Старый дурак! И как эта последняя фраза только соскочила с его губ! Мать Анисья поняла, что он догадался .

Он выдворил гостей из квартиры, но они не успокоились и пошли к Владу. Это сильный и точный ход! Кто еще им нужен, как не лучший ученик профессора Сидорского! Лучший, но Влад не посвящен. Он не знает, насколько это опасно. Атомная бомба в сравнении с этим – детская забава.

Но надо успокоиться, надо взять себя в руки. Профессор должен сосредоточиться и убедить Влада в том, что тот ошибается. Профессор должен найти неоспоримые доводы. Не просто сильные, но могущественные аргументы! Он должен с неудержимой последовательностью раздавить, искалечить, похоронить какое бы то ни было сопротивление Влада, с чудовищной простотой и безапелляционностью, как молот ударяет по наковальне, поставить точку в его сомнениях – нет! нет! нет! Никакого тайного сговора не было, никакой эстафеты, все это вредный вымысел, позор для науки. Только личностные, извечные как мир качества позволили правителям достичь вершин власти, только ум, жестокость, воля, храбрость и хитрость. Только это, только это и ничто другое, аминь!

Профессор вынул из шкафа теплую и немного колючую кофту, стал надевать ее. Во-первых, изъять у Влада рукопись, эту отраву. Убедить его по телефону не удалось. Не дай бог, Влад прочитает рукопись. Наивно полагать, что молодой и горячий ученый послушает невнятные просьбы старого учителя. Сидорский не привел ни одного веского аргумента против рукописи. Его мольбы напоминали старческое брюзжание и немотивированное упрямство. Изъять рукопись надо просто силой. Не станет же Влад драться со стариком? А Сидорский изрубит топором все листочки, сожжет и пепел развеет с вершины Чатыр-Дага, чтобы никому не досталось ни одной крошечки, ни одной буковки. Но этого мало. Надо срочно лететь в Италию. Срочно! Сию же минуту! Если, конечно, еще не поздно.

Он так и не смог справиться с охватившим его волнением, и потому движения его были хаотичны. Подошел к книжной полке, достал справочник по Италии. Тотчас кинул его и продолжил застегивать большие зеленые пуговицы на кофте. И снова взялся за справочник. «Что мне известно доподлинно? Что одна из двух ветвей эстафеты состояла из римских императоров и военачальников. Если не принимать во внимание малолетнего Августула, то все остальные собирали Тайну по фрагментам, отнимая, выкупая или выкрадывая их… Полжизни профессор соединял воедино звенья огромной исторической цепочки. Он вычислил почти всех, кто был посвящен в Тайну. Но цепочка оборвалась. Когда-то, где-то, на ком-то. Последние два обладателя Тайны унесли ее с собой в могилу. И все же имя одного из них профессор почти готов был назвать. Это… это… Тайна была столь страшна, что Сидорский невольно оглянулся, дабы убедиться, что в комнате нет никого, кто бы мог подслушать его мысли… Так на ком сделать выбор? Венеция или Рим? Рим или Венеция?»

Он бегло полистал, нашел главу, посвященную катакомбам. «Рим стоит на множестве катакомб, многие из них со временем обрушились. Лучше иных сохранились катакомбы св. Каллиста. Именно там находится знаменитая Папская пещера, в которой покоятся останки пап и мощи святых. Этот уникальный исторический памятник, названный в честь Папы Каллиста, был построен в 217 г.». .. Нет, нет, там пусто . Все произошло намного позже, когда катакомбы Каллисто были уже заполнены.

Профессор поискал глазами, желая найти карандаш или календарик, что можно было бы использовать в качестве закладки, но не нашел ничего подходящего и загнул кончик страницы. «Я могу опоздать. Если уже не опоздал. Венеция – вот это место. Конечно, Венеция. Последнее пристанище… Но сначала надо отыскать домашний адрес Влада. Где-то я его записывал. И никаких телефонных звонков! Я свалюсь к нему как снег на голову. Я отниму у него рукопись и сожгу ее!»

Отыскивая записную книжку, профессор задел антикварный столик, на котором стоял телефон. Едва успел поймать аппарат. Очень кстати он попался ему под руку! Сидорский стал набирать номер справочной аэропорта.

