– А про шланг, в который надо дуть, ты серьезно или нет? – спросила девушка Славку.

– Тебя как мама нарекла, королева автодорог?

– Мира.

– А полное имя – Миринда?

Славка смотрел на свет фонаря через бутылку. Гера не понимал, как ему удается сохранять невозмутимость? На месте друга он давно бы сорвался, сказал бы тихо, сдержанно, но прямо: мы тоже любим подурачиться, но для этого можно найти более подходящее время, тем более что шутка с карбюратором слишком затянулась, и она не стоит того, чтобы жертвовать сном.

– Значит, Мира, ты хочешь сказать, что подъехала к нашим воротам и у тебя заглох двигатель? – спросил Гера, опустив крышку капота и вытирая руки тряпкой.

– Он у меня не глох.

– Так зачем тебе понадобилась мастерская?!

– Ты никак не можешь меня понять! – обиженно ответила Мира. – Я подъехала сюда утром. Припарковалась. И на весь день ушла на пляж.

– Вот теперь понятно, – мягче произнес Гера. – Выходит, пока ты развлекалась на пляже, воришки свинтили карбюратор.

– Что же мне теперь делать? – растерянно произнесла она, глядя то на Геру, то на Славку.

– Проси гения инженерной мысли, чтобы он дотолкал твой драндулет до Воронежа, – подсказал Славка.

Мира расстроилась. Она уже не отвечала на шутки. Забралась с ногами на водительское сиденье, обняла колени и опустила на них лицо. Аленушка с картины Васнецова.

– Такой карбюратор можно поискать на авторынке в Сочи, – сказал Гера. Ему стало жалко девушку. – Наши ребята завтра поедут туда. Хочешь, закажу?

– А когда они вернутся?

– К вечеру.

Девушка не ответила. Гера снова зевнул, на этот раз не прикрывая рот рукой. Все, он сделал все, что мог. На сегодня хватит практики общения. Размещением Миры на ночлег пусть занимается Славка, он большой мастер на этот счет. А Гера умирает, хочет спать. Завтра у него трудный день, завтра он будет отрабатывать большие деньги. А сейчас он без жалости выкинет Миру вместе с «УАЗом» из своей головы.

Лежа в постели, он думал о новом велосипеде, который можно будет купить на деньги богатой стервы. Заснул быстро, несмотря на то, что Славка не меньше часа подыскивал Мире пустующую комнату во флигелях, и при этом раздавался нескончаемый треск и грохот, изредка дополняемый сдавленным смехом и шепотом.

Они стояли на пороге комнаты в кромешной темноте.

– Одна проблема, – шепнул Славка, нащупывая руку Миры. – Здесь нет лампочки.

– Это не проблема, – ответила девушка, осторожно освобождая руку. – Зачем мне ночью свет?

– В самом деле. Но до кровати я просто обязан тебя проводить… Это что?

– Это мой локоть… А это уже грудь… если, конечно, это не слишком смело сказано… Убери, пожалуйста, руку. Я все поняла, Слава. Не надо больше подавать сигналов и намеков. Мне все ясно: тебе хочется переспать со мной. Я это поняла сразу и безошибочно.

– Да? Неужели так заметно?

– И это очень хорошо, миленький, – торопливо бормотала она, пятясь в темную утробу комнаты. – Это, конечно, нормально. Я прекрасно к этому отношусь, и ты, пожалуйста, не волнуйся по этому поводу. Конечно же, это голос инстинкта, естественное желание молодого человека, лучшее желание из лучших, и потому ты даже возвысился в моих глазах, но я с тобой спать не буду. Это невозможно. Это просто исключено…

Она продолжала пятиться. Славка споткнулся о порог, потерял равновесие, схватился за темноту. Что-то с ужасным грохотом упало на пол.

– Странно, да? – после паузы спросила Мира.

– Что странно?

– При свете ты бы не трогал меня, правда?

– Темнота раскрепощает, как портвейн, – философски изрек он. – Не сердись, но тут в самом деле нет одеяла, и ты можешь замерзнуть.

– Да, да, да! – горячо зашептала Мира. – Я все понимаю, миленький! На это придумано тысячи поводов. И про отсутствие одеяла я уже слышала, и про холодную ночь, и стаи голодных крыс, и про невроз тревожного ожидания, который надо вылечить. Потом, ладно? Мне не хочется с тобой расставаться, правду говорю! Все будет потом… А сейчас считай, что меня просто нет. Будто я умерла, наевшись твоего плова.

