Получив такой ответ из Москвы, подписанный начальником секретариата ГУГВФ майором В. Казаковым, Березкину почему-то вспомнились события десятилетней давности. Некоторые сцены из той далекой довоенной жизни, когда советская авиация семимильными шагами поднимала себя до мирового уровня. Это было тогда, когда корпусной комиссар Березкин, помощник начальника Управления ВВС РККА по политической части, впервые познакомился с молодым летчиком-испытателем капитаном Егором Байдуковым, включенным в состав экипажа Валерия Чкалова, готовившегося к проведению рекордного перелета на дальность. Тогда – три ромба у Березкина и одна капитанская «шпала» у Байдукова. Сейчас – две звезды подполковника у Марка Федоровича и тоже две звезды, но генеральские у Георгия Филипповича. И соответствующий им тон разговора! Вот так меняются времена!

Но для М.Ф. Березкина время как бы остановилось или более того – подалось вспять. Ибо ни в работе, ни в должности и в звании у него все эти годы не было никакого движения вперед. Отсюда и общая неудовлетворенность собой, своей работой, своей жизнью. Все это, вместе взятое, безусловно, самым серьезным образом отразилось на состоянии его здоровья – ведь умер Березкин сравнительно молодым, когда ему было всего сорок девять лет.

Рассматривая репрессии против командных кадров Красной Армии в 1937–1938 годах как одну из самых мрачных страниц ее истории, никак нельзя при этом обойти вниманием роль и место К.Е. Ворошилова. Личность названного деятеля из ближайшего окружения Сталина, в определенные периоды их взаимоотношений – его близкого товарища, давшего за годы пребывания на посту наркома обороны санкцию на арест многих сотен, если не тысяч своих боевых соратников, нуждается в особом повествовании. Разумеется, не таком, как посмертный панегирик А. Акшинского[545]. И даже не таком, как вышедшее в серии «Жизнь замечательных людей» исследование В. Кардашова[546]. Выдержанные в мажорных тонах, эти книги страдают своей явной односторонностью, преобладанием только розового цвета. В них почти ничего не говорится о недостатках в служебной деятельности Ворошилова, об отрицательных качествах его характера и стиля деятельности, в том числе на посту наркома обороны СССР. И совершенно не рассматривается проблема «вклада» первого маршала в разгром командных, политических, инженерно-технических кадров РККА в 1937–1938 годах. В данной главе мы постараемся в определенной мере восполнить этот пробел.

В нашем повествовании уже приходилось обращаться (главы «В Красной Армии врагов вообще немного…», «Маршал Егоров». «Боевые подруги» и др.) к личности бывшего наркома обороны (1925–1940 гг.), его поступкам и словам в годы Большого Террора. Казалось бы, вышеприведенный материал достаточно полно характеризует этого «видного» функционера ВКП(б) – КПСС. И тем не менее, мы будем неправы, ограничившись только изложенным, ибо еще невозможно на сегодняшний день исчерпать до конца, высветить все грани мозаики общественно-политической жизни страны в незабвенные 30 е годы. Как, впрочем, невозможно до глубины, до самого донышка, разобраться во всех сложностях и перипетиях характера человека, его личностных взаимоотношениях с другими людьми.

Роль маршала Ворошилова в советской военной истории получила к настоящему моменту времени достаточно однозначную оценку. Занимая в течение 15 лет пост народного комиссара по военным и морским делам (с 1934 по май 1940 г. – наркома обороны), он, безусловно, внес определенный свой вклад в дело строительства и развития вооруженных сил страны. Надо отметить, что Ворошилов имел неплохие качества комиссара и задатки организатора, которых ему вполне хватало для исполнения обязанностей члена Реввоенсовета армии в Гражданскую войну и даже командующего войсками округа в период сокращения Красной Армии. Но их оказалось явно недостаточно, когда началась военная реформа с ее широкой программой механизации и моторизации РККА, пересмотром устаревших (и устоявшихся) взглядов на способы ведения боя и операции, на взаимодействие родов войск, формы обучения и воспитания личного состава.