– Девушка, доброй ночи! Мне нужно срочно в Венецию… В Венецию! Вы тоже плохо слышите? Нет, это не в Луганской области, это город в Италии… Об этом не беспокойтесь, у меня полугодовая виза… По вторникам и четвергам? То есть завтра утром? А раньше?.. Раньше – это значит прямо сейчас… Чартерный, с пересадками – что угодно… Жаль… Ну ладно… Запишите мою фамилию…

Какая бестолковая билетерша! Профессор положил трубку и вышел в прихожую. Он уже сунул руку в рукав плаща, как вспомнил, что все еще не нашел записную книжку с адресом Влада. Пришлось возвращаться. И не лишним будет взять с собой деньги. Грязные деньги! Ибо то, что хотела от профессора та женщина с длинной косой, – грязное желание. Грязнее не бывает. Почему же Сидорский понял это только сейчас? Желание наркомана уколоться во время ломки несравнимо с той неодолимой, нечеловеческой ЖАЖДОЙ, какое испытывали что женщина с длинной косой, что «наследники Христа», появившиеся вдруг в жизни профессора в образе черной шторы, заслонившей собой его светлый и теплый закат.

Влад прочитал рукопись, и ему захотелось выйти на балкон, вдохнуть влажного ночного воздуха. «Что я должен написать? Они пришли ко мне не ради рецензии. Они хотят, чтобы я помог им найти концы той ниточки, по которой веками струилась некая Тайна Власти».

Влад едва сдержался, чтобы не позвонить Сидорскому. Уже поздно, профессор наверняка спит. Но завтра утром Влад обязательно объяснится с ним. Он найдет нужные слова, объяснит, что у него не было другого выхода, кроме как прочитать рукопись. Потому что он дал гостям слово. В конце концов, он получил от них деньги. Он обязан был выполнить работу. Вопрос теперь в том, как ее выполнить. Если профессор уверен, что рукопись – антинаучный бред, то пусть убедит в этом Влада, разложит все по полочкам, с аргументами, выкладками и доказательствами. Пусть прокомментирует свои пометки на полях: почему тут две ровных черты, а здесь – одна волнистая, почему здесь восклицательный знак, а в этом месте – буква «ю», и что эта «ю» означает… Пусть все объяснит.

Влад померил температуру. Тридцать семь и семь. Такую температуру («ни туда ни сюда») врачи называют субфебрильной. Налил в чашку горячей воды, добавил по ложке соды и соли. Этим едким раствором он прополоскал горло. Влад уже не помнил, кто ему дал этот рецепт, но при некоторой степени самовнушения этот раствор помогал. Но больное горло – не самое неприятное в болезни. Влад боялся сна. Когда его лихорадило, ему всегда снились тяжелые и необыкновенно выразительные сны. Из-за этой выразительности терялась граница между сном и явью, и этим сны были страшны. Влад знал, что сегодня Морфей вновь заставит его кричать и метаться в бреду, окунет в черное, как деготь, море цифр, событий и имен, и они, материализованные, похожие на огромных скользких лягушек, будут ходить по нему, прилипая к спине и груди холодными лапками.

Долгая, холодная весенняя ночь!

Он отставил стакан с раствором, вытер губы полотенцем, и вдруг по квартире разнеслась трель звонка. Влад вздрогнул и невольно кинул взгляд на часы. В такое время к нему никто и никогда не приходил. Неужели это снова мать Анисья и Леонтий? Но ведь Влад обо всем с ними договорился. Определил срок – два дня.

Ему стало тревожно. Ночные звонки редко когда несут добрую весть. Ночной звонок – это почти всегда форсмажор, ЧП, нечто безотлагательное, экстренное.

Он приблизился к двери, посмотрел в «глазок». На лестничной площадке, поправляя на голове промокшую фуражку, стоял милиционер. Рядом с ним – моложавый мужчина в демисезонной куртке. Оба смотрел себе под ноги, словно провинившиеся школьники.

Влад открыл. Милиционер глянул на мятую бумажку, которую держал в руке, как на шпаргалку.

– Влад Уваров здесь живет?

Мужчина в куртке, едва ли не вставая на цыпочки, старался заглянуть в слабо освещенную прихожую.