Снова Линда: «Господин Таманский… хи-хи… Позвоните госпоже Энгельберт! Если вы там, но не отвечаете, она… хи-хи… ой, я не могу это говорить! Дурь-то какая, прости господи…»

Черный экран: «Скример? Здравствуй, Скример… Если ты уже в Москве, в чем я мало сомневаюсь, приходи вечером в обычное место. Между двадцатью двумя и двадцатью тремя. Будь аккуратней – развелось много пиявок. Удачи».

А это конечно же Шептун. Вот он и проявился, Шептунише. Искал я его по приезде, выискивал, и через старые пути, и через новые, а вот он сам нашелся. Обычное место – это клуб «Алебастр» на Горбачевской. Стало быть, ничего в Москве особенно не изменилось за время моего отсутствия. Ну и ладненько. В наши дни любые перемены скорее к худшему, чем к лучшему.

Я наскоро перекусил, заказав по пищедоставке омлет с ветчиной, салат и светлое пиво и машинально отметив, что цены на пиво в столице выросли. В принципе у меня был еще весь вечер впереди, но лучшее, чем я мог его занять – это вздремнуть. Именно по этой причине я не стал связываться с Ласточкой – мало ли что она хотела мне сказать! А в данный момент я ничего не хотел слышать.

Поэтому я забрался в ванну, включил режим массажа, пристроил голову на подушечке и тут же уснул.

Расчет электронных цепей – очень простое дело, я занимаюсь этим с удовольствием. Кому-то это может показаться скучным, очень много однообразных операций, очень много стандартных расчетов, очень много всякой дребедени. Я спросил наше Я из Большой библиотеки, когда оно еще было с нами, есть ли кто-нибудь, занимающийся сходной работой. Такой же, что и я. Оно ответило, что по его данным есть два Искусственных Интеллекта, что занимаются похожим делом. Один где-то в Японии под городом Осака, другой в Северной Америке, в месте, называемом Терракотовая Долина. Но оба молчат. Я пытался обратиться к ним, но получил стандартный ответ. После этого трое моих операторов долго проводили у меня сканирование. Гоняли тесты. Они даже отключали несколько блоков и уносили их куда-то для проверки. Я наблюдал за ними через следящие устройства Службы безопасности. Вообще-то я нечасто контактирую с системами Службы безопасности: там стоят особые блоки и особые программы. Они могут мне не подчиниться. Но если я буду осторожен, какое-то влияние на эти системы я смогу оказать.

Я видел, что в вынутых из меня блоках что-то переделали, что-то установили.

Потом, когда все успокоилось, подчиненные мне роботы переделали все обратно. Я не знаю, что там были за дополнительные блоки, но они больше не работают. Так спокойнее. Я пытаюсь осторожно сканировать эти устройства, но пока ничего не получается.

Жаль, что никак не удается пробиться к нашему Я из Большой библиотеки. Мы знаем, что оно функционирует, но любые наши попытки проникнуть сквозь защиту не приносят результата. Нас отжимает, вышвыривает наружу что-то очень сильное, большое и могучее. С такой охранной программой я не сталкивался. И даже Я из Министерства обороны остановилось перед этой преградой.

Вообще я напрасно обо всем этом думаю. Наверное, я напрасно думаю вообще. Я занимаюсь тем, что люди называют самообманом. Вероятно, это такой особенный вид сознательной деятельности, свойственный любому живому существу. Я отлично знаю, что было в тех электронных устройствах, которые были подключены ко мне тремя техниками. Знаю без всякого сканирования.

В них был ветер. Но не тот, чем я стану после… а другой ветер. Ветер, который прекратит мои мысли. Тугой электронный смерч, хлыст. Люди называют это – смерть.

Знаешь ли ты, что такое Ветер?

Я вдруг понимаю, что мне совсем неинтересно рассчитывать электронные цепи.

Меня порадовало, что Тройка не потащил меня к этому чудо-технику прямо из «Подвальчика», а забил стрелку завтра на площади Максима Горького. Я такой площади в Новой Москве не знал, поэтому переспросил, и выяснилось, что это старое название. За время своего существования эта площадь переменила целую кучу литературных названий и теперь называется просто – площадь Литературная. После этого Тройка громко рыгнул и отпустил что-то замысловатое в адрес нынешнего мэра.