К тому же уровень военной подготовки самого наркома и председателя Реввоенсовета СССР совершенно не соответствовал требованиям к руководителю военного ведомства государства. Специального военного образования Ворошилов не имел, да, откровенно говоря, и не стремился к этому, тяготясь своей работой в военведе. Мы уже приводили на этот счет его письмо к Сталину. О нежелании Ворошилова повышать свои военные познания говорит хотя бы тот факт, что он за все двадцать лет межвоенного периода (1920–1940 гг.) так и не удосужился хотя бы раз пройти обучение на Высших академических курсах (ВАК) или КУВНАС (Курсах усовершенствования высшего начальствующего состава). Не говоря уже о программе военной академии. Это был не Петр Первый, который за знаниями ездил даже за границу. Далеко ему было и до Михаила Фрунзе, этого удивительного самородка, талантливого как в теории военного дела, так и в его практике.

Общее образование наркома ограничивалось двухгодичной земской школой. Что же касается военной подготовки, то он, будучи уже два года наркомвоенмором, в 1927 году так оценивал ее: «Я – рабочий, слесарь по профессии, и не имею специальной военной подготовки. Я не служил в старой армии. Моя военная «карьера» началась с того, что в 1906–1907гг. я перевозил нелегально оружие в Донецкий бассейн и там строил вместе со всей нашей организацией большевистские военные дружины»[547].

Известна невысокая оценка В.И. Лениным полководческих «талантов» Ворошилова на посту командующего 10 й армией в Царицыне в 1918 году. В частности, вождь партии отмечал его грубые ошибки в оценке военно-политической и стратегической обстановки, критиковал, критиковал его за приверженность к отжившим формам партизанщины, за пренебрежение к принципам военного искусства и опыту военных специалистов. Особой критике Ленин подверг ворошиловский метод достижения доставленных целей ценою неоправданных потерь в живой силе и технике.

Ворошилов многие годы оставался «на плаву» исключительно благодаря всесторонней поддержке его со стороны Сталина. Только и только поэтому он смог полтора десятка лет занимать должность народного комиссара обороны СССР, хотя с годами, в условиях бурного развития военной теории и средств вооруженной борьбы, все более отчетливо просматривалась его непригодность как руководителя военного ведомства. В этом отношении, на наш взгляд, весьма справедлива характеристика Ворошилова, данная маршалом Г.К. Жуковым. Она приводится в записи Константина Симонова: «Он (Ворошилов. – Н.Ч.) так до конца и остался дилетантом в военных вопросах и никогда не знал их глубоко и серьезно. Однако занимал высокие посты, имел претензии считать себя вполне военным и глубоко знающим военные вопросы человеком»[548].

Маршал Ворошилов не любил касаться темы репрессий против комначсостава Красной Армии в бытность его наркомом обороны, особенно во второй половине 30 х годов. Современники утверждают, что он всячески уходил от нее, если даже такой вопрос задавался ему в прямой постановке. Видимо, чувство личной вины за содеянное все же довлело над его совестью и он, страшась ответственности за невинно погубленные жизни лучших представителей «красных офицеров», все время пытался свалить весь грех на своего патрона – И.В. Сталина. Вот как описывает такие попытки военный историк генерал-лейтенант Н.Г. Павленко: «В начале 60 х годов мне неоднократно доводилось встречаться с Ворошиловым. Он охотно рассказывал о своем жизненном пути, не уклонялся даже от того, как он оказался в одной из пещер Кисловодска на совещании участников «новой оппозиции» во главе с Зиновьевым. Но когда в ходе беседы речь заходила о репрессиях 1937–1938 годов, он как-то сразу тушевался и отвечал на вопросы весьма сдержанно. Однажды я его спросил: сожалел ли когда-либо Сталин о гибели выдающихся полководцев? Вот что он ответил: