Франческа округлила глаза, но Мариэтта знала – у младшей сестры нервы тоже натянуты от напряжения.

В этот момент дверь открылась и вошла женщина, которую они все с таким нетерпением желали увидеть.

На пороге Афродита на мгновение остановилась. Возможно, это была привычка, усвоенная в молодости, когда для заработка было так важно оказаться замеченной, а может быть, в этот момент она тоже волновалась. Черный шелк и бриллианты придавали ей какой-то мистический вид, она была словно персонажем мрачной сказки, и неожиданно Мариэтте захотелось быть точь-в-точь такой, как она.

– Мариэтта, Франческа, идите, познакомьтесь с матерью. – Голос леди Гринтри был таким же спокойным, как и всегда, но даже в ее улыбке чувствовалась некоторая скованность. Она была матерью сестрам с тех пор, как Мариэтте исполнилось два года, а теперь ей приходилось уступать дорогу другой матери. Однако все считали, что в жизни сестер ничего не изменится – Афродита лишь просила, чтобы дочерям позволено было узнать о ее существовании.

Испытывая смущение, Мариэтта направилась к Афродите.

– Мэм, – проговорила она и присела в реверансе.

Афродита порывисто протянула к ней руки:

– Боже, какой красавицей ты выросла! Правда, ты и прежде была красивым ребенком...

– Мэм. – Франческа оставалась на почтительном расстоянии, видимо, не испытывая порыва энтузиазма Мариэтты.

– Франческа, дитя мое! Столько времени прошло...

Но Франческа так и не вышла вперед, а вместо этого оглянулась на дверь, явно желая поскорее оказаться где-нибудь в другом месте; зато Мариэтта не ощущала такого беспокойства.

В глазах Афродиты стояли слезы: как-никак она снова обрела своих дочерей, снова почувствовала себя матерью.

Мариэтта улыбалась во сне. Неужели она и правда была так молода? От ее тогдашнего образа до нынешнего, кажется, далеко, как до луны. Постепенно воспоминания сменились сном, в котором она парила высоко над Лондоном, только в этот раз ее не поддерживал в воздухе газовый баллон. Потом она ехала в карете, запряженной четверкой крылатых лошадей, и уже это было необычно, но еще необычнее было то, что она сидела рядом с Максом, лордом Роузби, и он целовал ее пальцы.

– Мы направляемся на венерин холмик, – заговорщицки проговорил он, – тебе там понравится.

Мариэтта наслаждалась необычной фантазией, как вдруг какой-то звук вернул ее в кресло в гостиной. В вестибюле послышались голоса, они приближались, а затем она услышала крик и топот.

Мариэтта быстро села, а когда окончательно вернулась в реальность, поднялась с уютного кресла и поспешила к двери. Хотя Добсон запретил ей покидать комнату, она решила, что его слова не распространяются на чрезвычайные ситуации.

Открыв дверь, Мариэтта увидела весьма странную картину. Добсон стоял на коленях и прикладывал большой кусок полотна к ране распростертого на полу мужчины. Рядом стоял слуга, держа за руку уличного мальчишку. Дверь на улицу была широко распахнута, в нее задувал холодный ветер.

Мариэтта быстро подошла к двери и закрыла ее, затем приблизилась к раненому, намереваясь спросить Добсона, нужна ли ее помощь... И застыла на месте. Кожаные ботинки, темные брюки, пиджак, запачканный кровью.

Неужели это Макс?

Ее сперва бросило в холод, затем она почувствовала жар. Комната утратила четкость, и ей с трудом удалось не потерять сознание. Лицо Макса неестественно побледнело, волосы спутались.

– Что это? – прошептала Мариэтта.

– Видите ли, посыльный нашел его на улице, – проговорил Добсон, не поднимая глаз.

Мариэтта вспомнила, как Макс держал ее руку в своей, прикасался губами к ее коже, и его темные глаза обещали ей все, что только она пожелает.

– Несчастный случай? Драка? – Только теперь Мариэтта заметила рану на виске Макса.

– Боюсь, здесь что-то другое. Взгляните на руки. Похоже, его застали врасплох.

Мариэтта коснулась большой руки Макса – она была холодной как лед.

– Видите, на суставах нет царапин? Значит, он не дрался. Думаю, на него напали без предупреждения.