– Типун тебе на язык! – испуганно ответил Славка. – У меня и мысли такой не было…

– Конечно, конечно! Не было такой мысли, не твоя она, забежала сюда, дворняжка беспризорная, тьфу на нее, веником ее, ногой ее…

Славка уже не знал, как выйти из флигеля, чтобы нечаянно не задеть Миру. Прибабахнутая какая-то! Подумаешь, красавица! Так горячо убеждала, будто Славка совсем голову потерял и себя не контролировал. Напрасно волновалась. Да не собирался он с ней спать. С какой стати он должен ложиться в постель с первой встречной? Случайная половая связь – это добровольное самоубийство. Так, во всяком случае, написано на плакатах в районной поликлинике.

– Спокойной ночи, – сказал он темноте. – В сторонку отойди, а то я боюсь, что не попаду в дверь с первого раза.

– Подожди! Помоги сумку принести.

Они вышли. Костер догорел, в очаге лишь тускло светились малиновые угли. В холодном свете фонаря кружила хоровод мошкара. Откуда-то доносился ритмичный храп. Черная кошка подбирала остатки мяса, забравшись в кастрюлю передними лапами и головой.

Славка склонился над задним сиденьем, нащупал лямки сумки и потянул ее на себя.

– Отнеси, хорошо? А я… я сейчас…

Славка понял, что Мира ждет, когда он оставит ее одну. Он закинул лямки на плечо – сумка была тяжелой – и пошел к флигелю.

– Туалет на бугре за складом, – не оборачиваясь, сказал он.

Мира смотрела ему в спину, пока он не дошел до середины двора. Мужичок так себе. Тщедушный какой-то. Но сыграть с ним в любовь все-таки придется. Завтра. А лучше – послезавтра, чтобы не сразу отклеился… Все-таки это отвратительно. Но выбора нет, придется терпеть, дразнить, рисовать самые сладостные перспективы… И еще плохо, что он прагматик и циник, а такие редко влюбляются по уши. Вот лысый втюрился бы в нее до затмения сознания. У него глаза цветочные и губы пухлые. А этого трудно будет заставить жертвовать собой. Она слышала, как он грубо говорил: «Не идут ноги – и не надо! Плевать!..» Этот плевок – в ее сторону.

Она пошла к калитке. Сдвинула тяжелый засов, толкнула дверь и вышла на пустынную улицу. Минуту постояла, посмотрела по сторонам, затем быстро присела у засохшего кустарника, пошарила рукой и подняла что-то увесистое, завернутое в промасленную тряпку. Развернула и посмотрела на черный от копоти и смазки карбюратор.

Нет, другого такого не купишь. Ни в автосервисе, ни на авторынке в Сочи. «УАЗ» шестьдесят седьмого года выпуска, военно-полевая модель, можно сказать, антиквариат. Такие машины завод давно не выпускает, и запчасти к ним никто не продает. Странно, что студия отдала ее под перевозку кабелей и софитов. Удобная, потому что крыши нет? Так у кузовной «Газели» тоже крыши нет. Такие раритетные колымаги надо ставить в кадр, на них должны куролесить герои-любовники нежной брежневской эпохи…

Она вернулась, неслышно закрыла за собой дверь и положила сверток на землю – так, что не заметить его было невозможно.

Гера встал затемно, в четыре, чтобы за час успеть добраться к подножию скалы. Когда стало светать, он уже налегал на педали, преодолевая крутой серпантин над ледяной и зеленоводной рекой Мзымтой. Трехсотметровый Истукан отсюда напоминал исполинскую детскую горку. С одной стороны – отвесная стена, с другой – пологий спуск, поросший лесом, по которому любят бродить туристы.

Уже издали он заметил клиентку, одетую в обтягивающие тренировочные брюки, футболку и кроссовки, и у него отлегло от сердца. Одета явно для восхождения. Значит, договор оставался в силе, и он почти явственно почувствовал, как шуршат в руке баксы.

– Ты опоздал на десять минут, – сказала она вместо приветствия и поднялась с камня, на котором сидела.

Гера не ожидал, что день начнется с предъявлений претензий, но не стал ни оправдываться, ни дерзить. Если баба платит большие деньги, то лучше помалкивать. Молча завел велосипед в кусты, замаскировал его большой сосновой веткой и принялся вытаскивать из своего рюкзака снаряжение.