– Тебе не кажется, что ты себе много позволяешь?

Кузьма молча рассматривал жену, красивую до умопомрачения, вызывающе женственную, уверенную в себе, и вдруг понял, что она ему абсолютно чужая!

Это не было откровением или озарением, они шли к этому состоянию достаточно долгое время, чтобы понять и принять отдаление душ, а затем и тел, и все же это было грустное открытие.

Алевтина занервничала, обеспокоенная его молчанием.

– Может быть, ты объяснишь, что происходит? – Она вдруг заметила синяки и царапины на его лице. – Что с тобой? Ты подрался?

Кузьма продолжал изучать лицо жены, находя в нем новые черточки: морщинки у припухлых губ, часто складывающихся в ироничную полуулыбку, тени под глазами, на дне которых прятался испуг. И одновременно агрессивное желание оправдаться. Интересно, найдет ли она довод, который заставит его перейти на ее сторону?

– Давай поговорим без обычных истерик, – сказал он наконец почти миролюбивым тоном. – Пора рубить этот затянувшийся узел. Время показало, что мы совершенно разные люди, а подстраиваться под твое настроение и «творческие поиски» я больше не хочу. Предлагаю мирно разойтись по разным квартирам.

– Ты нашел другую женщину, – утвердительно проговорила Алевтина, с интересом окинув его взглядом.

Кузьма вздрогнул. Раньше жена не обнаруживала такой прозорливости, но ведь и он не давал повода. А женская интуиция редко прогнозируема и срабатывает именно тогда, когда этого не ждешь.

– Я сыт по горло твоими друзьями и постоянными тусовками в моем доме. Если хочешь, чтобы мы жили вместе, измени образ жизни. Иначе…

– Что? – высокомерно приподняла брови Алевтина. – Иначе что?

– Мы расстанемся.

– Тебе не кажется, что ты ведешь себя как тупой мещанин?

Кузьма покачал головой, с сожалением глядя на изменившееся лицо жены.

– Зато ты ведешь себя как… – Он хотел добавить: «С кем из своих друзей ты еще не спала?»– но не стал этого делать. – Давай не будем опускаться до обывательской перепалки. Я сейчас отделю свой рабочий модуль от всей квартиры, сделаю отдельный вход, и ты сможешь заниматься в оставшейся части всем, чем угодно. Потом что-нибудь придумаем. Возможно, я переселюсь к родителям.

– Что же все-таки произошло? – полюбопытствовала Аля, отнюдь не огорошенная и не расстроенная решением мужа. – Ты же всегда терпел…

– Запасы терпения не вечны. Мы не любим друг друга, не стоит сохранять вид благополучной пары.

– И как же ты будешь жить без меня? Уже есть программа?

Кузьма невольно улыбнулся.

– А я уже давно живу без тебя, ты просто этого не замечаешь. Я ведь нужен тебе только в качестве фирменной этикетки: мальчики – это мой муж Кузя Ромашин, знаменитый ученый, он участвовал в экспедиции к центру Галактики, умеет петь, плясать и готовить барбекю. Кузя, покажи свое искусство.

– Ты болен, – поджала губы Аля. – Тебя надо лечить.

– Нельзя вылечить больного, который считает себя здоровым. Итак, Алевтина свет Венедиктовна, я могу считать, что мы мирно разошлись по сторонам?

– Ты не понимаешь, что делаешь.

– Наоборот, я наконец понял, что надо делать.

– Не пожалеешь?

– Вряд ли.

– А если я заставлю тебя изменить решение?

– Каким образом? – удивился Кузьма.

Алевтина приблизилась к нему, ступая по-особому соблазнительно и призывно, закинула ему руки за шею, прижалась всем телом, облизывая губы языком. Волна желания ударила в голову Кузьмы, закружила, заставила напрячься мужское естество, ощутить жар и упругую податливость прекрасной женской плоти. Он едва сдержался, чтобы не стиснуть ее в объятиях и не усыпать лицо и шею поцелуями, как делал всегда, когда она этого х о т е л а. Чувствуя, что теряет волю (все-таки у нее явно задатки колдуньи), Кузьма грубо отстранил Алю от себя, сделал шаг назад, сказал хрипло:

– Прием хорош, но однообразен. Кончим на этом.

