– Нет, я прыгнул в длину метров на семь без разбега, прямо в ведра с водой.

Они засмеялись вдвоем, всхлипывая, давясь, и хохотали до тех пор, пока не проснулся Рузаев.

– Вы что, с ума посходили? Два часа ночи, а они ржут! Анекдоты травите, что ли?

– Извини, Михаил, – сказал изнемогший Гаспарян, вытирая слезы. – Разрядка за день.

– Звонил Ивашуре?

– Звонил. Шеф передал всем привет. Завтра вечером или послезавтра утром обещал привезти комбинезоны или штормовки. Так что надо успеть составить хотя бы общую картину.

– Да, Игорь Васильич не любит туманных формулировок. – Костров выполз из спального мешка и, поеживаясь от холода, выбрался из палатки. Спустя минуту раздался его голос: – Братцы, посмотрите-ка!

– Что там еще? – всполошился Гаспарян, высовывая голову из-под полога, и тихо выругался по-армянски.

Над лесом, в стороне злополучной просеки, «заросшей» паутинами, вставало мягкое, переливчатое, серебристо-пепельное сияние.

Завтрак прошел в молчании.

Собирались также молча, только Гаспарян, выглядевший, несмотря на плохо проведенную ночь, как всегда, аккуратным, подтянутым и свежим, сказал Кострову:

– Иван, захвати-ка на всякий случай ружье.

Кострову не хотелось тащить на себе лишние килограммы железа, но он вспомнил свое вечернее приключение и без слов нацепил на шею ремень ивашуринской бескурковки. Рузаев лишь головой покрутил, протирая объектив своего знаменитого «Киева-10».

В лес вошли по тропинке, протоптанной ими за два дня. Не успели миновать заросли жимолости, как шедший впереди Гаспарян вдруг остановился, словно наткнулся на змею. Костров обошел его сзади и увидел в кустах, невысоко над землей, кружевную снежно-белую паутину.

– Так, – спокойно сказал Рузаев. – Пауки расширяют свои владения. Еще вчера их здесь не было.

Гаспарян молча раскрыл футляр электрометра.

– Напряженность поля – четыреста вольт на сантиметр.

Костров присвистнул. Потоптавшись у паутины, он проследил за длинной серебристой нитью, цеплявшейся за куст рябины, и увидел вторую паутину. За ней располагались сразу две, связанные между собой ажурным «мостиком», а дальше, метров через десять, шло уже белое паутинное поле, опутавшее стволы сосен и берез, траву и кустарник.

Гаспарян отломал сухой сук и ударил по паутине. С отчетливым стеклянным хрустом паутина развалилась на две части и потухла – стала серой, словно ее присыпали пылью.

Костров заметил какое-то движение в траве под кустом, без долгих раздумий рванул с плеча ружье, поймал на мушку черное пятно, убегающее в траву, и нажал на спуск.

Бах!

Выстрел разнес тишину леса в клочья отголосков.

– Сдурел! – шарахнулся в сторону Гаспарян.

– Паук… – пробормотал Костров и повел стволом.

Рузаев с любопытством оглядел его, полез в кусты и, поворочавшись там минуты три, глухо спросил:

– Чем было заряжено ружье?

Костров покосился на Гаспаряна.

– Дробью, – ответил тот. – А что?

– Это был паук. К сожалению, Иван отменный стрелок, и от паука остались только рожки да ножки.

Рузаев вылез из кустов и смахнул с колен приставшие комки мха и сосновые иголки.

– Надо было целиться в ногу, – сказал он рассудительно.

Все трое переглянулись и засмеялись. Потом Гаспарян взял у Кострова ружье.

– За стрельбу тебе еще придется отвечать, стрелок, так что не очень радуйся. Тут тебе не тир. А это слышали? Дразнит нас какая-то зараза…

– С чего вы взяли? – осведомился Рузаев.

Костров посмотрел на Сурена и рассказал Михаилу случай с «вечерним концертом».

– Значит, кричат, по-вашему, пауки?

– Но ведь больше некому, сам видишь – ни птиц, ни зверей.

– Ну, отсутствие зверей еще надо доказать, а вот то, что паукам нечем издавать звуки, это я знаю точно.

– Сам же говорил, это не пауки, а сольпуги. Может, и не сольпуги вовсе, а какой-нибудь новый вид?

Рузаев пожал плечами.

