Бухгалтер Д. проснулся в холодном поту. Ему приснилось… Да все то же самое, что снилось последние двадцать лет его жизни. Его преследовал безжалостный сон – цветной, четкий, наполненный голосами, шепотами, гулом, запахами, тревожными мыслями и ожиданием худшего. Сон, слишком похожий на действительность, с той лишь разницей, что леденящее лезвие кошмара подбиралось к сердцу, но не пронзало его, и вместо предсмертного крика Д. издавал только сдавленный стон в подушку.

Это повторялось каждую ночь, двадцать лет подряд – кому бы такое понравилось? Варьировались лишь мелкие и в общем-то незначительные детали.

Д. давно понял, что бороться с этим проклятием бесполезно. Он мог бы неделю не есть, пару дней не пить, но после тридцати часов бессонницы его мозг превращался в клубок дохлых червей. Ну а что потом? Все равно бухгалтера поджидала черная пропасть, незаметно свалившись в которую, он находил одно и то же. Так зачем подвергать себя дополнительной пытке?

Он уже перепробовал сильнодействующие снотворные, постепенно увеличивая дозы, пока они не стали опасными для жизни. Заснуть и не проснуться – такой вариант бухгалтер Д., конечно, рассматривал, но исключительно как теоретический. Он был уверен, что ПО ТУ СТОРОНУ его уж точно не ожидает ничего хорошего. Ему и без того хватало неприятностей. Пару раз он проспал и едва не потерял работу. А потерять работу – это был кошмар почище ночного, означавший отбраковку социальной службой и впоследствии голодную смерть… Алкоголь? Помогал, но ненадолго. Расплачиваться же приходилось жесточайшим похмельем. Кроме всего прочего, бухгалтер не хотел скатываться вниз… Транквилизаторы? Он слишком трепетно относился к собственному серому веществу, которым наградил его господь. Поэтому эксперименты с различного рода препаратами пришлось отложить на будущее.

Д. верил, что у него есть будущее и что он дотянет до пенсии. Ведь без слепой веры невыносимо трудно жить, не правда ли?

…Он полежал немного, уставившись на сумеречное окно, за которым плыл смог, и прислушиваясь к своему учащенному сердцебиению. Не было необходимости смотреть на табло будильника: сон всегда приходил в одинаковое время – примерно за час до того момента, как Д. покидал свою квартиру, чтобы спуститься в подземку. В этой пугающей точности было, с одной стороны, что-то беспощадно-механическое, а с другой – какая-то небессмысленная изощренность. Вероятно, собственное подсознание сыграло с бухгалтером дурную шутку, и мысль об этом не раз приходила ему в голову, но что он, маленький и слабый человечек, мог противопоставить жестким рамкам необходимости?

У него было время прийти в себя. Д. благодарил судьбу за дарованную передышку. Еще пять минут – и он будет в полном порядке. ПОЧТИ в полном порядке. Нарастающий страх не в счет. Хотел бы он увидеть человека, который не боится! Он честно искал. Когда-то он с наивной жадностью вглядывался в лица людей, спускавшихся в подземку. Чаще всего он натыкался на стеклянный взгляд, устремленный в пустоту и означавший лишь одно: «Хозяин дома, но никого не принимает». При этом Д. чувствовал, что за стеклянной стеной таится страх, такой же неизбывный, постыдный, неуничтожимый страх, какой испытывает он сам. Ощущения зыбкости существования, беззащитности, одиночества преследовали каждого в его стеклянном доме, даже если дом этот был выстроен не на песке, а на незыблемой скале веры.

Д. верил. Его вера порой находила странное воплощение в примитивных предметах. Например, в фотографии жены. Бухгалтера можно было заподозрить в дешевой сентиментальности. Он храбро плевал на то, как ЭТО называется. Он разговаривал с фотографией, и ему становилось легче. Намного легче. Для чего еще нужна молитва, если не для того, чтобы становилось легче?

