Шнейдер, который на коммутаторе все разговоры подслушивает, сил не находит протянуть мне второй наушник, только пальцем в него тычет и рожи строит.
– Триста десятый «Солекопа»[3] капитан Каверин!
– Здрасте, товарищ капитан!
– Здравствуйте. (с живым интересом) А кто это?
– Да я!
– Кто «я»?
– Ну я, Нечипоренко!
– А-а…
Пауза.
– А это триста десятый «Солекопа» капитан Каверин.
– Товарищ капитан, да я это, я!
– Кто «я»?!
– Рядовой Нечипоренко!
– А-а! Нечипоренко! Здравствуй, дорогой!
– Здравствуйте, товарищ капитан!
– М-да… Нечипоренко. И что?
– Ну, вы сказали, чтобы я позвонил, когда приду.
– Хм. И что?
– Э-э… Вот, я пришел.
Долгая пауза.
– А кто это?
– Э-э… (неуверенно) Это рядовой Нечипоренко.
– А это триста десятый «Солекопа» капитан Каверин. Погоди, погоди! Нечипоренко, это ты, что ли?!
– Да! Да! (радостно) Это я, товарищ капитан! Нечипоренко!
– Черт побери, Нечипоренко, дорогой, где же ты был?! Я тебя очень давно жду! Иди скорее ко мне сюда!
– Да-да, товарищ капитан, мы уже идем!
Пауза.
– (опасливо) Кто «мы»?
– Ну… Я и Остапец.
– А кто это?
– Остапец?! Ну… Ну, Остапец… это Остапец!
– Да нет, кто со мной говорит?
– Рядовой Нечипоренко!
– А-а…
Пауза.
– Триста десятый «Солекопа» капитан Каверин!
Дальше мы не слушали. Сил не хватило.
Чтобы преодолеть неполных пятьсот метров от парка до казармы, рядовым Нечипоренко и Остапцу понадобился час, потому что Остапец то и дело падал, а Нечипоренко укладывался на травку отдохнуть. Наконец они ввалились в дежурку, растолкали спящего Каверина и доложили, что пришли. Нечипоренко даже отдал капитану честь, для чего отпустил Остапца, и тот снова упал.
Каверин их не узнал, особенно Нечипоренко, посоветовал уйти отсюда на хер к такой-то матери и перевернулся на другой бок.
Нечипоренко был глубоко озадачен. Он попытался совершить второй подход к телу капитана, но тут помощник дежурного сунул ему в руки опасно булькающего Остапца и указал на дверь.
Светало.
Потом эту историю рассказали капитану Мужецкому, лежавшему в ту ночь дежурным по парку. Собственно, прямо над его ухом происходил исторический телефонный брифинг, а на соседнем топчане валялся пьяный Остапец.
Мужецкий попросил его не разыгрывать.
ГЛАВА 3
Первая шеренга, два шага вперед, снять правый сапог, предъявить наличие портянки!
Всем привинтить значки член ВЛКСМ!
И где вы дели эту штуку, которая на ремне?
По Уставу пилотка должна выглядеть так, чтобы вот эти внутренние губки – гы-гы-гы! – торчали наружу!
Ускорить готовность!
Вы мне объясните: как может комсомолец вытирать жопу полным собранием сочинений Ленина?!
Ходоровский, чмо болотное, кто вам сказал, что вы еврей, забудьте об этом, вы позор самоходной артиллерии – ГДЕ ПУГОВИЦА, Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ?!
А номер военного билета должен быть у вас на всём!
Почему этот нахал разгуливает в параллельных брюках?
Не вижу службы войск, не вижу совершенно!
Содержимое карманов – к осмотру!
Ах, у вас перья из задницы повырастали?!
Ладно, сержант, вот переживем эту проверку, и вы мне за всё ответите!
ПРОВЕРКА НА ВШИВОСТЬ
любительская порнография
сержанты и солдаты ББМ в разных непотребных ролях
Есть такой анекдот. «Как победить Советскую Армию? Ни в коем случае не нападать внезапно. Надо ей объявить войну за месяц. И она сама затрахает себя подготовкой». О, да. Ничто так не подрывает боеспособность войск, как плановая проверка этой самой боеспособности.
Ответная реакция войск на приближающееся несчастье всегда одна и та же. Сначала яростные поиски тех, кто хоть что-то знает и может объяснить другим. Затем повальный инструктаж и тренаж. Тотальный контроль наличия всего. Бирки, таблички, номера по трафарету. Памятки и планы. Сержантские книжки. И стенгазета! И боевой листок! И строевая песня!..
