять посмеялись.

– Будет, – молвил Ванява, огладив бороду. – К делу.

Ванява умел говорить весомо и значительно. Окружающие боялись в нем неторопливой и прочной уверенности. Глядючи на этот могучий остов, подпертый короткими, мощными ногами, снабженный руками невероятной силы, многим думалось: опасно с ним ссориться.

– Завтра в рассвет – начинаем, – продолжал Ванява. – Расходимся в разные стороны, но леса промеж собою не делим. Лес общий.

– Понятно, что каждый пойдет к своим ловушкам, – вставил Спешный, ухмыляясь.

– Если бы зверя можно было добыть ловушкой, я давно бы его добыл, – добавил Морщина. – Но ведь это напрасный труд. Зверь хитер и силен.

– Зря мы стараемся в одиночку, – сказал Гисс. – Зверь еще и опасен. Вышли бы парами. Награда за него велика, можно и поделиться с компаньоном.

– Я ни с кем не собираюсь делиться, – снова завелся присмиревший было Прак. Он с яростью поглядывал на Мака и бросал злые взоры на насупившегося Ваняву. – Ни с кем из здесь присутствующих.