Вот он и молился на свой собственный, незамысловатый лад: чтобы сегодня пронесло, чтобы Подземный прошел мимо и чтобы вечером вернуться, непременно вернуться в маленькую квартирку, к вещам еще более хрупким, чем жизнь. С возрастом его молитвы становились однообразно-исступленными.

…Бухгалтер погрузил ступни в домашние тапки, прошлепал в туалет и долго стоял над унитазом, выдавливая мочу. Аденома предстательной железы – этот диагноз казался отдаленной и довольно абстрактной угрозой по сравнению с том, что могло произойти в любой день. Например, сегодня.

«А правда – почему бы не сегодня? – спросил себя Д. – Почему я… Нет, почему мы ВСЕ так уверены, что не сегодня? А если и сегодня, то не с нами?»

За себя он мог ответить. Ну во-первых, он помолился. И во-вторых, теория вероятности была за него, убеждала всей фальшивой тяжестью пустотелых нулей, стоящих после запятой, и ничтожностью дистрофичной единицы, прилепившейся в самом конце шеренги…

Потом бухгалтер Д. тщательно побрился, отчего-то вспомнив о некоем средневековом позере, который пожелал перед казнью, чтобы его побрили, подстригли и переодели во все чистое. Должно быть, голова бедняги выглядела просто здорово, когда палач вынул ее из корзины!.. Чуть позже скромным воображением бухгалтера завладели немецкие офицеры из просмотренного недавно старого фильма, непременно брившиеся перед боем и орошавшие себя хорошим одеколоном.

Д. оросил себя хорошим одеколоном. В зеркале отразилось желтовато-бледное лицо со впалыми щеками, плохими зубами и бесцветными глазами, взиравшими на мир бесстрастным взглядом рыбы, засыпающей на берегу. Хорошее лицо. Незаметное. Под ним – дряблая шея и тощее туловище, а если посмотреть ниже, то можно увидеть кое-что не слишком впечатляющее под тканью просторных спортивных трусов и обильно покрытые рыжей шерстью ноги.

«Чертов хоббит!» – хмыкнул Д., не лишенный способности к самоиронии и трезвой самооценке. Он, безусловно, не красавец и менее чем средний любовник. Слабо верилось, что какая-нибудь не слишком уродливая крошка будет сражена наповал. Но в тот день Д. собирался пустить в ход свое тайное оружие. Он даже выбрал объект приложения усилий…

Была пятница, а значит, впереди замаячил уикенд. Пятница – прекрасный день. Особенно для тех, кому удастся его пережить. Настроение у бухгалтера было приподнятое. Он надел свой лучший костюм. Сегодня он наконец пофлиртует с З.! Он даже придумал первую фразу и два варианта второй – в зависимости от того, какой будет реакция З. на первую. Единственное, что не было предусмотрено в его плане соблазнения, это тупое ответное молчание.

Д. верил не только в действенность молитв. Он верил в себя и в свое скрытый шарм, который могли разглядеть только чувствительные и тонкие натуры.

З., по его мнению, относилась именно к таким.

Бухгалтер вернулся в комнату, и его бледные пальцы паучьими лапками пробежались по корешкам компакт-дисков. Д. врубил гаражный рок. По утрам он непременно слушал что-нибудь грубое и энергичное. Это был завтрак для его изношенных нервов. Клин клином вышибают… Д. выматерился вместе с рычащим вокалистом, после чего послал в задницу «свою девку, а заодно мамашу, учителя, попа, судью и президента». Всех. В задницу! Вот так-то…

Ощутив себя экс-бунтарем, переболевшим детской болезнью левизны, он отправился на кухню, сунул в микроволновку прыщавого цыпленка с отрубленной головой и приготовил себе настоящий завтрак. Не слишком калорийный, но вкусный завтрак, который Д. смаковал минут пятнадцать, стараясь не пропустить через границу сознания мыслишку-шпиона – что-то вроде «А вдруг в последний раз?..».

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.