– На ящиках для угля должна быть надпись «УГОЛЬ». Значит, найди краску, найди кисть, сделай из чего-нибудь трафарет… Если не найдешь краску, найди гудрона, тоже пойдет. Только сначала найди сержанта Тхя и скажи ему, чтобы нашел лопаты и послал людей стесать траву, которая торчит из щелей в бетонке перед боксом… Тхя уже ищет гудрон? Зачем?! Не надо. Ты ищи гудрон. Если не найдешь краску. А Тхя пусть ищет лопаты. Нет, те лопаты, которые на машинах, брать нельзя, они только что покрашены. Вы прямо как дети малые, всему вас приходится учить… В общем, я на тебя надеюсь!
– А где эти ящики для угля?
– Убью!!!
«Внимание! Завтра, совершенно внезапно, в полшестого утра, будет объявлена тревога. Поэтому, товарищи сержанты, подготовьте личный состав и его оружие. Магазины разложите по подсумкам. А автомат, штык-нож и подсумок надо сцепить ремнем, чтобы в одно движение выдернуть из пирамиды всю эту херню. Вещмешок должен у каждого лежать под кроватью. Во избежание давки на выходе советую третьему и четвертому дивизиону покидать казарму через окна»
И покидали. И неслись тяжелым галопом в парк техники, снося все на своем пути. Бежали через территорию ракетчиков, у которых были железные ворота, центнера два весом, запертые на амбарный замок. И мы хватали эти ворота, срывали с петель и швыряли наземь. За что ракетчики нас, конечно, очень любили. А мы бежали, пыхтя и задыхаясь, подтягивая отставших, принимая на руки подвернувших ногу, геройски бежали… Дабы оседлать свою верную технику, выгнать ее из боксов, и… и… Спать на броне полчаса минимум! Потому что офицеры все равно не добирались до парка раньше!
Неделя до выхода на полигон. Пятеро сержантов на фоне миномета. Никто не хочет им командовать. Особенно те, кому скоро на дембель. Из миномета можно не туда попасть. Еще им можно кого-нибудь задавить – в том числе себя, – даже стоя на ровном месте. Оно нам надо?
Механик торчит из своего люка и радостно скалит зубы, с него взятки гладки. Капитан Масякин расхаживает перед строем, пытаясь хотя бы внешне хранить спокойствие. Он уже понял, что никто из присутствующих ничего не умеет, не может и не будет. Опять. Как и полгода назад. Придется волевым решением назначать крайнего.
– Слушай, Верчич, ты же на прошлом полигоне отлично справлялся с машиной. Что значит – забыл? Как ты мог все забыть?
– Ну не помню я, тарщ ктан. Пусть вон Вася… То есть сержант Голиней командует. А я оператором буду. А?
– Вася молодой еще.
– Вот пусть и командует, опыта набирается.
– А ты, значит, будешь нажимать кнопки и ни за что не отвечать? Сволочи. Вы не минометчики, вы сволочи, ясно? Ладно, Верчич, я тебе это припомню. Сержант Голиней, лезь на башню. Назначаю тебя командиром расчета.
– Това-арищ капита-ан…
– Лезь, кому говорю! Верчич, подсказывай ему, если что.
– Угу! Спасибо, тарщ ктан.
– Вторая, стой! Машину в боевое положение… Развернуть!
Вжжжжж… Бум! Вжжжж…. Бум! Хрясь! Дзынь! Хлоп!
– Не лезет.
– Спокойно, ребята, спокойно. Назад откинули! Воткнули.
Хрясь! Дзынь! Блям!
– Сука! Не лезет!
– Ты в бабу тоже с двух раз не попадаешь?
– Разговорчики!
Хрясь! Дзынь! Бац!
– Есть! Прицел сюда! Ушли с брони! Тарщ ктан, машина в боевое положение переведена.
– И ведь какой-то инженер, сука, за этот узел премию получил. Это, блядь, диверсия, а не узел.
– Разгово-ор-чи-ки… Ты не суетись, когда втыкаешь. Ты прицелься и спокойно воткни. Вторая, стой! В походное… Свернуть!
Бух-бух-бух! Дзынь! Блям! Хрясь! Вжжжжж… Бац!
– Ой!
– РУКИ!!! РУКИ НА ХЕР!!!
– Ты что, военный, совсем дурак?!
Бац! (это уже по шее).
