– Может, все-таки лучше обратиться в милицию? – осторожно предложил я.

– Не пори чушь, – оборвал меня хозяин, – я совершенно не собираюсь сажать за решетку родственников, сам накажу того, кто крысятничает. И потом, как я обнародую сумму?

– Почему бы нет? Вы же состоятельный человек.

– Ваня, – с жалостью проговорил Кузьминский, – это черный нал, деньги, припрятанные от налоговой инспекции. Поверь мне, лучше уж даже не искать вора совсем, чем озвучивать количество купюр в моем столе. Получу такую кучу проблем, такой геморрой…

Кузьминский замолчал и снова потянулся к сигаретам. Мне же на ум пришел неожиданный вопрос: отчего в нашем современном понимании слово «геморрой» является синонимом головной боли?

Выспаться мне так и не удалось. Тщательно вымывшись, я сунул скомканную одежду незнакомой старухи в пакет, с огромным облегчением облачился в костюм и поехал отчитываться перед Норой.

Ленка открыла мне дверь и воскликнула:

– Вы чегой-то похудели.

– Быть того не может, – ответил я, снимая ботинки и нашаривая тапки.

– Точно говорю, – настаивала она, – прямо лицо кожей обтянулось, а глазья внутрь черепа провалились.

Я запихнул обувь повыше. Эту привычку приобрел с тех пор, как в доме появился кот Василий вместе со своей хозяйкой Мирандой[2]. Гадкое животное обожало использовать ботинки в качестве сортира. Но сейчас, слава богу, кота нет. Миранда учится в Лондоне, в закрытом колледже, а Василий и Филимон теперь живут у наших приятелей в загородном доме. Кстати, для тех, кто не в курсе: Филимон – не мужчина и не мальчик, а простой кролик. Василия больше нет в нашем доме, но привычка ставить ботинки высоко у меня осталась.

Стоило войти в кабинет, как Нора наехала на меня, в самом прямом смысле слова – в кресле.

– Ты почему не берешь мобильный?

Я вздохнул. Вот еще одна проблема – сотовый пропал вместе с пиджаком.

– Увы, я потерял его.

– Где?

Однако дурацкий вопрос. Знал бы где, пошел и взял бы.

– Понятия не имею, просто выронил на улице.

– Изволь сейчас же купить новый!

Я кивнул:

– Сегодня же отправлюсь в салон.

– Да уж, сделай милость, – злилась Элеонора, – а теперь выкладывай!

Выслушав мой рассказ, она побарабанила пальцами по подлокотнику кресла.

– Странно, однако. Сто десять кусков! Может, у кого-то из членов семьи имелись долги на эту сумму?

Я пожал плечами и напомнил:

– До этого бесследно испарились еще двадцать тысяч. Значит, в общей сложности сто тридцать.

– Ага, – протянула Нора, – сдается мне, у кого-то были большие денежные проблемы, ну-ка, еще раз перечисли всех обитателей.

Я начал загибать пальцы:

– Белла и Клара…

– Этих можно смело сбрасывать со счетов, – самоуверенно заявила Нора.

– Почему?

– Они еще дети.

– Вовсе нет, – попытался возразить я, – одна ходит в университет, вторая учится в институте, и они ненавидят друг друга по-взрослому…

– Ерунда, – бесцеремонно прервала меня Элеонора, – ну зачем им столько денег?

На мой взгляд, женщина всегда найдет, куда пристроить и рубли, и доллары. Если она ни в чем остро не нуждается, все равно не устоит и потратит любую попавшую в руки сумму на сущую ерунду. Никогда не забуду, как мы с Жанной заглянули в универмаг.

Постоянно повторяя: «Похожу здесь всего минутку» и «Мне совершенно ничего не надо», эгоистка прошлялась по этажам полдня.

Она приобрела сервиз, комплект постельного белья, кучу керамических безделушек, несметное количество косметики, две совершенно неподходящие ей кофточки, плюшевого мишку, открытки с изображениями собачек, три горшка с кактусами и один с фикусом. Апофеозом был диванный валик в виде выстроившихся в ряд тигрят.

Обвешанный пакетами, я практически без сил рухнул в автомобиль и трясущейся рукой начал засовывать ключ в замок зажигания. Жанночка же, свежая, словно утренний круассан, блестя глазами, громко верещала:

– Абсолютно отвратительный магазин. Совершенно не на чем остановить взгляд, так ничего и не купила. Вот позавчера с Лелей заглянули в «Крокус-сити». Уж там мы оторвались, нашопились от души, все покупки в Лелькин автомобиль не влезли.

На всякий случай сообщу вам, что у Лели «Лэндкрузер», дорогущий джип размером с троллейбус…

– Следовательно, Белла и Клара отпадают, Маргарита с Павлом тоже, – неслась дальше Нора.

– А эти почему? – вновь удивился я.

– Ваня, – менторским тоном сказала Нора, – тебе следует учиться мыслить логически. Законная супруга Кузьминского вместе со своим любовничком появилась в доме уже после того, как пропали двадцать тысяч. Как они, по-твоему, могли их спереть?

– Но сто десять-то испарились при них, – напомнил я.

– Нет, доллары тащила одна рука.

– Отчего вы пришли к такому выводу?

– Мне так кажется!

Железная логика и совершенно бесподобная аргументация, типично женское поведение. «Мне так кажется», и точка. Еще женщины любят советоваться с внутренним голосом и полагаться на интуицию.

– И кто у нас остается?

– Прислуга: Лариса Викторовна, шофер и садовник.

– Эти тоже не причастны.

Я уставился на Нору. Ловко она со всеми разобралась.

– Шофер и садовник не могут свободно передвигаться по особняку, – пояснила Элеонора.

Я кивнул, вот с этим согласен, мужской прислуге и впрямь было бы затруднительно объяснить, по какой причине они оказались на втором этаже. Зато Лариса беспрепятственно проникает в любое помещение.

– Экономка бы давно уволилась, получи она такую громадную сумму, – размышляла вслух Нора.

Я хотел возразить, что бешеные тысячи испарились только что, у экономки просто не было времени на расчет, но промолчал. Спорить с Норой столь же неблагодарное занятие, как воспитывать крокодила. Женщину невозможно ни в чем переубедить, она всегда права.

– Следовательно, мы имеем двух основных подозреваемых, – щебетала Нора, – Анну и Валерия. Муж и жена – одна сатана. Небось надоело в приживалах ходить, вот и решили себе квартирку на стыренные денежки купить. Как тебе такая версия?

Я постарался сохранить заинтересованное выражение лица. Не всегда супруги выступают единым фронтом. Подчас они даже ненавидят друг друга и не прочь жить порознь, но их сдерживают дети, общее хозяйство. А насчет усталости от положения приживал… Тут Нора, как все дамы, примерила ситуацию на себя. Ей, безусловно, было бы невыносимо жить из милости в доме у богатого родственника, только и Анна, и апатичный Валерий произвели на меня впечатление людей, абсолютно довольных ситуацией.

– Значит, изучишь подноготную парочки, – Нора принялась раздавать указания, – прошлое, настоящее… Обязательно наткнешься на дырку, в которую они впихнули краденые деньги. Дело-то ерундовое, преступники вычислены, осталось лишь собрать доказательства их вины. Можешь приступать.

Не успел я раскрыть рот, чтобы попытаться вразумить Нору, как в кабинет заглянула встрепанная Ленка.

– Иван Павлович, вас к телефону.

– Сколько раз тебе объяснять, – обозлилась хозяйка, – когда мы работаем, не следует мешать. Пусть перезвонят позднее.

– Так это мама Ивана Павловича, – испуганно сообщила Ленка, – как заорет: «А ну давай сюда Ваню немедленно». Я прям обмерла, может, она помирать собралась, так завопила.

– Если человек на пороге кончины, – вызверилась Нора, – он не станет визжать, сил на истерики не хватит, на тот свет отъезжают, как правило, молча. Вели ей через час перезвонить. Впрочем, нет, я знаю Николетту, примется трезвонить каждые пять минут. Ступай, Ваня, побеседуй с маменькой.

Я взял протянутую трубку, вышел в коридор и тихо сказал:

– Слушаю. – И в тот же миг чуть не оглох.

Как все бывшие актеры, маменька обладает громким голосом и способна четко произносить тысячу звуков в секунду.

– Вава! Мне так плохо, я просто умираю, абсолютно нет никакого аппетита, желудок болит, а ты…