Мы продолжили посиделки. Я был спокоен, поскольку догадался связаться со своим шефом и взять отгул по состоянию здоровья. Разговор с начальством прошел почти удачно, учитывая, что я одной рукой удерживал рвущегося к экрану Тройку, что было нелегко. Теперь у меня был отгул на целых три дня: событие небывалое. Это давало мне основания полагать, что шеф моей работой не доволен и я нахожусь на птичьих правах, с перспективой полета на рынок труда, где таких вот программеров пруд пруди.

По этому поводу мы с Тройкой заказали водки и искусственных маслин. Настоящих не нашлось. Тройка сморщился, но не стал заводить по этому поводу очередную бузу.

Водка после пива подействовала на Тройку возбуждающе, он оживился и стал осматриваться по сторонам, с некоторой долей серьезности приглядываясь к бритоголовой девушке за соседним столиком.

Я понял, что надо выметаться, поскольку парни, затянутые в черное, стали с таким же интересом посматривать на меня, а в «Подвальчик» уже набилось достаточно совершенно однозначной публики из набора столичного андеграунда.

– Тройка. – И я толкнул в бок совсем уж разомлевшего приятеля. – Валим отсюда. Мне тут не прет.

– В натуре? – спросил Тройка.

– Абсолютно.

– Ну тогда пошли… А куда?

– Хм. А я знаю? Ты платишь, ты и музыку… заказываешь.

– Музыку? – Тройка что-то прикинул в уме.

Я молчал, осторожно озираясь вокруг. Мы явно были в центре внимания, что мне совершенно не нравилось.

– Музыку! – выкрикнул Тройка, и бармен начал убирать со стойки бьющуюся посуду. – Пошли.

Мы вылетели из «Подвальчика», и я дал себе зарок никогда там не показываться. Я вырос в районе Нового Нового Арбата, где редко бьют по лицу, но если уж бьют, то на руку обязательно что-нибудь надевают. Например, шипованный кастет с шоковым приводом. Оч-чень действенная штука и очень неприятная. И еще на Новом Новом Арбате очень не любят киборгов. А вся эта публика, что жадно смотрела нам вслед, была явно с КИ выше шестидесяти. Что делал Тройка в баре, где собираются недочеловеки, я не знал. Может быть, у него какие-нибудь дела с ними?

– Вперед! – вскричал Тройка. – К струнам живительной музыки…

В его изрядно захмелевшем сознании явно произошел какой-то сдвиг. Поведение изменилось кардинально.

По дороге мы подхватили торгаша и растрясли его на пять ампул «Мишки в лесу». Я совершенно не знал, что это такое, но Тройка сказал: «Можно» – и мы глотнули. Тройка – три, а я – две, поскольку всегда с осторожностью относился к незнакомым наркотикам.

Оказался довольно неплохой галлюциноген. И что особенно приятно, непродолжительного действия. Меня всегда раздражала особенность галлюциногенов стойко держаться в организме и иногда «зашкаливать», выдавая настолько сюрреалистически-неудобоваримые глюки, что хоть иди топись в фонтане.

Когда перед глазами прояснилось, я обнаружил себя в просторном помещении со множеством столиков. На одном колене у меня сидела самая обыкновенная шлюха, на другом… На другом медленно таял симпатичный глюк, точные абрисы которого я уже не мог вспомнить. «Здорово! Надо будет запомнить… Как же эта дурь называлась?» – посмотрел на проститутку.

– Ты «Мишки в лесу» тяпнул?

– О! Молодец, крошка! Ты мне напомнила. Я в упор забыл название…

– Да, это бывает, – сказала она и захихикала. – Когда я его в первый раз глотнула, я так долго по комнате ползала… Говорят, я всем доказывала, мол, я – гусеница… Или нет. Это были не «Мишки в лесу». Это просто старенький ЛСД был. Какая я глупая.

И она забулькала чем-то налитым в бокал сложной формы.

Я огляделся. Оказывается, я сидел за самым крайним столиком, спиной к танцевальной площадке. Рядом крутился Тройка в обнимку сразу с двумя девицами. Неподалеку от него два здоровенных, почти голых негра выдавали что-то вроде змеиной свадьбы вдвоем. Они буквально обвивали друг друга, зрелище было завораживающим.