А шрамы… Кожа на руках обгорела, мне имплантировали новую? Возможно ли такое? Почему бы и нет? Но должны же были остаться какие-то другие шрамы! Пострашнее тех, что были прежде!

Приглядевшись к висевшему на стене телевизору с суперплоским жидкокристаллическим экраном, я внезапно понял, что отлично вижу написанное мелкими буквами название фирмы-производителя. Куда делась наработанная долгими часами чтения и сидения за компьютером близорукость? Впрочем, объяснить можно было и это. Если я действительно лежал в коме несколько лет, глазные нервы могли так расслабиться, что зрение пришло в норму. Окулист когда-то говорил мне, что я страдаю не обычной близорукостью, а зрительным спазмом. То есть, если я перестану напрягать зрение, оно вернется в норму.

Пришла Инна, неся очень странный на вид пульт. Этакий сиреневый бублик с четырьмя кнопочками. Девушка нажала на одну из кнопок, и на экране появился бредущий по лесу олень. Нажала другую – и на экране началась перестрелка. Американские гангстеры стреляли друг в друга. То, что они американские, было ясно по шляпам, плащам и автомобилям марки «Кадиллак», за которыми бандиты прятались друг от друга. Гангстеры молчали, яростно поливая друг друга огнем.

– Чуть позже я настрою телевизор, чтобы вы могли смотреть прошлые и будущие передачи, – пообещала девушка.

– Что? – не понял я.

– Профессор считает, что вы сами не справитесь с настройкой, – отчаянно покраснев, сказала Инна. Сразу было видно – врала. – Я настрою Ти Ви так, что вы будете смотреть программы по полному трафику. У нас все-таки самая льготная система подключения!

Я не понял буквально ничего. То есть слова все были понятны, но как можно настроить телевизор, чтобы смотреть вчерашние программы или, того пуще, завтрашние? Первое возможно с помощью видеомагнитофона, а вот второе…

– У вас трансляция идет по Интернету? – уточнил я.

Инна вздрогнула и потупилась.

– Да. Как вы догадались?

– Не придумал ничего лучшего. Да и раньше такое было возможно. А как еще можно смотреть фильмы, которые в программе стоят на завтра, если они не загружены заранее в память компьютера? По-моему, ничего сложного.

– Не скажите. Я бы никогда не догадалась, – вздохнула Инна. – Вы очень умный!

Лесть была грубой, но, как ни странно, приятной. Может быть потому, что девчонка говорила искренне.

– Кое-где программы можно смотреть только в реальном времени, – объяснила Инна, вертя в руках бублик управления телевизором. – И те фильмы, что уже прошли, – только с рекламными вставками. Но мы платим хорошие деньги, и рекламы у нас вообще нет.

– Это неплохо, – кивнул я, пожалев, однако, что не узнаю из рекламы о том, что творится в мире сейчас. Как бы ни глупа была реклама, по ней можно отлично судить об обществе.

– Да, – мило улыбнулась Инна. Видно, телевизор смотреть любила.

– А гулять мне можно? – спросил я.

– По этажу – сколько угодно. Здесь – карантинная зона. За пределы этажа выходить не рекомендуется. Да у вас и не получится – карточки доступа к лифту нет.

– Да, конечно, – кивнул я.

Мы еще посмотрим, что у меня получится.

Как только обаятельная и восторженная медсестра ушла, измерив мне давление и температуру, я хорошенько осмотрел спальню и отправился исследовать территорию этажа. В окна ничего увидеть не удалось. Волнистое стекло пропускало свет, но через него нельзя было различить даже силуэты. И такие стекла были здесь повсюду.

«Этажом» мое узилище назвать было трудно. Из комнаты можно было попасть в длинный коридорчик. В нем было еще несколько дверей. Сначала я полагал, что это тоже палаты. Но, заглянув за первую дверь, обнаружил тренажерный зал. Другая скрывала небольшой санузел. Третья – просторную ванную комнату с ванной и душевой кабинкой. Четвертая комната была полностью пуста. Ни мебели, ни приборов. Упирался коридор в лифт. Рядом с ним не оказалось даже привычной кнопки. Только прорезь для карточки.

