Как воевать дальше без князя? Повада и Дубровец, как старшие в княжеском роду помимо самого Бранемера, призвали на совет волхва Яроведа, которого князь уговорил сопровождать войско. Тот выглядел ничуть не удивленным.

– Говорил я ему, князюшке-то, что девку он хочет взять непростую, рода непростого, и поход будет непрост, – сказал он сродникам. – Да уж делать нечего, помогу, поищу его сам. А вы, воеводы, на месте не стойте, ступайте вперед. Время дорого – возьмете Чурославль, пока князь Вершина на помощь не пришел, то честь вам и хвала. А время упустим – не с одним Лютомером, а с его отцом, да и, пожалуй, с самим Святомером оковским иметь дело придется.

– А князь-то как же?

– А князя я сам к городу приведу.

– Да когда же? Скоро?

– А это как лес отпустит.

Воеводам, при всей их храбрости и опыте, все же не хотелось воевать без князя, но речи волхва звучали разумно: князь Бранемер собирался брать Чурославль и земли дальше по Рессе, а значит, его волю нужно выполнять, не теряя драгоценного времени. Но уже наступил вечер, и воеводы, не решаясь идти в темноте по чужой земле, велели готовиться к ночлегу все на том же месте. Вперед они выслали своих, дешнянских бойников под предводительством варги Витимера – младшего брата Бранемера. Витимеру, иначе Витиму, исполнилось всего двадцать лет, но он уже успел не раз отличиться в сражениях с радимичами. Он рвался в лес искать старшего брата, но Дубровец решил, что за одну ночь князь с дружиной в лесу не пропадет – не маленькие, чай.

И Витим пустился в путь. Быстрым шагом, довольствуясь светом луны, они шли сначала вдоль течения Неручи, потом – по тропе волока через лес, довольно заметной даже ночью, потому что ею часто пользовались.

Выйдя наконец к Рессе, они сразу увидели на берегу множество огней. Кто-то присвистнул, все разом остановились. Сотни костров были разложены на берегу Рессы, охватывая берег широким полукольцом.

– Да их там дикие тыщи… – в изумлении протянул кто-то. – Когда собрать-то успели?

– Это князь Вершина подошел. Или сам Святомер.

– Делать-то что теперь?

– Если кто испугался, то у девок как раз посиделки, – с презрением бросил Витим. – А кто мужик, тот будет драться хоть с дикими тыщами. Пошли обратно.

Услышав эти новости, воеводы переменились в лице.

– Да откуда же оно взялось-то, дери его леший! – воскликнул Повада. – Наколдовали его, что ли?

– Так ведь говорил Яровед, что тамошний молодой князь – колдун знатный, и сестра его, которую мы воевать идем, тоже… того, – напомнил Чаегость. – Вот и наколдовали.

– А воевать-то это наколдованное может? – загудела дружина.

– Может, это морок один, а толку и вреда никакого?

– Ага, жди! Может, они мертвецов поднимать умеют – ты его рубишь, а ему все равно, он уже дохлый!

– А вот как бы в самом деле не подошел уже князь Святомер! – говорили наиболее разумные и не склонные все непонятное объяснять колдовством. – Ведь время-то самое для полюдья, вот он и пришел.

– Яровед-то сам где?

– В лесу Яровед! – в сердцах ответил Дубровец и выругался. – Ни князя у нас, ни волхва, как хочешь, так и разбирайся со всей этой…

– Жуть с копьем! – хмыкнул Витим. – Что, воевода, забоялся?

– Молчи уж! – огрызнулся Дубровец. – А ты от большой смелости хочешь, чтобы я с тыщей на десять пер? Там ведь не бойники, там мужики, а у них в селах бабы и дети остались!