В гостиную неожиданно вошел длинноволосый молодой человек в ярко-голубом унике с радужными просверками в паху и под мышками. Его Кузьма уже видел в компании с Алей, это был один из актеров Архангельского театра оперетты, где сейчас выступала Алевтина.

– Я немного опоздал, – сказал он с улыбкой, не здороваясь и не глядя на Кузьму. – Что у нас сегодня запланировано?

– У нас сегодня развод по-настоящему, – усмехнулся Кузьма. – И ты здесь лишний. Выйди и подожди в парке, пока не позовут.

Молодой человек с модной степенью небритости на лице мотнул головой, убирая волосы со лба, перевел взгляд на Кузьму, пожал плечами, снова повернулся к Алевтине:

– А где остальные? Биткин обещал принести черный кайф…

Кузьма шагнул к нему, перехватил руку и повел пискнувшего от неожиданности гостя к выходу в полуприседе, вытолкал за дверь, вернулся в гостиную, где Аля ждала его с задумчивым выражением лица.

– Сегодня заниматься разделом уже поздно, я перепрограммирую модуль завтра, не возражаешь? Спокойной ночи, дорогая.

– Зачем ты выгнал Митю? Он славный, талантливый, симпатичный мальчик.

– Конечно, славный, и, как все таланты, слегка невоспитанный. Посоветуй ему не убирать волосы со лба, а то на нем написано: идиот.

– Да, ты изменился, – покачала головой Аля не то с удивлением, не то с сожалением. – Жаль, я этого не поняла раньше.

Кузьма отступил еще на шаг, удерживая готовые сорваться с языка ненужные вопросы и слова, поклонился и вышел из комнаты, направляясь в свой рабочий модуль на втором этаже, который дед называл старинным словом «кабинет». Душа молчала, будто ее происходящее не касалось вовсе, и лишь оказавшись один в четырех стенах небольшого помещения с комплексом видео, компьютерным анализатором и приставкой инка, Кузьма ощутил странное облегчение с оттенком грусти. Ощущение было действительно необычным, словно он долго решал какую-то сложнейшую задачу, решил-таки ее и при этом потерял часть личности – нечто эфемерное, прозрачное, неуловимое, но важное, необходимое, принадлежащее внутреннему миру и наполнявшее душу уверенностью в своей правоте.

Перед внутренним взором всплыла фигура Кати, внучки Лапарры. Она смотрела на него строго, ожидающе, с недоверием, и Кузьма молча развел руками, как бы приглашая девушку саму оценить его состояние.

Захотелось спать. Приказав домовому никого в кабинет не впускать, он устроился на диванчике как был – в одежде и мгновенно уснул, будто кто-то нажатием кнопки выключил сознание.

Однако выспаться ему не дали.

Ровно в два часа ночи позвонил дед Филипп:

– Надеюсь, я тебя не разбудил?

– Разве что самую малость, – пробурчал сонный Кузьма, пялясь на физиономию деда в растворе виома. – Как ты узнал, что я уже дома?

– Или я уже не директор УАСС? Сорока на хвосте принесла.

– А ты знаешь, директор, который сейчас час?

– Всего лишь двенадцать по среднесолнечному. Кончай ворчать, собирайся и выходи. Тебя встретят.

Сон слетел с Кузьмы окончательно, он даже зевок проглотил.

– Кто меня встретит?!

– Узнаешь. Жду тебя через полчаса на второй лунной базе.

Виом превратился в белесое облачко, свернулся в нить и погас.

Кузьма почесал в затылке, размышляя, что могло случиться в конторе деда и зачем он ему понадобился в такое время, потом очнулся и побежал умываться. О том, что квартира ему как бы уже и не принадлежит, Кузьма вспомнил, встретив в коридоре полуодетую жену. Хотел было поинтересоваться, что она тут делает, но вовремя прикусил язык.

– Ты далеко? – спросила Аля, кутаясь в ажурный кусок ткани, почти не скрывающий прелестей тела.

– За кудыкины горы, – буркнул он. – Извини, если разбудил.

– Может быть, посидим за бокалом вина, поговорим?

– Мне некогда.

– А куда ты спешишь, если не секрет?

– К деду.

Объяснять больше ничего не хотелось, поэтому Кузьма скрылся в туалетной комнате, ополоснул водой лицо, решая, стоит бриться или нет, потом порылся в своем платяном шкафу, переоделся в уник со стандартной энергоподпиткой и, не отвечая на красноречивый взгляд Али, вышел из дому.