Впрочем, проявлять излишнее любопытство к лифту пока не стоило. Может быть, все прояснится без моего деятельного участия? Хотя, очень непохоже…

Я принял ванну. Когда тело погружалось в воду, почувствовался резкий запах дезинфицирующих веществ. Вряд ли так пахла вода. Запах, скорее всего, исходил от меня.

На полке рядом с раковиной я обнаружил электрическую бритву на батарейках и побрился. На ощупь моя щетина соответствовала трехдневной. Бриться без зеркала было трудно. Каково же было мое удивление, когда, дернув за шнурок, я вдруг раздвинул шторки и увидел зеркало, неизвестно зачем упрятанное за пластиком!

Из зеркала на меня смотрел свежий, симпатичный мужчина. Ни лишнего жира, ни худобы. Никакой измотанности – будто бы только с курорта. Я, несомненно. Только выглядевший куда лучше, чем в последние несколько лет. Неужели лежание в коме пошло на пользу? Ох, странно все это!

Когда я дернул другой шнурок, открылся еще один встроенный в стену шкафчик. В нем было и несколько пузырьков одеколона, и крем после бритья, и шампунь, и обычное мыло! А я – то тер щеки руками, предварительно зачерпнув жидкого мыла, стоящего на раковине. Это было не слишком удобно… Помимо моющих и косметических средств в шкафчике лежали расческа и зубная щетка, маленькие ножницы и пилка для ногтей.

Осмотрев одеколоны, я выбрал «Кензо» – не самый дорогой, но для меня наиболее приятный. Красиво жить не запретишь, что и говорить! Может быть, это все-таки личный медицинский блок какого-нибудь олигарха, знакомого Леонида? Да и ладно – на одеколоне не обеднеет!

Свежий и довольный, я надел прежнюю пижаму и вернулся в спальню. Там повернулся к закрепленной в углу микрокамере, которую приметил, когда осматривал комнату. Вполне понятно, что пациент должен быть все время под наблюдением. И зачем держать около каждого сиделку? Достаточно оборудовать пост слежения с несколькими экранами.

Подняв голову, я помахал рукой и сказал в камеру:

– Хочу видеть профессора Варшавского!

Через десять минут запыхавшийся Варшавский стоял в дверях моей комнаты.

– Вы что-то хотели, гражданин Воронов? – как-то судорожно улыбнувшись, спросил профессор.

– Да, – ответил я, отметив про себя странное обращение «гражданин». Прежде он называл меня «господином», что более приемлемо в цивилизованном обществе. Уж не в колонии ли с вежливыми надзирателями я очутился?

– Что же?

– Одежду, – улыбнулся я. – Свою одежду. Как-то неприлично в пижаме разгуливать. Здесь девушки появляются, да и вообще, в пижаме я чувствую себя не вполне удобно.

– Девушки сюда зайти не могут. Так же, как и юноши, – утешил меня Варшавский. – Не пойму только, почему вы обращаетесь с просьбой об одежде ко мне?

– Насколько я понимаю, вы здесь главный.

– Да, почти так, – согласился профессор. – Правда, я главный по лечению… Хорошо, я распоряжусь насчет одежды. Какую вы предпочитаете?

– У вас разная есть? На выбор? – спросил я.

– В общем-то да, – не поняв легкого сарказма, ответил Варшавский.

– Я бы предпочел свою. Ту, которая была на мне.

Проверка была простой и ничего в общем-то не доказывала. Может быть, одежда и сохранилась. А может, ее порезали на лоскуты, снимая с бесчувственного тела. Я не знал, зачем прошу именно свою одежду. Наверное, мне действительно было жаль хорошего костюма.

– Ваша одежда утрачена, – скорбно объявил Варшавский. – Мы пошьем по вашему заказу любую. Или предоставим то, что есть в ассортименте в магазинах. Что бы вы хотели?

– Черные туфли. Джинсы. Клетчатую рубашку – хорошо бы парочку. Свитер. Носки. Ну и белье, конечно.

– Какого цвета джинсы? – уточнил профессор.

– Синие, пожалуй, – вздохнул я. – Можно цвета хаки. Какие будут.

– Свитер?

– Да любой. Что-нибудь модное, раз вы исполняете все желания…

– Модное? – недоверчиво переспросил профессор.

– Ладно, классическое, – смягчился я. Мало ли какая нынче мода? Может быть, с дыркой на пупке ходят?