– А вы не хотите вместе со мной разобраться, что за список?

– Нет, конечно! – с ужасом воззрился на него Грэм. – Зачем мне знать, как есть, если я знаю, как надо?

Вот, однако, и Ялта. И понятия не имея о том, что его здесь ожидает, он с предчувствием счастья узнал белый амфитеатр, спускающийся к морю: ажурный летний театр, ресторан «На горе» со знаменитой террасой, белые плоские крыши, черные кипарисы и золотой купол церкви святого Николая – покровителя рыбаков, хранителя плавающих и путешествующих. Храни меня, святой Николай.

Ялта начиналась с пригородных дач – чем ближе к центру, тем больше и богаче они становились, – с заколоченных магазинов, пустых кофеен и безлюдных белых дворцов. Город словно вымер. Около бежевого особняка, смутно знакомого по прежним одиноким прогулкам, Ять остановился: вдали послышался топот целой кавалькады. На узких улочках пешему трудно разминуться с конным отрядом; Ять поднялся на крыльцо роскошного двухэтажного особняка и прислушался. Внезапно дверь распахнулась, сильные руки сгребли его в охапку и втащили внутрь. Ять так обалдел от неожиданности, что, увидев перед собой Грэма, уже не удивился: реальность окончательно утратила смысл.

– Грэм, откуда? – только и спросил он.

– Вы что, самоубийца? – запыхавшись, спросил, в свою очередь, Грэм. – Кто ходит по городу в эту пору?!

– Но до темноты еще долго…

– При чем темнота? Гетман объявил комендантский час с трех!

– Какой гетман?

– Вы ничего не знаете? – округлив глаза, спросил Грэм.

– Откуда мне знать, я только из Гурзуфа!

– А разве в Гурзуфе не то же самое?

– Нет, там татары.

– Я мог ожидать, – кивнул Грэм. – Ну, идемте.

– Погодите, вы-то как здесь оказались?

– Идемте, идемте – Грэм потянул его за рукав. – Сейчас чем дальше от дверей, тем безопаснее.

И точно – где-то неподалеку, чуть не напротив, бренькнуло разбитое стекло. Вскоре кавалькада зацокала совсем близко, но всадников Ять не видел: все окна были забраны ставнями и в доме царил полумрак.

– Я вас увидел в глазок, – гордо заметил Грэм. – Еще немного – и я не поручился бы за вашу будущность…

Сухо треснул выстрел.

– О, дум керл! – послышался из соседней залы ворчливый старушечий голос. Ять различил шарканье туфель, открылась дверь, и перед ним предстала невысокая старуха в сером платье и теплой шали. Судя по всему, это была хозяйка дома.

Большевики в Ялте не удержалась – уже в декабре местный градоначальник Терновский предпринял попытку реванша; в ответ из Севастополя явился крейсер «Верный» и учинил небольшую расправу. Власть в Ялте на короткое время вновь получила Таврическая республика, а Терновский спасался в подвале дома, который, словно по молчаливому сговору, избегали разорять все власти.

Впрочем, в середине марта Бог весть откуда явился гетман Чернорудько, пообещавший для начала разобраться с жидами, а потом перевешать и остальных большевиков; тут-то градоначальник и попытался активизироваться, но Чернорудько его не принял, передав на словах, что по-хорошему за сдачу города голодранцам он заслуживает повешения, – а впрочем, пусть убирается: Ялта теперь часть Вольной Сечи, которую гетман намеревался восстановить в границах семнадцатого века. В перспективе он подумывал и о завоевании Туретчины.

Утратив надежду на гетмана, градоначальник Терновский вернулся в спасительный подвал, где уже пережидал внезапную беду глава большевистского правительства Ялты Кропачев. Большевик Кропачев и градоначальник Терновский вынужденно уживались под общим кровом – и, надо заметить, не враждовали. Оба мечтали скинуть гетмана. После бескровного захвата Гурзуфа босяцкой армией эсера Свинецкого к ним присоединился бывший глава гурзуфского большевистского правительства Трубников, который хотел попросить у Кропачева подмоги, но в результате разделил с ним подвал.