– Не знаю. Вообще-то на Земле известно около тридцати пяти тысяч паукообразных, открыть новый вид сложно. Но если это действительно новый вид – так и быть, приоритет за тобой.

– Дадим ему название: паук иванус костровус, – предложил Гаспарян. – Звучит, не правда ли, Михаил?

Рузаев, усмехнувшись, кивнул.

– Лично у меня есть своя гипотеза. – Он прошагал к ближайшим паутинам и снял с шеи ремень фотоаппарата. – Пауки-мутанты.

– О! – Гаспарян оживился. – В этом что-то есть.

– И все же здесь нужен специалист-арахнолог. – Рузаев сфотографировал потухшую паутину и перевел пленку. – Я всего лишь зоогеограф по образованию; моя специальность, причем бывшая, заметьте, – изучение факторов, определяющих распределение животных, в частности пресмыкающихся. О пауках я знаю мало.

– Где я тебе возьму специалистов? – буркнул Гаспарян. – Я говорил Ивашуре, он обещал что-нибудь придумать, но в один день специалиста не найти, да и с оформлением командировок под конец месяца – проблема. Так что будем обходиться пока своими силами. Факты, давайте факты, ничего, кроме фактов, выводы сделают другие. Миша, ты все же попробуй поймать паука, только без этого… – Он пошевелил пальцем: – Без стрельбы. А мы с Иваном займемся обстановкой. Будем делать замеры трижды в день и один раз ночью. Кто знает, как нам это может пригодиться.

После обеда Костров взял метровый щуп, представляющий собой гибкий металлический стержень с керамической рукояткой, закинул за плечи рюкзак с ЗЗУ – звукозаписывающей аппаратурой – и направился к болоту.

– Осторожней там, – по привычке пробурчал Гаспарян ему вслед. – Не подходи к просеке близко, возвращайся пораньше. Оделся хорошо?

Костров похлопал щупом по своим сапогам: экипирован он был по всем законам леса.

За обедом Рузаев поделился своими наблюдениями: он дважды видел пауков, но поймать так и не сумел – слишком шустрыми они были, зато хорошо рассмотрел.

– Это не сольпуги, – заявил он, – но и пауков таких я не знаю. Может, действительно новый, неизвестный науке вид? Во-первых, размер тела – около двадцати сантиметров! Людоеды, а не пауки! Во-вторых, окраска фиолетовая, с металлическим отливом. В-третьих, хелицеры у них, то есть передние ноги для защиты и нападения, совершенно не развиты! В-четвертых, педипальцы – ногощупальца, наоборот, увеличены. В-пятых, у них всего по две пары глаз, но зато размером чуть ли не с половину головогруди! Если это не новый вид, то уж точно мутанты. Единственное, что смущает, так это причина мутагенеза. Самый мощный из известных сегодня источников мутации – радиация для пауков не страшна…

Пробираясь между деревьями, Костров продолжал размышлять над словами Михаила, и предложения товарища будили в нем такие ассоциации, от которых на душе становилось муторно.

Он вышел на край болота чуть дальше того места, где они с Суреном впервые увидели скопление пауков. Осока и камыш пересохшего болота были ржавого цвета, белые островки паутин хорошо выделялись на этом фоне. Несмотря на расширение своих владений в лесу, пауки почему-то неохотно ткали сети на болоте: паутинных полей здесь было значительно меньше.

Шурша ломкой травой и опавшими листьями, Костров начал пробираться к просеке с линией электропередачи, стараясь идти по краю болота и не заходить в лес. Даже со стороны было заметно дрожащее белое мерцание в его глубине: пауки заткали все пространство между деревьями, и чем ближе Костров подходил к просеке, тем гуще становилось паутинное плетение. Наконец идти дальше, не затрагивая паутин, стало невозможно. Костров потыкал щупом в ближайшее паутинное облако, скрывшее под собой кусты чернотала, подивился упругости паутины и углубился в болото, обходя редкие островки паутин и колдобины с грязью.

Через полчаса он выбрался к опоре ЛЭП и вытер пот со лба: ветер стих, и было довольно жарко. Вокруг царила странная тишина, будто все живое в радиусе нескольких километров от научного «логова» бежало, спасаясь от неприятного соседства, затаилось, спряталось. Не было видно даже длинноногих комаров карамор, живущих на болотах до поздней осени, что Костров отметил еще раньше. Он впервые оценил этот факт как сигнал тревоги. Заныло под ложечкой, стало зябко и неуютно, пришло ощущение чьего-то незримого присутствия…