Именно блондиночка резво вырвалась вперед, ухватила его за руку:

– Господин Тулупов, извините, бога ради, за этот печальный инцидент. Наша организация непременно разберется, что это – головотяпство или рука Москвы…

Гл аза у нее были красивенькие и глупенькие.

– Да ладно, – великодушно отмахнулся Костя. – Забыли уже. Извините, мы тут парой словечек перемолвимся…

Он взял Скляра повыше локтя и отвел в сторону. Тот спокойно шел – высокий такой мужик, поджарый, несуетливый, чем-то неуловимо похожий то ли на мало пьющего комбайнера, то ли на справного механика какой-нибудь автоколонны. Пролетарий от сохи, одним словом, по первому впечатлению – обстоятельный и мастеровитый работяга, мечта одиноких бабенок средних лет…

Если только не заглядывать в засекреченные досье, где рисуется несколько иной облик бывшего десантного капитана бывшей непобедимой и легендарной, после распада Союза очень уж быстро проникшегося «жовто-блакитными» идеями в их самом крайнем выражении, претворявшимися некогда в жизнь Бандерой и Коновальцем. И закрутилось. Бывший капитан отчего-то особенно прикипел душою к дудаевским орлам, а потому засвечивался то в Абхазии, то на нелегальной переброске стволов из третьих стран, в прошлую чеченскую кампанию был почти что в руках, но ухитрился выскользнуть.

А впрочем, критически рассуждая, одиноких дамочек вряд ли остановило бы и досье. Им-то какое дело до того бедолаги, которого молодчики Скляра располовинили бензопилой в Абхазии, до прочих трупов, оставленных экс-капитаном с той самой обстоятельной мастеровитостью? Женская душа – потемки…

– Ну? – спокойно сказал Скляр.

– Баранки гну. Ты во что меня втравил?

– Я? – Скляр невозмутимо поднял бровь.

– А кто же еще? Эти тихари меня подловили аккурат на выходе из ювелирки. Куда я, между прочим, по твоей просьбе ходил. Сделал одолжение, надо же…

– Брось. Обошлось же.

– Обошлось? – Костя подпустил в голос блатной истерики. – А ты знаешь, что их чухонский полковник мне лепил? И питерскую братву припомнил, и погоняло настоящее назвал, и много чего еще… Не люблю я такие совпадения…

– Пакет при тебе? – так же спокойно спросил Скляр.

– Нет, пропил! – огрызнулся Костя, сунул руку в карман и на ощупь высвободил орден из мятой бумаги. Так и подал, без пакетика. – Держи свою цацку…

Тебе кто разрешал разворачивать? – тихо, недобро спросил Скляр тоном, совершенно не годившимся в разговоре с бравым питерским братком.

– А я и не разворачивал. Нужны мне твои побрякушки… Это тот старый ежик, ювелир, совал мне под нос и хвастался, как он все чисто сделал. А я глазами хлопал, я ж понятия не имею, чтоґ он там должен был делать… Что, вот кстати?

– Не твое дело. – Скляр проворно сунул орден во внутренний карман куртки. – Забыли. Понятно?

– У меня к тебе ма-ахонькая просьбочка, – сказал Костя вовсе уж недружелюбно. – Ты ко мне больше с просьбами не лезь. Усек, усатый? Тебе делаешь одолжение, как человеку, а ты потом цедишь через губу, словно лишнюю шестерку нашел. Да у меня в Питере такие, как ты, за моими блядями «тампаксы» выметают…

Он добросовестно выполнял инструкции Каюма: поссориться со Скляром по любому удобному поводу, зацепиться за все, что только возможно, вынести конфликт на люди (имелся в виду, конечно, здешний сплоченный коллектив). Увы, повода никак не подворачивалось – зато теперь какой роскошный появился…

– Что-о?

Ты глазами-то не сверкай, не сверкай, – сказал Костя, всем своим тоном выражая презрение к собеседнику. Благо по легенде он, ясное дело, представления не имел, кто такой Скляр и сколько на нем жмуриков. – У меня в Питере, говорю, такие, как ты, сосали да причмокивали…

Краем глаза он зорко следил за верхними конечностями Скляра и легко перехватил правую, едва она рванулась к физиономии. Чуть вывернув кисть приемчиком, которого Скляр определенно не знал, с тем же хамским напором прошипел:

– Костями не махай, чмо, а то поломаю, как сухую макаронину. Сидишь тут, чухонкам попки гладишь, пока путевые ребята для тебя рискуют…

Он видел, что Скляра проняло всерьез. Как многие, прошедшие и Крым, и Рым, Скляр никак не мог похвастать крепкими нервами и заводился с полоборота. Костя с удовольствием наблюдал, как «пан сотник» на глазах бледнеет от ярости.