А Грэма привел в подвал Свинецкий, давний товарищ по ссылке. Свинецкий как раз приехал в Ялту из Гурзуфа на предмет небольшого экса – и обалдел от множества неожиданностей сразу: во-первых, в городе уже хозяйничал гетман, во-вторых, в нем невесть откуда появился старый приятель Кремнев! Являться на прежнюю квартиру Свинецкому было опасно – его хорошо знали в городе и могли запросто сдать молодцам гетмана; возвращаться в Гурзуф ночью было рискованно. Чутьем опытного конспиратора эсер нащупал в Ялте безопасное место, где все в итоге и встретились – градоначальник, большевик, несостоявшийся диктатор Гурзуфа и беллетрист. В эту-то компанию и попал неожиданно Ять, которому в силу его иудейской внешности – черная шевелюра, нос с горбинкой, – могло капитально не поздоровиться при встрече с гетманским патрулем.

Все это Грэм тут же бегло изложил ему.

– Ночью возможны облавы, – со значением шепнул он. – Обыск тут едва ли будет, но в подвале надежней. Завтра днем попытаемся уйти.

Он представил Ятя хозяйке («Мой друг, известный писатель из Петербурга»).

– Как много едет в этот сезон писателей, – прокряхтела старуха. – Ялта стала модное место, да…

– Ну, идемте в гостиную, – гостеприимно пригласил Грэм. – Я вас сейчас со всеми познакомлю.

Больше всего сборище напоминало пятерку приятелей из только что придуманного рассказа, неведомой силой собранных в приморском городе после долгих лет разлуки. В гостиной при свечах мрачно сидели по углам осунувшийся Свинецкий, толстый и благодушный градоначальник Терновский, никогда не терявший бодрости духа большевик Кропачев, сам рыбак, из бывших матросов, и до смерти перепуганный Трубников; он был уже не рад, что ввязался в большую политику. Свинецкий грыз спичку: табак был на исходе, приходилось экономить. Появление Ятя явно прервало затяжной спор.

– Вы? – вскинулся Свинецкий. – Но ведь я арестовал вас. Побег?

Это «я арестовал вас» выглядело так трогательно в его положении, что Ять почувствовал к нему теплую симпатию.

– Видите ли, – осторожно попытался он объяснить эсеру особенности текущего момента, – история несколько ускорилась. Власть переменилась.

– Значит, вы не бежали, – зажимая бороду в кулаке, мрачно констатировал Свинецкий. – Как были тряпкой, так и остались.

Даже в этой ситуации его больше всего заботил вопрос о воспитании из Ятя истинного революционера.

– Не успел, – виновато признался Ять. – Татары освободили.

– Татары? – вскинулся Терновский. – Восстание? Что вы говорите!

– Да, восстание. Обиделись на закрытие рынка и ночью захватили Гурзуф.

– На Ялту идти не собираются? – с надеждой спросил Кропачев. – Они бы эту суку гетманскую в один укус…

– Не знаю. Пока устанавливают в Гурзуфе свои порядки. Русским на рынке ничего не продают, готовится всеобщее обрезание…

– Кто бы мог подумать! – всплеснул пухлыми руками Терновский. – Такие смирные…

– Революция электризует массы, – важно заметил Свинецкий. – Я рад, что возрождаются национальные движения. Российская империя была тюрьмой для всех народов, кроме русского…

– Вот вам национальные движения! – Терновский мотнул головой в сторону наглухо закрытого окна. – Пришел неведомый хохол и прогнал всех.

– Пролетарии все братья! – стукнул кулаком по колену Кропачев. – Что ж мы, для того русского царя скинули, чтобы у нас гетман сидел? Или, того хуже, мулла? Спасибо вам широкое от рабочего классу, сменяли гуся на порося!

– Сейчас не спорить надо, товарищи, – робко заметил Трубников. – Сейчас думать надо, как татар погнать да гетмана скинуть, а уж там договоримся…

– Нет, не договоримся! – вскинул голову Свинецкий. – С вашими товарищами пытались договориться – они украли революцию, как цыгане крадут ребенка! Мы должны выяснить все между собою сейчас, и только сейчас!

Эта уверенность, что в полутемной ялтинской гостиной решается судьба России, окончательно развеселила Ятя. Он уселся в свободное кресло и приготовился слушать.

– А как вы попали в Крым? – подозрительно спросил Терновский. – С большевистским поездом?

– Это не был большевистский поезд, – веско пояснил Грэм. – Не верьте слухам. Я тоже прибыл этим поездом, но с особой миссией.