– Вы правильно меня поняли. Исчезновение большого числа людей на Земле было бы наверняка замечено.

– Люди все время исчезают, – угрюмо сказал Фома. – Что такое «подснежники», вы, надеюсь, знаете? – Георгий Сергеевич лишь беспомощно покачал головой в ответ. – Это просто трупы, вытаивающие по весне из снега в лесопарках и лесах близ дорог. А многих и вовсе не находят – утопленников, к примеру.

– Да, но не в таком же количестве!

– Количество довольно большое, не сомневайтесь. И потом, что мы знаем о размерах Плоскости? Кто сказал, что она не имеет границ? Кто видел эти границы? Может, это все байки. Может, на Плоскости умещается всего-то полсотни феодов, откуда я знаю? Из дальних мест сведения все равно не доходят. Я знаю своих соседей. Знаю, что за ними есть какие-то другие, и только. А дальше?

– Гм. А что, по-вашему, может лежать дальше? Край Плоскости?

– Да не знаю я! Но если Плоскость невелика, то и людей сюда попадает немного.

Георгий Сергеевич обезоруживающе улыбнулся, и Фома сейчас же почувствовал, что его раздражение – законное, между прочим! – исчезает без следа. Трудно с этими интеллигентами, ликбез им все время нужен, не знают, видите ли, что такое «подснежники», и прочих элементарных вещей, а поди ж ты – слушал бы их и слушал. Пусть даже они несут по незнанию полный бред. С кем еще и почувствуешь себя человеком, как не с ними? Ведь не с Юсуфом же. И уж подавно не с той семейкой, что возмущалась развалюхой-коттеджем. С ними нельзя ощутить себя человеком – можно только феодалом, и, положа руку на сердце, обычно этого хватает…

То-то и оно, что «обычно», а не всегда.

– Ну хорошо, – сказал Георгий Сергеевич, не дождавшись от Фомы ни аргументов, ни откровений. – Каким способом люди попадают на Плоскость – прямым переносом или дублированием, – вопрос все-таки не главный. Главное, по-моему, вот что: зачем они сюда попадают? Ненаучный вопрос, я понимаю. В физике нет понятия «почему»… И все-таки я спрашиваю: зачем? Кому это надо?

– Законам природы.

– Да ну? Что-то мне неизвестны такие законы.

– Законам местной природы, – уточнил Фома. – Свихнувшимся местным законам. Вот и все, и нечего тут голову ломать.

– Почему же ломать? Упражнять!

– Ломать, ломать. Причем без толку. Ответа все равно не будет.

Георгий Сергеевич всплеснул руками.

– Да какая мне, скажите на милость, разница, будет в конце концов получен ответ или не будет! – внезапно закричал он петушиным фальцетом. – То есть тьфу, мне, понятно, хотелось бы знать ответ, но если даже я никогда его не узнаю – так что же?! Махнуть рукой? Жить неизвестно зачем, копать огород, кушать вкусные оладьи – кстати, спасибо вам за них – и это все? Употребить остаток жизни на животный идиотизм? Извините, мне этого мало! И вам! – Тонкий костлявый палец уперся в феодала. – И вам тоже этого мало, да-да, я знаю! Уф-ф! – Георгий Сергеевич задохнулся, замахал руками и, отдышавшись, сбавил тон. – Простите меня, Игорь, друг мой… Не сдержался. Но и вы хороши! Вы же не животное, вы человек, это сразу видно. Вы ведь не думаете всей той чепухи, что сейчас наговорили, я уверен. Вы мне просто оппонируете, не так ли? Подход «от противного». Я должен был сразу это понять. Виноват. Гм.

Фома лишь похмыкал в ответ. Что тут было сказать? Удивляюсь, мол, как вы еще не устали почем зря биться лбом об эту стену?.. Он не устанет. И не поймет вопроса.

– И вот я хочу спросить, – как ни в чем не бывало продолжал Георгий Сергеевич, – наше появление здесь и вообще существование Плоскости – это следствие каких-то неведомых нам объективных законов природы или же чья-то осознанная воля? Допустим даже, не воля, а прихоть. Все равно. Вы знаете, в последнее время я склоняюсь в пользу именно такого предположения. Гм… Это не значит, что я уверовал в бога. Впрочем, что такое бог – вопрос чистой философии. Для инков немытый конкистадор верхом на лошади был двухголовым богом. Для нынешних землян роль бога может с успехом выполнить какой-нибудь шибко продвинутый пришелец-инопланетянин. Вы чувствуете, куда я клоню? Если речь идет о законах мироздания, то тут мы бессильны что-либо изменить. Но если Плоскость – дело рук некоего сверхразумного и могущественного существа, то… мы ведь можем попытаться найти его и договориться, не так ли?

