– Господь поторопился, когда дал язык женщине, – заметил Тичер. – Если кубинка шутит, лучше сразу вызвать роту пожарных.

– Зачем же роту? – усмехнулась Мишель. – Можно и одного, лишь бы его огнетушитель был в полном порядке.

Скривив губы, негр заметил:

– Похоже, у русского огнетушитель именно той модели, что тебе нравится?

– Ладно тебе, Тичер, – рассмеялась Мишель, – больше не буду. Просто кое-кому хорошо бы подумать о деле, а не пялить на меня глаза.

– Я все вижу. Ты ведь пришел сюда говорить о делах, Мигель? – спросил Тичер мулата.

Мигель промолчал.

– Будем считать, что именно так, – объяснил его молчание негр. – Вернемся к делу. Деньги с тобой? – спросил он у Тони.

Тони кивнул на пакет, лежавший у него на коленях.

– Хорошо, – сказал негр. – Вчера я заложил свою библиотеку за пятнадцать тысяч долларов. Да, да, – подтвердил он, когда три пары глаз одновременно уставились на него. – Что делать, друзья, что делать… Половину своей жизни я собирал книги… Не знаю, может быть, я и пропах ими, как школьная библиотека, но думаю, теперь ни у кого нет сомнений относительно серьезности наших планов?

Все согласно кивнули.

– Тогда, предлагаю выпить. Brindis рог salud, amor у dinero![9]

– За здоровье, любовь и деньги! – подняли свое пиво Мигель, Тони и Мишель.

– Сейчас заедем ко мне, сложим все деньги, и Мигель отвезет тебя к русскому, – сказал негр, обращаясь к Мишель. – Когда привезешь ее на место, – кивнул он Мигелю, – немного покрутишься, чтобы русский тебя запомнил, и быстро уедешь.

Тичер говорил тихо и уверенно. Всем стало понятно, что каждая деталь была им тщательно продумана и, что бы ни случилось, старый негр все предусмотрел наперед. Через полчаса компания покинула кафе на машине Мигеля.

– Если ты не против, я подожду Мигеля где-нибудь недалеко от туннеля, – обратилась Мишель к негру, когда машина немного проехала вдоль Малекона в сторону поворота на Ведадо. – Русский просил купить ром. Будет плохо, если вернусь к нему с пустыми руками.

– Ты права, – согласился негр. – Пусть русский выпьет как следует. И не надо, чтобы лишний раз мои соседи видели нас вместе. Где ты будешь ждать?

– У памятника Максимо Гомешу.

– Хорошо. До Репарто-Плайя мы доедем за двадцать минут, значит, через час Мигель подберет тебя у памятника.

Выйдя из машины, Мишель перешла Малекон и, пройдя несколько улиц, зашла в кафе El Torro. Заказав мальту, она спросила у бармена телефон. Спустя четверть часа в кафе зашел мужчина и присел за ее столик. Разговаривали они тихо, и все, что удалось услышать бармену, который принес мужчине банку пива, было лишь название порта Bahia de Matanzas. Мужчина о чем-то спрашивал Мишель, и она или утвердительно кивала, или, прикрыв глаза, отрицательно качала головой. Скоро она встала и вышла из кафе, показав бармену, что мужчина расплатится за мальту. По дороге обратно, к Малеко-ну, Мишель купила бутылку трехлетнего рома Havana Club и направилась к памятнику Максимо Гомешу, за которым почти сразу же начинается знаменитый гаванский туннель.

– Ты и правда не хочешь заняться со мной любовью? – поинтересовался Мигель, когда они миновали полицейский пост на выезде из Гаваны.

– Думай лучше о деле, – ответила Мишель. – Тичеру не понравилось, как ты сегодня смотрел на меня.

– Старику все равно, а мы бы могли неплохо провести время, после того как заработаем деньги. Не так часто удается встретить такую красивую девушку, как ты.

– Зря так считаешь. Тичер не любит, когда его напарники путают деньги с любовью.

– Что ты хочешь сказать?

– Только то, что сказала. Тичер не простит, если русский заметит, как ты пялишься на меня, и дело из-за этого сорвется. Тебе объяснили роль или ты ни черта не понял?

– Я же не говорю тебе: давай займемся любовью сейчас!

– Ни сейчас, ни потом. Мы делаем дело и разбегаемся, ясно? Если что-то непонятно, разворачивай машину и поехали к Тичеру. Он тебе быстро вправит мозги!