Пока Повада и Дубровец ограничились тем, что послали Витима на волок, чтобы дали вовремя знать, если угренское войско вдруг само двинется вперед. О наступлении пока речи не шло: имея чуть больше тысячи человек, воевать с многотысячным войском, тем более без князя, его воеводы были не готовы. Ведь по первоначальному замыслу они предполагали лихим набегом захватить Чурославль, забрать невесту и уйти. Очевидно, что из этого теперь ничего не выйдет – угряне предупреждены и собрали войско. Даже и будь здесь князь, Повада и Дубровец еще очень подумали бы, а стоит ли ввязываться в драку с большими силами противника, терять людей, имея не слишком верные надежды на победу. Под свою же собственную ответственность они ничего такого делать не собирались. Дешняне не могли ставить под удар свое войско – ведь если их перебьют здесь, то угряне и радимичи попросту поделят Подесенье, и памяти ни о каких дешнянских князьях не останется! Им оставалось одно – ждать, пока Бранемер выберется из леса. Да и выберется ли? Он сгинул там, будто в том Дремучем Лесу, куда уходят души умерших, и сродники-воеводы с трудом гнали от себя опасение, что, как и с Того Света, ждать Бранемера обратно будет напрасным делом.

Весь день Лютава провела в седле, мчась по берегу вниз по течению Рессы. Как нарочно, в этот день похолодало, и копыта коней звонко стучали по замерзшей грязи. Сбиться с дороги было нельзя – путь указывала сама Ресса, да и Лютава помнила эти места, по которым проезжала не так уж давно. Отпустив Благотиного гонца вперед, Лютава останавливалась в каждой веси, созывала тех из мужчин, кто находился дома, коротко рассказывала о нападении и приказывала, вооружившись, немедленно отправляться в Чурославль.

– Сколько у вас мужчин, я знаю, – грозила она старейшинам, если те мялись и не горели боевым духом. – И помилуй вас чуры, если воевода хоть одного не досчитается.

Старейшины вздыхали, но противиться никто не смел. В своей волчьей накидке она была похожа на Волчью Мать – богиню Марену и сама внушала трепет.

Но как ни погоняла коня Лютава, как ни торопилась, едва соглашаясь перекусить на ходу, за этот день добраться до Коренска не удалось, хотя заночевали уже неподалеку. Лютава ехала бы и ночью, но коням требовался отдых, да и мчаться по мерзлым колдобинам в темноте было слишком опасно.

Проснувшись утром в первом селе коренской волости, Лютава проводила к Чурославлю местное ополчение, состоявшее из одиннадцати мужиков и парней, а затем и сама тронулась в путь. Отдохнувшие кони мчались резво, уже вскоре, проехав вдоль берега небольшой речки Корянки, Лютава увидела Коренск – городок на прибрежном холме.

Проезжая недавно из Ратиславля, они ночевали здесь, и Лютава кое-что знала об этом месте. Говорили, что когда-то здесь обитала голядь, – и в самом деле, вал, окружавший площадку поселения, высился тут с незапамятных времен. Но потом голядь сгинула, поселение долго стояло пустым, так что даже его старое название забылось. Заняли его совсем недавно, еще на памяти нынешних поколений, выходцы их племени вятичей, пришедшие с верховий Оки через Жиздру и Турею. Первоначально опасаясь голяди и кривичей, вятичи под предводительством своего отца и старейшины, по имени Кореня, подправили вал и даже выстроили поверх него частокол. Поначалу род жил здесь, но быстро стал расселяться. Сыновей у Корени имелось аж семеро. Все они взяли в жены местных голядок – тех уже тогда отдавали дешево – и расселились по всей реке, которую соседи стали звать Корянкой. С тех пор кореничи уже по второму разу пахали те же участки, пасли скот, ловили рыбу, били зверя и продавали меха заезжим торговцам. Их нынешний глава, старший сын Корени по имени Божирад, среди соседей звался боярином, а название кореничи распространилось уже и на другие окрестные роды, кто и не вел свой род от старого Корени.

Ворота стояли открытыми, будто здесь ждали гостей. Въезжая во двор, Лютава увидела впереди сани, в которых сидели две девушки, а мужик с возжами в руках шел рядом с лошадью. По облику и одежде все трое были из голяди. Хозяева – в основном женщины – стояли у дверей своих жилищ, встречая приехавших.

Лютава придержала коня. Увидев ее, хозяева на миг отвлеклись, а один из кореничей, низкорослый рыжеволосый мужик, усмехнулся, хлопнув себя по бедрам, и весело крикнул Лютаве:

– От еще одна! Заезжай, красавица, не бойся! Мы сегодня невест принимаем, и для тебя место найдется! Если что, я сам за себя возьму!

Кореничи засмеялись, голядин оглянулся на Лютаву почти с испугом. Баба в рогатой кичке, видно жена, хлопнула рыжего по плечу: не заговаривайся, мол!