– Угу, – угрюмо кивнул Фома. – Договаривались муравьи с этим, как его… муравьедом.

– Ну почему же с муравьедом? Игорь, друг мой, разве нас едят?

– Лучше бы ели, – буркнул Фома. – Как в «Войне миров». Было бы ясно, что делать: сопротивляться. Подойти на выстрел и размазать гадов. Не выйдет – бациллой их, и все дела.

– Вот! – поднял кверху палец Георгий Сергеевич. – Главное вы уловили: подойти! Только не на выстрел, а на дистанцию, с которой нас услышат. И попытаться наладить контакт.

– Ну хорошо, хорошо. Попытайтесь.

– Легко вам говорить. Что я могу один, да еще сидя в этом – уютном, не спорю – оазисе? Обрасти мохом?

Фома чертыхнулся про себя. Вот, оказывается, к чему вел разговор старый учитель! Надоело ему сиднем сидеть, видите ли. Устроился, как у Христа за пазухой, а недоволен. Ну что ж, путь никому не заказан, вот она, Плоскость, перевали через холм и иди…

Только потом не жалуйся.

А если даже умудришься уцелеть, все равно все без толку. Ответа не найдешь. Нет его на Плоскости.

– А вы, Игорь, не хотите попытаться?

– Чего, договориться с этим?.. – Фома зло всхохотнул. – О чем? Где его искать? Здесь даже мухи не летают. Комар не прозвенит. Слепень не укусит. Ладно, допустим, я его нашел, этого вашего бога-инопланетянина, и что дальше? Ну вот скажите, как я с ним договорюсь, когда я ненавижу его и все его дела?! Он жизнь мне поломал! И каждый на Плоскости так думает. И жизнь наша собачья. Ну и зачем вашему продвинутому нас слушать? Что он от нас услышит хорошего?

– М-м… может быть, просьбу?

– А то его, бога местного, не просил никто! Ха!

– Но ведь без персонификации?

– Без чего? – переспросил Фома. – А, понял. Да нет, чепуха все это. Точно. У вас ножницы еще целы? Ну те, которые я приносил. Для стрижки.

– Целы, а что?

– Давайте я вас постригу. А потом вы меня оболваните. Я оброс.

Георгий Сергеевич поморгал.

– Хорошо, – сказал он. – Как хотите. Стричь так стричь. Я вижу, вы сейчас не в настроении вести философские споры. Ничего страшного, с людьми такое случается. Я все понимаю. У вас проблема: чужак этот странный…

– У меня полно проблем.

– Но эта первейшая?

– Вот именно.

– Понимаете ли… – начал было Георгий Сергеевич и замолчал. В великом изумлении вонзил куда-то в пространство длинный тощий палец.

– О!

– Что такое? – Фома вскинулся. Свежий, отдохнувший и готовый к любым неожиданностям. Боец. Феодал. Мышцы – пружины, настороженный взгляд – исподлобья.

– Человек, – в великом изумлении произнес Георгий Сергеевич, указывая на вершину холма. – Смотрите, настоящий человек…

Быть может, он говорил что-то еще, пораженный до глубины души видом единственного за три года человека, если не считать феодала, но Фома уже не слушал. Проверяя на бегу, не выпал ли из-за пояса пистолет, он штурмовал песчаный холм в лоб. Песок лавинами срывался из-под ног. Успеть! Перегиб склона скрыл человеческую фигуру. Уходит? Фома наддал. Его не пугало соображение, что чужак может быть вооружен и настроен враждебно. Жить на Плоскости и не рисковать – таких чудес в природе не бывает… даже в местной свихнувшейся природе. Только бы чужак не ушел из-под носа…

Черта лысого он уйдет. Говорят, у себя дома и стены помогают, ну а на своем куске Плоскости помогает знание местности. Кто в феоде хозяин, ну? Угадайте с трех раз. Угадали?

То-то.

Должно быть, когда-то по Плоскости и в самом деле текли полноводные ручьи или по крайней мере временные водотоки. В древнем сухом русле, петлявшем меж песчаных холмов с той стороны от оазиса, которую Фома условно считал севером, и почему-то совершенно не занесенном песком, сидел на валуне чужак.