– Кусаешься? – усмехнулся Мигель. – Думаешь, если ты наездница, значит, кубинскому парню и подойти к тебе нельзя? Ладно, разбегаемся так разбегаемся. А насчет русского – мы еще посмотрим, кто из нас лучше знает свое дело. Ты, конечно, умеешь раздвигать ноги, но это не значит, что тебе за это поставят памятник.

– Тони говорил, что ты предпочитаешь молчать, или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься, – кивнул Мигель. – Думаю, теперь не ошибаешься.

Он вынул из кармана завернутый в зеленый целлофан шарик и протянул его Мишель.

– Что это?

– Подарок для русского.

– Какой еще подарок?!

– От Тичера, – коротко ответил Мигель. Мишель развернула целлофан и, немного помяв шарик пальцами, поднесла его к носу:

– Ганжа?

– Гашиш.

– Зачем? Русский не курит.

– Тичер сказал, чтобы ты сделала русскому Мэри Джейн.

– Вот как?! А больше Тичер ничего не сказал?! Вы что, охренели? Даете мне гашиш и говорите, что дальше не ваше дело? По-твоему, я сама должна разбираться с этим дерьмом?

– Тичер сказал, чтобы ты сделала русскому Мэри Джейн, – еще раз повторил Мигель. – Не понимаешь по-испански?

– Вы чокнулись!

Мигель молча продолжал вести машину, не обращая на выкрики Мишель никакого внимания.

– Я тебя спрашиваю, идиот! Тебе язык отрезали? Как я должна это сделать? Что ты молчишь?!

– Я же не спрашиваю, как широко ты умеешь раздвигать ноги, – заметил Мигель. – Ты сказала, что ты умная, вот и разбирайся сама. Но если настаиваешь, могу отвезти тебя к Тичеру. Если ты, конечно, настаиваешь, – криво улыбнулся он.

Мишель прикусила язык, и до самого Гуанабо они ехали молча.

– Твой сын похож на тебя? – спросила она, гладя его волнистые волосы.

– Конечно, ведь он мой сын.

Русский лежал на постели, прикрыв глаза.

– У тебя такое красивое тело, – сказала Мишель. – Ты нежный и хорошо умеешь любить. Если твой сын такой же, как ты, его девушке повезло.

– Главное, чтобы повезло ему, – улыбнулся русский. – Наши девушки, знаешь, они себе на уме. Парень влюбится, а окажется, что напрасно.

– Если в России плохие девушки, пусть приезжает сюда. Мы найдем ему девчонку что надо.

– Чтобы жить на Кубе, нужно здесь родиться или быть таким же авантюристом, как я. А мой парень точно не авантюрист.

– Но ведь Хемингуэй тоже родился не на Кубе?

– Хемингуэй любил риск, а Куба была для него гаванью, в которой можно передохнуть перед новыми приключениями. Однажды он сказал, что Гавана – лучшее место, если захочешь убежать от себя. Поэтому Европа не могла стать ему родным домом, хоть он и посвятил свой последний роман Парижу. И любимую виллу в Сан-Франсиско-де-Паула Хему тоже ничто не смогло заменить. Даже дом в Ки-Уэсте, где он написал «Снега Килиманджаро», был лишь тенью его виллы. Знаешь, есть женщины, а есть любимая женщина. Любимую женщину никто не сможет заменить.

– Значит, ты тоже собрался убежать от себя? Или от меня? – серьезно спросила Мишель.

– Ревнуешь? – Русский открыл глаза и подмигнул девушке. – Разве кубинка способна на ревность? Насколько я слышал, кубинка никогда не упустит возможности первой наставить рога любимому. Это ведь у вас национальный вид спорта.

– Ты прав! – рассмеялась Мишель. – Наши девчонки не умеют теряться в таком деле. А разве вашим не нужна любовь?

– Найти любовь – не так уж и мало. Но иногда мне кажется, что наши девчонки хотят получить все сразу. Однажды я встретил девушку и решил, что именно ее ждал всю жизнь. Но с первого дня наша любовь превратилась в драму.

– Она гуляла с другими?

– Нет. Просто она была замужем и никак не могла решить, кого любит сильнее: меня или своего мужа. И я понял, что сойду с ума.

– Она никогда не любила тебя, – сказала Мишель, – если бы любила, пришла бы к тебе.