– Но кто мог поступить столь жестоко?

– Да кто угодно.

– Отпустите меня, – неожиданно подал голос стоявший в стороне мальчишка.

Подняв взгляд, Добсон хмуро уставился на него:

– Ты что-нибудь видел?

– Ровным счетом ничего. Джентльмен лежал на земле, и я узнал его, потому что пару раз видел около клуба.

Добсон кивнул:

– Ты правильно поступил. Хорошие дела вознаграждаются, помни об этом. – Он взглядом подал слуге знак. – Отведи его к мадам и скажи, чтобы ему дали крону. А мы отнесем джентльмена наверх и уложим на кровать – незачем ему лежать здесь на холоде.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спросила Мариэтта. Добсон оценивающе взглянул на нее:

– Вы справитесь с перевязкой, мисс? В свое время я делал это во время сражения, но с тех пор много воды утекло...

– Я... я справлюсь. – Мариэтта больше всего боялась, что ей откажут.

– Хорошо, идите за мной.

Призвав на помощь лакея, Добсон отнес Макса наверх в аккуратную комнату в дальнем конце галереи, чистую и просто обставленную. Впрочем, подумала Мариэтта, почему она должна ожидать чего-то шокирующего?

Пока слуга разводил огонь, Добсон и лакей разули Макса, а Мариэтту послали за теплой водой и новым полотном. К моменту ее возвращения Макс лежал в постели. Она тут же принялась очищать рану на голове от засохшей крови. До этого Мариэтта даже представить не могла, насколько сильно вьются его волосы и какие они длинные. Ей было очень жаль даже те несколько прядей, которые пришлось срезать, чтобы добраться до раны.

Сила, с которой ударили Макса, говорила о том, что его скорее собирались убить, чем просто привести в бесчувственное состояние, и Мариэтта высказала Добсону свои сомнения, но он лишь пожал плечами, а затем предположил, что некоторым мужчинам все равно, кого бить.

– Надеюсь, доктор скоро придет. – Мариэтта нервно сжала руки. – Кровотечение остановлено, рана чистая, но я не знаю, что делать дальше.

– Сперва нужно зашить рану, – произнес Добсон тоном знатока, – а потом пустить в дело пиявок.

Мариэтта согласно кивнула.

– Как думаете, шрам останется? Жаль, если он испортит такую внешность.

Добсон изумленно поднял бровь, и Мариэтта почувствовала, что краснеет.

– Ну, если все сделать как следует... А даже если и останется, некоторые женщины любят мужчин, у которых есть один-два шрама – их считают очень опытными, повидавшими мир.

Мариэтта дотронулась до волос и аккуратно отодвинула их от раны; при этом Макс не издал ни звука. Тем не менее, его дыхание было затруднено, и он был ужасно бледен; ресницы на его бледных щеках казались темными полумесяцами. Теперь он вовсе не казался ей мужчиной с воздушного шара или Максом, заставившим ее испытать трепет, когда рассматривал ее ладонь. Вид у него был беспомощный и совсем не геройский.

Внизу раздались шаги, и вскоре в дверях появился доктор. Похоже, его вытащили из постели всего пару минут назад. Едва кивнув Добсону, он сразу приступил к осмотру пациента.

– Хм... скверно, – прокомментировал доктор, тыкая зондом в рану с такой силой, что Мариэтта поморщилась. – Тот, кто это сделал, явно перестарался. Теперь рану придется зашивать, и лучше это сделать, пока он без сознания. Боюсь только, как бы потом не возникли контузия, опухоль или внутричерепное кровоизлияние.

– Может, стоит сперва отвезти лорда Роузби домой? – почтительно поинтересовался Добсон.

– Нет-нет, лучше всего оставьте его там, где он сейчас, – больному надо как можно меньше двигаться. Пусть он хорошенько выспится, а когда проснется, дайте ему воды или бульона. Разумеется, кто-то должен постоянно за ним присматривать: его нельзя оставлять одного.

Затем доктор приказал Мариэтте неподвижно держать голову Макса, пока он, зашив рану, накладывал свежую повязку. Только после этого Макс моргнул и открыл глаза.

– Мисс Гринтри? – Он озадаченно смотрел на Мариэтту, потом перевел взгляд на доктора.