– Это ты-то рискуешь? – сквозь зубы, все же пытаясь держать себя в руках, шепотом сказал Скляр. – Чем рискуешь, бандюга? Триппер поймать? Попался б ты мне в Абхазии, собственные яйца сжевал бы без соли и перца…

– Ну, я б тебя в Питере тоже не чаем с какавой поил бы… Ты мне зубы не заговаривай своей Абхазией, скажи лучше, как вышло, что аккурат после твоего порученьица меня заграбастала здешняя Чека, и откуда они обо мне столько знали? У нас тут все схвачено. Пока работали сами, не было ни хлопот, ни печалей, а как только с тобой связались…

Он давно уже взял на полтона ниже, чтобы не перегнуть палку и не доводить до драки в общественном месте, – к ним и так уже опасливо приглядывались чистенькие, чинные прохожие, а на углу к тому же маячил полицай.

– Тебя же отпустили?

– Ну, отпустили. А откуда они обо мне столько знают?

– Уймись, дурак, – сказал Скляр, чьи мысли, похоже, двигались в том же направлении. Он тоже покосился на прохожих и полицая. – Мне, наоборот, нужно было, чтобы ты принес эту штуку, – он легонько похлопал себя по карману, – без всяких инцидентов…

– Темнишь ты что-то, хохляндия, – сказал Костя с таким видом, словно уже остыл и помаленьку отрабатывал назад. – Тоже мне, важное дело – орденок. В Питере и не такими на каждом углу торгуют…

– А за «хохляндию»…

– А за «бандюгу»? Ты что, дядя, прокурор? Ты ко мне статью прикладывал? Или доказательства имеешь?

– Ладно, замяли, – отмахнулся Скляр.

– Замяли-то замяли, но с Джинном я своими соображениями нынче и поделюсь.

– Это какими, интересно?

– Да всякими, – сказал Костя многозначительно.

– Полная твоя воля, не смею препятствовать.

«Порядок, – подумал Костя. – Как писали в старинных романах, граф и маркиз расстались врагами, пылая благородным гневом…»

Скляр хотел еще что-то сказать, но в кармане у него залился пронзительными трелями мобильник, и он, досадливо отмахнувшись, отвернулся, отошел подальше, на ходу прикладывая телефон к уху.

Костя проводил его острым, быстрым взглядом. «Пан» Скляр вряд ли подозревал, что не так уж и далеко, по ту сторону границы, работала хитрая аппаратура, державшая под круглосуточным надзором в числе других и этот самый мобильничек. Электромагнитные поля не признают границ и суверенитетов, не делая исключения и для этой малость шизанувшейся на своем суверенитете и национальном самосознании кукольной республики. Километрах в пятидесяти отсюда уже писали разговор, а может, и вычислили к этому времени Склярова собеседника, звони он хоть из Антарктиды. За здешнюю компанию взялись всерьез, а это сулило компании массу сюрпризов…

Насвистывая, он вернулся к машинам, мимоходом подмигнул очаровательной белокурой активистке, запрыгнул в «ровер». Каюм рванул с места в хорошем стиле боевика – с визгом покрышек. Полицай в белых ремнях бдительно погрозил ему пальчиком.

– Везет операм, – сказал Костя. – Машинку ему подобрали нехилую, золотишком увешали. А мы, грешные, как пешком улицы полировали, так и полируем…

– Положение обязывает, – щурясь, сказал Каюм. – Я мало того, что авторитет, еще и лицо, так сказать, идейно приближенное. Молодой, растущий кадр, ваххабит казанский. А вы двое – бандюки, через границу оружие прете, пехота…

– Вот я и говорю…

На очень короткое время, в несущейся машине, эти трое могли быть самими собой – оперативником ФСБ, коего долго и старательно вводили в окружение Джинна, и его охраной, его прикрытием из широко известного в узких кругах отряда «Вымпел». Надо отметить, что бывают ситуации и потруднее: когда спецназовцы не знают, кого именно они прикрывают, – под наблюдение взяты несколько объектов, и точка, можно гадать до скончания века, кого именно нужно беречь, а с кем, поступи вдруг приказ, сделать все наоборот. Иногда вплоть до конкретного распоряжения начальства так и не угадаешь, кто есть кто. Здесь, слава богу, без всяких недомолвок – трое в одном флаконе, что твои мушкетеры…